Он тоже тогда был виноват, безусловно.

Но именно предательство Астрид, коим считал по отношению к себе этот гнусный поступок девушки Аран, стало первым камушком, который, сорвавшись, повлек за собой страшный камнепад, погребший под собой столько судеб и столько жизней.

Все ведь могло бы быть совершенно иначе.

Ему просто не дали тогда времени, не дали понимания и возможности объясниться, рассказать людям правду о том, что же происходит на самом деле, об истинных причинах войны.

О, по сути, невиновности драконов.

Но его не стали бы слушать.

Конечно, его точно никто не стал бы слушать и даже слышать, ему бы не позволили просто сказать эти вещи, которые разрушили бы привычный уклад жизни племени, которые сломали бы их картину мира и заставили бы чувствовать себя хоть чуть-чуть виноватыми.

Именно с Астрид все началось.

Не ею ли все закончится?

— Но как такое возможно? Ты ведь погиб… — лепетала жалко девушка, растеряв всю свою суровость и браваду. — Не верю.

— Тебя, Астрид, никто и не заставляет верить, — насмешливо ответил Аран, явно оказавшийся хозяином положения, ведь сейчас именно он находился на своей (или почти своей, принадлежащей его вассалам, вообще-то, а значит и ему в коей-то степени) территории.

— Но… как?

Однако…

Переживала всё-таки.

Аран всматривался в глаза девушки и все никак не мог понять, что же тут было не то, ведь даже в воспоминаниях Сатин, пусть там образ Хофферсон был размыт и не ясен до конца, она была другой.

Более решительной, что ли.

Более… боевой?

Сейчас гордая воительница вряд ли напоминала себя прежнюю — она была растеряна, напугана.

Сломлена.

Вот…

Вот оно!

Она сломалась.

Как и предвещала ей когда-то Мирослава, гордая воительница, подобная вековому дубу, не смогла вынести шторма, той грозы, в которую попала, и Аран не море имел в виду.

Вульф Одноглазый, насколько было Арану известно, был не только отцом Инги Хеддок — он был дядей Астрид.

Частью её семьи.

Неужели пошатнулась у Хофферсон вера в непогрешимость и едва ли не святость Стоика после того, как его бесчинства, достойные неразумных диких зверей, хищной стаи, а не людей, коснулись кого-то, на кого ей не было плевать?

Как удобно быть избирательно слепой.

Как легко смотреть на мир с широко закрытыми глазами.

Впрочем, все это были проблемы Астрид, которые теперь не касались Арана, ведь она никогда не была и никогда не будет частью его семьи, одной из тех немногочисленных дорогих ему людей.

Она могла стать таковой, да.

Много лет назад он жаждал этого, как ничего иного — впечатлить своими умениями талантливую воительницу, занять достойное место рядом с ней, показать ей этот удивительный и прекрасный мир.

Она сама всё разрушила.

То, что он не стал мстить, не означало того, что он простил.

Такое не прощают.

— В одном ты права, Хофферсон — Иккинг, которого ты знала, уже много лет мертв.

Непонимание изобразилось на лице девушки.

Вот же он, Иккинг, прямо перед нею стоял, и в то же время яростно утверждал, что он мёртв, что его — просто не существовало, и не стоило называть его этим именем.

Она забыла, что они — уже давно не дети.

И не мечтательные юнцы, перед которыми вся жизнь, которые верили в то, что смогут изменить мир, сделать его лучше.

— Но почему? Почему ты всё это делаешь? Я не могу поверить, что ты стал таким…

Нет, все-таки забавная она.

И понимала, что происходило, и не могла понять — кто он или что он такое.

То, что Астрид, по всей видимости, за время, проведенное на Кальдере Кей, расслабившаяся и привыкшая жить мирно — к хорошему быстро привыкаешь — никак не могла собраться, взять себя в руки и стать прежней, знакомой ему по детству своему, Хофферсон, расстраивало даже.

Пусть подобное состояние девушки было на руку Арану — он мог не так напрягаться, считывая мысли и образы из разума девушки.

— Не складываются в голове образы безжалостного воина и миролюбивого мальчишки?

