Если бы сложившаяся ситуация, если бы Радмир не знал о том, что его Вождь имел виды на Ингу Хеддок, жену вождя Олуха, то не спускал бы глаз с этой парочки.

Тем более, что Лейв тоже не собирался уступать красавицу-ведьму даже своему Вождю, а Мирослава была и не против такого внимания. Видимо, вероятности подсказали ей, что данный вариант был самым удачным.

И ходила потому его сестрёнка невестою его лучшего друга.

Мда.

Всё бы ничего, если бы он сам не женился на младшей сестре Дагура, и потому сам постоянно удостаивался внимания Вождя, который, мило улыбаясь, пообещал порвать его на кусочки и заставить захлёбываться собственной кровью, если он обидит Хедер, или, не дай Небо, ударит её.

Поскольку Лейву в своё время он сказал то же самое, только несколько иными словами, то Радмир на Вождя не обижался.

Да и жену свою он любил — Хедер была по-настоящему счастлива в браке с человеком, который был способен принести к её ногам целый мир и головы всех её врагов.

Что, кстати, пару раз, касательно врагов, конечно, делал.

Милые воспоминания!

Вот и теперь тренировался Радмир на пару с Венту, рассказавшим много интересного, да и о приключениях Мирославы просветившим в нескольких моментах, которые девушка умолчала. Вроде попытки глупых людей поймать, кстати, увенчавшейся почему-то успехом, и сжечь, как, по их словам, пособницу какого-то дьявола, что сделать уже не получилось.

Фурия рассказывал про все безрассудства людей, считавших всех Одаренных исключительно злом. Колдунами и ведьмами, несшими в мир волю Тёмных Сил.

Что за бред?!

Вот викинги к ведьмам относились с уважением.

Этим, наверное, стоило объяснить, что Мирослава так хорошо устроилась — ей просто не перечили, оправданно опасаясь гнева неизвестной для них силы, которой ничего противопоставить они не могли.

Да и выходка с драконом…

Кто бы мог подумать, что Берсерки вполне себе мирно будут сосуществовать с Фурией?

А Мирослава вынудила их!

Конечно, всем викингам хочется, чтобы ведьма стала частью их племени, а тут вопрос вообще ребром поставили: или оставались оба, или никто. Что, в принципе, правильно, да вот только как можно было объяснить народу, верившему в своих Богов, тонкости связи Хранителя и Видящей.

Если бы Хранитель Мирославы был человеком и мужчиной, то, например, Радмир не раздумывая отдал бы за него замуж сестру — настолько специфическими были узы между двумя Одарёнными.

Но Венту был драконом, и поэтому всё было одновременно проще и намного сложнее.

Зато присутствие в племени Ночного Сияния положительно повлияло не только на положение в обществе Мирославы, но и на его, Радмира, статус, ведь парень тоже без тени сомнения или страха спокойно общался с драконом, как и с любым другим разумным, что внушало людям страх и уважение.

А это в свою очередь добавляло восхищения уже Дагуру — ведь именно в его племени были эти незаурядные личности, ведь именно ему подчинялись Видящая и Говорящий, его волю несли миру.

Так что все были всем довольны.

Но почему тогда ноющее чувство надвигающейся грозы сжимало своей холодной ладонью его сердце?

***

Стоика охватило какое-то безразличие.

Вождь могучего племени Драконьих Убийц, Лохматых Хулиганов банально сломался. Какой-то внутренний стержень, не позволявший отчаиваться, заставлявший держать лицо перед своим народом, быть его опорой, символом его силы, был переломлен, внутренний предохранитель сорван — мужчине практически нечего было терять.

У него остался только сын.

Младший сын, на которого он переключил своё внимание, решив не допускать той ошибки, что позволил произойти со старшими его сыновьями. Да и с дочерью, чего уж там.

Викар не был похож ни на Иккинга, ни на Магни — он был полной копией своей матери, крепким и здоровым с самого детства, во многом напоминая своим поведением выходцев из семьи Хофферсон, а точнее, их младшую дочь.

