— Ну что, нашла ты последнюю Фурию? — спросил Хозяин.
Она сжалась вся, но взгляд отвести не смела, только кивнула, подтверждая, что да, нашла, но лучше бы не находила, на самом деле.
Тогда мужчина чуть улыбнувшись, холодно и жестоко, совсем как Кровавый Владыка, подошёл к ней и коснулся её лба, врываясь в разум подобно ледяному кинжалу, просматривая её воспоминания.
Ему было не важно, насколько больно было ей.
Главное — результат.
— Вот оно что… — прошептал довольно её Хозяин.
***
Мирослава, качая головой, вспоминала, как ещё вчера с тревогой всматривалась в небо, силясь заметить в нём тревожную чёрную точку, которой поначалу казался Драконий Владыка.
— Ты боишься его? — отвлёк её от мыслей тогда обеспокоенный голос Радмира.
Девушка задумалась.
Боялась ли она Арана?
Скорее всё-таки нет, ведь лично ей он не мог сделать ничего, ибо Видящие и их Хранители были во все времена неприкосновенными, но вот причинить вред Берсеркам в порыве гнева он мог, а это было… нежелательно.
— Опасаюсь, — честно признала она.
— Почему?
Мирослава ответила не сразу, пытаясь подобрать слова.
— Ты… поймёшь, когда увидишь его, — ответила она, наконец. — Я не могу это описать. Таких слов нет.
— Ты уверена, что мы должны заключать с ним союз? — вступил в разговор неожиданно оказавшийся за спинами брата и сестры Дагур, тоже с тревогой всматривавшийся в небо.
— Только так, — покачала головой девушка. — Скоро случится страшное, и он будет действовать только по принципу «кто не с нами — тот против нас».
— Ого.
Кажется, это впечатлило Дагура.
Псих.
— Тебе понравится Аран, — улыбнулась приободряющее Мирослава своему Вождю. — Вы в чём-то похожи.
Но изначально всё пошло не так.
Точек оказалось две.
Аран прибыл к Берсеркам вместе со своим младшим братом, гордо восседавшим на ещё одной Ночной Фурии, обладающей удивительно проницательными глазами цвета солнца, и люди приняли к сведению — сын Стоика жив, здоров и неплохо себя чувствовал, по всей видимости.
И он не боялся поворачиваться спиной к дракону.
К Фурии.
И Тагуш, как называл этого Сына Ночи мальчик, был послушен Магни, пусть это была лишь демонстрация, ведь мысленно именно дракон советовал ребёнку, как лучше поступить в той или иной ситуации, как себя вести и что лучше сказать, наглядно всё показывая и растолковывая, почему, зачем и как.
Фурия-нянька.
Очаровательно.
Зато Тагуш очень почтительно поклонился и Венту, как Хранителю, и самой Мирославе, как Видящей, не выразив ни словом, ни жестом пренебрежения или, Небо упаси, брезгливости.
Он, явно опытный и знающий, на равных разговаривал с любопытным мальчиком.
И это было очень показательно.
А уж когда Магни увидел Дагур… Эту картину надо было запечатлеть в веках!
Друзья не посмотрели ни на то, что мужчина в отцы мальчишке годился, ни на то, что все они тут собрались для важных, решавших судьбы народов, переговоров, и радовались неожиданной для Берсерка встрече оба, как дети малые.
И обсуждали какие-то свои дела.
Всё-таки неопределённость в судьбе сына возлюбленной тяготила Дагура, пусть он и старался не показывать этого, но от Мирославы нельзя было ничего скрыть.
Свою способность видеть людские души словно насквозь она только развивала с годами.
Не просто так же её Видящей называли.
Но ещё более шокирующим для психики её вождя был момент, когда Аран откинул на плечи капюшон и поприветствовал Дагура.
Тот узнал в нём Иккинга моментально.
В отличие от любого другого человека, с которыми были знакомы и Иккинг, и Аран, Дагур с пониманием отнёсся к объяснению о том, что, собственно, сына Стоика тут уже давно не было, а был только Брат Фурии.
И к смене имени.
И ко всем действиям, направленным против Охотников на драконов.