— Как?

Это начинало бесить.

— Твой разум для меня — открытая книга.

О, а вот теперь хоть какие-то изменения, хоть какие-то новые эмоции на лице!

Пусть то страх!

Пусть ненависть.

Только не растерянность и непонимание.

— Так ты ещё и колдун?! — яростно воскликнула Астрид, и, видимо, опомнившись, кинулась на Арана с кинжалом. — Кому ты продал душу?

Аран показательно усмехнулся, быстрым и чётким, отработанным движением выбил оружие из рук девушки, ошарашив её этим, схватил её за шею, чуть приподняв над землёй.

Захрипев, Астрид схватилась за его руку своими ладошками, трогательно-маленькими по сравнению с его собственными, пусть и его ладони не были грубыми — длинные пальцы изобретателя были изящными, такими, которые больше были присущи музыкантам, а не воинам.

Она едва-едва доставала носками своих сапог земли.

И, тем не менее, чтобы смотреть ему в глаза, ей пришлось запрокинуть голову, такой была их разница в росте.

А ведь когда-то она была почти на полголовы выше него.

Даже это изменилось теперь.

— Вот уж чего точно не делал, — прошипел Аран. — Просто учился. Да и имя моё ты знаешь.

Парень слышал, как сильно и быстро билось, трепыхалось сердце Астрид, как воздух буквально вонял её страхом, отчего нагло развалившийся на кошачий манер рядом с ними Алор только брезгливо морщился.

— Иккинг…

— Я — не Иккинг! — вот теперь парень почти рычал. — Аран! Магни намного больше является Иккингом, чем я сам!

— Но…

— Забудь это имя.

Он покрепче стиснул шею девушки, отчего говорить ей стало совсем трудно.

Вот и отлично.

Помолчит.

Алор навострил уши, совсем как кот, и внимательно стал следить за дальнейшим развитием событий, готовый в нужный момент напомнить Арану о таком замечательном свойстве, как самоконтроль, а возможно, даже помешает ему во гневе убить эту дуру.

Если, конечно, его Король не прикажет не вмешиваться.

— Как же…

— Ничего не поменялось в этом мире. Иккинг, сын вождя Стоика Обширного, давно мёртв.

— Но ты стоишь передо мной.

Каждое слово давалось девушке с трудом и было похоже на камень, упавший с обрыва на твёрдую поверхность с громким стуком, который эхом разносился повсюду.

И стуком этим был звук бьющегося с невероятной скоростью сердца.

Да он задушит же её сейчас!

Что же он творит…

Её смерть не принесёт никому добра, так зачем отнимать жизнь так бессмысленно?

— Я уже другой человек. С другой семьёй, с другими друзьями и другим именем, — сказал Аран уже спокойно и отшвырнул Астрид в сторону.

Девушка, при падении сильно ударившаяся о ствол дерева, в тени которого до этого стояла, наблюдая за разговором Арана с Малой, несколько секунд лежала неподвижно, но потом со стоном поднялась на ноги, вытирая потёкшую из носа и разбитых губ кровь.

Её запах заставил зрачки Арана по-драконьи сузиться.

И это явно напугало Астрид, наглядно ей показывая, насколько её собеседник теперь отличался от простых людей, подтверждая его слова о том, что Иккинга Хеддока уже давно не было.

Но новый приступ испуга она явно подавила.

Вот!

Такая встряска ей была нужна.

Теперь она видела перед собой не внезапно воскресшего парнишку, перед которым чувствовала вину за то, что позволила ему погибнуть, а разозлённого и раздраженного дракона.

И это странным образом придало ей сил.

— Я столько лет чувствовала себя виноватой перед тобой, а ты, отродье Хель, все это время был жив!

Она вдохновенно обвиняла Арана, а тот в это время с интересом отметил, что в гневе девушки, пожалуй, все похожи друг на друга — что Астрид, что Сатин, что все остальные его знакомые.

Он уже вернул себе контроль над собственными эмоциями — его из колеи эта ситуация выбила не меньше, чем Хофферсон, но у него это выражалось не растерянностью, а агрессией.