Но она и сама неплохо бы справилась — достаточно было напустить загадочности в свой облик и загробным голосом рассказать о ближайшем будущем обидчика, которое он, естественно, кинется пресекать и сам станет причиной его воплощения.

Когда Лейв популярно объяснил своим подчинённым, что она была, по его словам, отмечена даром их Богов, и при том — сестрой человека, состоявшего в ближнем круге Вождя, сестрой лучшего друга их командира в конце концов, то бойцы поумерили свой пыл, решив, что себе дороже даже смотреть косо в ее сторону.

Правы они в общем-то были.

Что-что, а свести с ума и довести сильного воина до состояния младенца в качестве самообороны она могла, и запретить ей это было невозможно.

Тем более, что в крайнем случае вмешался бы её Хранитель.

Идея последовать с викингами на их родной остров казалась дракону глупой, но отговорить свою подопечную он так и не смог — её предчувствия буквально кричали девушке о том, что она поступает именно так, как надо, — а причин не верить себе у Мирославы не было.

Венту побурчал для приличия, но попытки переубедить упрямую девушку оставил, а потому просто на почтительном расстоянии следовал за кораблем все те луны, что понадобились каравану для того, чтобы пересечь море и вернуться в родные для этих воинов воды Варварского Архипелага.

В толпе викингов, встречающих вернувшихся домой скитальцев, девушка точно не ожидала встретить статного молодого мужчину с длинными волосами цвета соломы и глазами цвета неба — он был так похож на своего отца…

На их отца.

Рядом с ним стояла красивая девушка, ровесница парня, и оглядывала моряков своими зелёными глазами.

Слишком близко стояла.

Да, брат повзрослел больше, чем она могла себе это представить. Не было теперь серьёзного, не в меру ответственного, но всё равно жизнерадостного юнца.

Брат стал настоящим воином.

Заматерел, возмужал.

Конечно, несмотря ни на что, Мирослава узнала Радмира — об ошибке и речи быть не могло, ведь она запомнила, в первую очередь, отпечаток разума, След — а он у каждого был исключительно индивидуальным, неповторимым.

— Ну здравствуй, что ли, братик, — только и вырвалось у неё тогда.

С того мгновения события поскакали, словно степные кони, пущенные своими всадниками в галоп.

Вождь племени Берсерков, частью которого стал её брат, оказался человеком интересным и очень сложным — чем-то он невероятно походил на Радмира, что-то в нём было неуловимо знакомым, что-то — откровенно пугающим и завораживающим.

Узнав о том, что Мирослава действительно была провидицей, а все слухи в большинстве своём были не просто искажением, а откровенным приуменьшением её способностей, Дагур предложил ей взаимовыгодное сотрудничество — она помогала племени, давала советы, как лучше поступить, когда Вождь приходил к ней с такой просьбой, а племя в свою очередь никаким образом не будет мешать ей в её изысканиях и смирятся со всеми её методами и причудами, если они не будут нести откровенный и непоправимый вред острову и его населению.

После этого предложения Дагур мгновенно вырос в глазах Мирославы — на её памяти он был первым человеком, который подошёл бы к вопросу сотрудничества именно с такой стороны.

Конечно, девушка согласилась.

Естественно, перед тем, как познакомить Дагура с Венту, она заручилась его клятвой о неприкосновенности её Хранителя, кем бы он ни оказался.

Кажется, после того, как люди увидели, что она вполне спокойно летала на драконе, не боялась повернуться к нему спиной и всячески защищала своего друга, её стали уважать ещё больше.

Берсерки восприняли оседланную Фурию, пусть и Полукровку, как знак её силы.

И спорить с ней никто не решился — доселе только один человек осмелился подчинить себе именно такого дракона, и все прекрасно запомнили, чем это закончилось.

И все знали, что Кровавая Ночь Олуха могла закончиться гораздо печальнее, будь Иккинг менее миролюбивым — одной разъярённой Ночной Фурии было более чем достаточно, чтобы к Хель разнести целую деревню со всеми её обитателями, это было известно всему племени Берсерков.

