И эти воды стали для Ингерманов запретными.

По мере сил их избегали, а в случае, если это было невозможно — шли через них, но никогда там не охотились, ведь повторять судьбу своих неудачливых коллег ой как не хотелось.

Потому у Клана практически не было потерь. Да, доход по сравнению с Гримборнами был скромен, но и убытков таких колоссальных они не несли. Что уже было жирным плюсом в выбранной стратегии действия.

Со временем Гримборны практически разорились — их просто постепенно вырезали.

Ну, или выжгли, это как посмотреть.

То, что драконы далеко не по собственной инициативе так дружно уничтожали караваны, причём с кораблями гружёнными, ведь пустые или практически таковые спокойно возвращались с Запретных Территорий, Ингерманы поняли уже давно.

Что-то управляло ими так же, как Драго командовал своей Армией, а Драконьи Налётчики — своими крылатыми тварями.

Появление Покорителя Драконов никого в Клане не удивило.

А сопоставить три факта — несколько Ночных Фурий, организованные кем-то нападения драконов на Охотников и непонятно откуда взявшегося Покорителя — было для Рыбьенога нетрудно, зато результат и радовал своим наличием, и удручал своим содержанием.

Три факта не просто взаимосвязаны, они полностью являлись частью чего-то большего.

Полноценно восстановить картину событий было практически невозможно, но человек, оседлавший Ночную Фурию, по всей видимости, сумел найти и подчинить себе ещё нескольких особей данного вида (сделав ставку именно на Фурий, а не на Левиафана, что сделал Драго). Он приказал своим, так сказать, питомцам убить Королеву Гнезда, стая которого доселе нападала на Олух и соседние с ним острова, и возглавить эту самую стаю.

А теперь, кроме стаи убитой Королевы, у Покорителя теперь были ещё и Армия Драконов Драго и стая, принадлежавшая ещё одному Левиафану, который был убит Вожаком Блудвиста, о чём Ингерманам доложили агенты в стане условного врага и вполне реального конкурента.

Отметив, что воды от уничтоженного гнезда белого Левиафана до Проклятого пролива и Запретных Территорий теперь стали опасными для передвижений там Охотников, так как там, по всей видимости, обитала стая, которой управлял человек, Рыбьенгог ещё сильнее нахмурился.

Три далеко не самые маленькие стаи — не та сила, с которой стоило бороться его Клану, однако вполне можно было подождать, пока остатки Армии Драго, Охотники из клана Гримборнов, Берсерки, Лохматые Хулиганы и покорённые ими народы попытаются объединиться ради уничтожения общего противника, а сообща они вполне способны были сделать это.

А потом добить оставшихся, уничтожить конкурентов и протянуть руку помощи ослабленным союзникам, навсегда привязав их к себе долгом.

Именно поэтому Рыбьеног взвалил на себя тяжкую ответственность выбора и принял решение соблюдать нейтралитет, занимаясь своим промыслом только в том количестве, чтобы выживать и не голодать.

Однако… Фурия.

На протяжении всей его жизни, Рыбьенога преследовали упоминания об этой твари.

И тем страшнее было вспоминать об Иккинге — что же за отродье Хель таилось под личиной хрупкого и слабохарактерного старшего сына Стоика? Ответа на этот вопрос не завал никто.

Могла ли существовать связь между погибшим наследником Олуха и всем сейчас происходившим на Варварском Архипелаге?

Мог ли Иккинг так изощрённо мстить из мира иного?

Вряд ли.

Но кто знал наверняка?

***

Как бы ни было горько Дагуру делать это, но он последовал совету Мирославы и попридержал развитие дружеских отношений с племенем Лохматых Хулиганов, для которых, по всей видимости, оказался пример Берсерков чересчур уж заразительным.

Олуховцы безжалостно захватывали остров за островом, собирая для чего-то силу, что не могло не внушать опасения Берсерку.

Вдруг завтра Стоик предаст его так же, как предал Вульфа Одноглазого?

— Ты не будешь сражаться с Олухом, если сам того не пожелаешь, — промолвила как-то Мирослава, заметив его метания.