Как там тогда сказал Дагур, обрадованный тем, что парнишка, перед кем он ощущал вину, оказался жив, пусть и в несколько видоизменённом варианте?
«Аран защищал свой народ! То, что это драконы, — ничего не меняет».
Нашли два психа друг друга.
Кажется, Мирослава нечаянно поспособствовала образованию крепкой дружбы двух людей, много лет назад едва ли способных представить, что этим всё кончится.
Мда.
В общем, сами переговоры прошли благополучно, Аран вместе с Магни уже собирались отправляться к себе на Драконий Край, но тут парня остановила Мирослава.
Девушка не понимала тогда, какие последствия повлекут за собой её слова, но решилась-таки рискнуть и попытаться заставить Арана одуматься, взяться за ум и увидеть, что всё, им творимое, — не правильно.
Что он потом будет жалеть.
— Будь осторожен, Страж, сила, небом подаренная, разум отнимет, — сказала она ему тогда.
Он только кивнул как-то горько, чуть прикрыв глаза.
— Я это уже понял, Видящая, — ответил он со вздохом. — Но не знаю, что мне делать с этим. Я словно не контролирую себя.
Какое-то отчаяние, минутным просветлением окутавшее Арана, стало заметно на его лице, блеснуло в его глазах.
— Битва тебя ждёт, — покачала головой Мирослава, горько поджав губы.
— Я знаю.
— Отпусти себя, дай выход своим гневу и боли, и отпусти своих врагов, — сказала она, вспоминая, как много лет назад уже говорила нечто подобное. — Прости их, позволь им уйти с миром. В новую жизнь.
Парень усмехнулся.
— Быть быстрым и точным?
— Вспомни, с чего ты начинал, — практически умоляла Мирослава. — Вспомни, ради чего и ради кого ты всё это делаешь.
Она уже видела — уговаривать бесполезно.
От этого становилось больно.
Парень пусть и не был полностью виноват в сложившейся ситуации, всё-таки тут сложилось множество факторов, но это не отменяло того факта, что за всё потом ответственность нести придётся всё равно ему.
Что бы он не натворил.
А Аран надолго задумался, прикрыл глаза, жестом послав Магни к Тагушу, который в этот момент вместе с Араном о чём-то разговаривал с Венту в сторонке.
— Ради своей семьи, — ответил он наконец.
Мирослава долго смотрела в глаза парню.
— Будь милосердным, — почти прошептала она, уже не особо надеясь на успех. — Ты стал слишком жесток. Непозволительно.
Аран, на удивление, только кивнул согласно, но отчаяние с его лица никуда не делось — только усилилось, стало практически физически ощутимым, и от этого становилось только страшнее.
— Я не буду оправдываться, ведь оправданий мне нет — но исправлять все… меня опять предали, Мирослава, — сказал он с горечью. — Мне больно.
— Не мсти им, — опять покачала головой девушка. — Не стоит. Они сами сгорят, по собственной вине.
— Они сами выбрали этот путь?
— Сами.
— Пусть будет так, — кивнул решительно Аран и с благодарностью посмотрел в глаза Мирославе.
— Иди с миром, Страж. Но не давая огню в твоём сердце ослепить тебе глаза.
Уже потом, стоя на всё том же месте, девушка, замерев, просматривала вероятности сегодняшнего дня, поддавшись своим предчувствиям, и, очнувшись, только вздохнула устало.
— Как жаль, что мы сегодня видимся не в последний раз.
Её слова разнеслись над засыпавшей деревней, так и оставшись никем не услышанными.
***
Буря всегда, с самого своего детства, когда ещё мать погибла, и заботиться о ней стал отец, Грозокрыл, с самого момента, когда они попали в Гнездо Великого Смутьяна, знала, что отличалась от других драконов даже собственного вида — она была Стражем.
Причина зависти и исходящего из неё плохого к ней отношения.
Все эти птенцы были уверены, что это так круто и увлекательно быть Одарённым, и так занимательно быть хоть в чём-то похожим на таких непостижимых, таинственных и высокомерных Фурий.
Они считали, что это было нечестно.
Что лучше бы они были Стражами, а не Буря.
Но что они, эти наивные, понимали в трудностях бытия Одарённым, и тем более — конкретно Стражем?