И на мысль об этом натолкнул их вождя юный Наследник Олуха — Магни пояснил в своё время Дагуру, что Ночная Фурия Иккинга лишь защищала себя и своего беспомощного в её понимании друга, и уже это обернулось несколькими десятками жертв.

Если бы дракон нападал, то от Олуха остался бы лишь пепел.

И это тоже добавило некого уважения Дагура к погибшему мальчишке — он смог совладать с ужасной, неуправляемой и безумно опасной тварью.

Мирослава, несмотря на своё имя, впечатления нежной и ранимой девицы не производила, мило улыбнувшись и рассказав всё то, что она могла сделать с любым человеком, даже не шевельнув рукой.

Заполучить всадницу Ночного Сияния в союзники было наиболее благоразумным решением — народ воинов как никто другой понимал, почему лучше не иметь эту девчонку в числе врагов.

Постепенно к Венту в племени привыкли, как и к его подопечной.

Сам же дракон сначала отнёсся к идее показаться людям резко отрицательно, но после долгой головомойки, устроенной ему его Видящей, ему пришлось сдаться — Мирослава решила обосноваться на острове, покидая его лишь как Советница Вождя или для своих исследований.

Венту частично сумел объяснить девушке причины такого лояльного к нему отношения — драконы никогда не нападали на сам остров, лишь на караваны — потому Берсерки знали, что твари почему-то откровенно боялись приближаться к родине этого племени, в то время как Хранитель Мирославы спокойно находился на территории деревни, да и за её пределами — для людей это означало, что он был другим драконом.

Венту рассказал, что чувствовал давление на свой разум, голос, приказывавший убираться подальше и никогда не возвращаться.

Голос Истинного.

Но в том и была прелесть бытия Фурии, пусть и нечистокровной — разъяснить негостеприимному потенциальному вожаку, что он являлся Хранителем Видящей, и что его единственная причина пребывания на этом острове — непосредственное исполнение своих обязанностей, и никаким образом он не собирался захватывать власть или что-то подобное.

По Связи, не имея визуального контакта, невозможно было определить чистоту крови дракона, что и естественно.

Потому слова Венту были восприняты серьёзно — злить Фурию-Хранителя бесценной Видящей, было весьма опрометчиво, ведь в законах Стражей давно и прочно бытовало мнение, что для сохранения жизни и здоровья подопечного Хранитель мог предпринимать любые действия, даже запрещенные для рядовых членов Гнёзд.

На том и порешили — взаимный нейтралитет с неизвестным Истинным.

Радмир же к Фурии отнёсся спокойно, а позже и вовсе подружился с Венту на почве опеки Мирославы.

Два единомышленника нашли друг друга!

А способность Радмира создавать ментальные Связи с драконами, подобная её собственной, лишь усугубила, в её понимании, положение — эти двое беспрепятственно общались и, откровенно издеваясь, придумывали способы уберечь девушку даже от мнимой опасности.

Сама же Мирослава на это лишь головой качала, найдя себе союзницу и подругу в лице младшей сестры вождя — Хедер прекрасно понимала девушку, ведь на собственном примере сумела прочувствовать чрезмерную, казалось бы, опеку старшего брата.

Девушка решила продолжить свои исследования и пока что повременить в подтверждении своего мастерства в науках Разума — ей необходима была практика, а теперь у неё было много подопытного материала — пленники Берсерков и разрешение Вождя на проведение экспериментов, результаты которых она всегда обязательно записывала, поминутно воспроизводя каждый.

Мирослава продолжила вести свои дневники, естественно одновременно с этим создавая их копии, ведь эти бесценные записи она могла потом оставить в качестве уплаты за использование знаний Великой Библиотеки, о наличии которой в этих землях она узнала не без помощи всё того же Венту.

Идея сначала посетить эту сокровищницу знаний и лишь после этого искать Мастера Разума прочно укрепилась в сердце девушки — она хотела быть уверенной, что все было не зря, и она действительно была бы мастером на момент подтверждения этого.