Это утешало, но мало. Мало ли какие основания воевать с Лохматыми Хулиганами у него могли по тем или иным причинам появиться? Чего угодно сейчас можно было ожидать от Стоика, и если он с мечом придёт в дом Дагура, живым он уже не уйдёт.

Как бы сильно не нравилась ему Инга, как бы сильно не хотел он продолжать их общение, он никому не позволит разрушать всё то, что он с таким трудом создал.

И если олуховцы его спровоцируют, то Дагуру придётся ответить на агрессию.

Как бы ни было это горько.

Все предсказания Мирославы были такими — обтекаемыми, допускавшими различные толкования при различных обстоятельствах и всегда зависевшие от выбора конкретного человека.

Его самого, например.

Неприятное ощущение затишья перед штормом не оставляло Вождя Берсерков — слишком уж резко, практически одновременно, некоторые начали набирать силу, и от всех не знаешь, чего стоило ожидать.

С одной стороны, были всё те же Лохматые Хулиганы, которым только всего несколько лет довелось отдыхать от драконов и постоянных битв — натура воинов взяла своё и пошли они, от скуки, видимо, или по дури собственного вождя, войной на другие народы.

Побеждённых Берсерку совершенно не было жаль, ибо слабость и глупость он откровенно презирал, и не считал тех, кто позволил себе сдаться, кто не сумел отстоять свой дом, достойными жалости.

Но каждое покорённое племя — новая капелька силы в пользу Олуха и не пошедшая в сторону Берсерков, а банальная жадность не позволяла относиться к этому спокойно.

Всё-таки что же такое случилось со Стоиком, что он стал так фанатично что-то искать, позабыв про сына и жену?

Неужели просто так сильно желал найти детей?

Ну точно! Ведь это он-то от Мирославы знал, что Мия и Магни в порядке, что с Покорителем Драконов им было намного лучше — та не говорила, откуда это знала, только намекнула, что близнецы были такими же, как и она.

Одарёнными?

Стало быть.

А ещё Мирослава рассказала, что Иккинг тоже был, как она. Как близнецы. И именно поэтому они все так сильно похожи друг на друга — просто особенности психики тех, кого одарило Небо.

Уже потом, после того как Дагур заключил с Олухом договор о ненападении, он узнал правду.

Берсерку повезло и он прибыл на Олух раньше возвращавшегося из очередного похода Стоика, а потому сумел о многом поговорить с Ингой, которая не таясь рассказала обо всём, что произошло на самом деле.

И о непонятно как воскресшей Валке, которую стремился отыскать Вождь Лохматых Хулиганов.

И о том, как умоляла женщина не убивать её отца.

И об отношении Стоика к Инге, находившимся на границе ненависти и безразличия.

И о дикой жажде мести тому, кто постепенно и незаметно губил собственный народ, а тот был только рад этому, запивая победы медовухой и элем. Народ постоянно жрал, пил алкоголь реками и опять шёл грабить и убивать.

А это дорога в никуда.

Женщина плакала у него на плече, тихо рассказывая, что ей довелось вынести, и Дагур понял, что ему её жаль.

По-настоящему жаль.

Не мог понять Дагур, как сумел сломать Стоик эту гордую, сильную женщину. Как заставил дрожать и плакать воительницу, жестокую и хитрую, умную и способную.

И просто самую-самую.

И Дагур пообещал — отомстят.

Они отомстят, просто не сейчас, просто нужно было немного подождать, и Стоик заплатит за всё, что натворил.

Однако самым странным до сих пор Дагур считал совет Мирославы найти Покорителя Драконов и заключить с ним союз.

Однако, поразмыслив, Дагур счёл этот вариант на удивление перспективным — ведь тогда они получат защиту от нападений со стороны драконов, ведь, по словам Мирославы, Драконий Король запрещал своей стае нападать на мирные или союзные суда.

Тогда он сумеет найти своего юного друга — Магни, который сбежал вместе со своей сестрёнкой.

Осуждать мальчика было глупо — он сам бы сбежал с Олуха, если честно, очень уж специфической была сложившаяся там ситуация, очень уж враждебной по отношению к Наследнику атмосфера.