Впрочем, он был таким же племянником Астрид, как и его старшие брат и сестра. В нём текла та же кровь, что и в свирепой молодой воительнице, которая с каждым годом становилась всё больше похожей на помесь Ужасного Чудовища со Злобным Змеевиком, только обретшим почему-то человеческое обличье. Ну, характер и поведение были у Астрид именно такими.

Только глаза у нового Наследника были всё такие же зелёные.

Они были такими же, что и у самого Стоика в юности — ни капли освещенной ярким солнцем травы, сплошной холод изумрудов и хвоя.

И это почему-то радовало — младший из его сыновей был восхитительно не похож на своих старших братьев, являясь совершенно иной личностью. С другим взглядом, другими жестами и другим стилем речи.

Стоик понимал, что найти близнецов, чей разум одурманил Чёрный Всадник, живыми было практически нереально, но мужчина, больше не сдерживаемый угрозой со стороны драконов, не собирался мелочиться — если ему придется вырезать население целых островов ради того, чтобы вернуть своих детей, то он сделает это.

И его люди сделают.

В свете последних событий народ боялся лишний раз пикнуть, чтобы не спровоцировать неосторожным словом постоянно чем-то взбешенного Вождя.

Увидев, что у Стоика наконец-то появилась цель, которую он был готов преследовать до самой своей смерти, люди тоже воодушевились. В тяжелые годы после последней битвы, к которой преступно привыкшие мирно жить олуховцы оказались банально не готовы, им нужно было лишь указать врага, против которого они ополчатся и которого будут истреблять до последней капли крови.

Людям нужно было действие.

И Стоик дал им его — поиск и уничтожение Чёрного Всадника, который, по всей видимости, оказался хранителем последней, но самой, самой большой драконьей стаи.

Стереть с лица земли Врага — и отродья мрачного Хельхейма перестанут докучать людям.

С Драго Блудвистом уже разобрался Покоритель Драконов, и он уже никогда не сумеет навредить кому бы то ни было. Вообще, в сознании Стоика Всадник и Драго были равнозначны — жестоки, враждебны Олуху, в этом не было никаких сомнений, и, что самое отвратительное, сумевшие подчинить себе драконов.

Все три года, прошедшие со дня Битвы, Лохматые Хулиганы строили собственный флот (точнее, по мере собственных сил и даже сверх них увеличивали, усиливали его), собирали армию из покорённых народов, разграбляли захваченные народы, обирая и до последней нитки, продавая неспособных сражаться в рабство и успешно зарабатывая на этом. И на вырученные деньги оснащая свою Армаду.

Относительно мирное племя наконец-то стало тем, чем было изначально — народом свирепых, безжалостных воинов, ни в чём не уступавших Берсеркам.

Теперь не было ни Валки, что сдерживала ярость и жажду завоеваний, ни детей, о которых нужно было заботиться, которых надо было воспитывать. Только Наследник, который с малолетства должен был усвоить две прописные истины: драконы — ВРАГИ! и что нет, не было и не будет ничего важнее собственного народа.

Не до благородства теперь было.

Теперь, когда драконы больше не досаждали Олуху, можно было спокойно возрождать собственное заснувшее на века величие, и затаившаяся в крови жажда величия и побед, наконец, вновь подняла голову, застилала глаза алой пеленой, пьяня и туманя разум, не хуже всех заморских вин.

А сам народ, оправившийся от столь неожиданного удара, с радостью шёл за своим вмиг посуровевшим вождём, который и раньше был не подарок, ведь он приносил им славу.

Спустя год после Битвы Лохматые Хулиганы совершили первый набег на соседние племена и впервые за последнюю сотню лет не отпустили и не убили захваченных в плен.

Когда тебе предлагают выбор — сражаться под знамёнами захватчика или умереть от его руки, становилось не до преданности собственному народу, ведь жить всем хотелось. Тем более Стоик был жесток, но не безумен — все согласившиеся перейти на его сторону не лишались семьи: жёны, дети, матери новых солдат племени вполне успешно помогали развивать хозяйство островов, теперь принадлежащих Лохматым Хулиганам, ведь воинов надо было кормить, одевать и лечить, и всем этим занимались они.