— Своим бледнорожим приятелям?

— Для начала, себе самой.

Он молча протянул мне трубку. Женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Вряд ли мне стоило ожидать иного, но результат эксперимента меня расстроил. Я вернула телефон владельцу.

— Деньги-то на дорогу у тебя есть?

— Мне не дали возможности взять кошелёк, — не удержавшись, съязвила я.

— Подойди к Аугусто, он, кажется, в библиотеке. Пока наша касса у этой ватиканской жабы. Ну, до встречи.

Он махнул мне рукой и продолжил свою работу, а я пошла в указанном направлении.

Монастырская библиотека оказалась не очень большой, но внутри было аккуратно и уютно. Даже пыли нет, восхитилась я. И запаха старых умирающих книг, как во многих виденных мною библиотеках. Книжные полки образовывали несколько укромных уголков, отделенных друг от друга рядами книг. В одном из них два монаха аккуратно перекладывали тяжелые фолианты, в другом я нашла тех, кто был мне нужен. Аугусто сидел возле Богданы за небольшим столом и о чем-то спорил, разглядывая бумаги.

— Нет, ты скажи мне, милый, разве католицизм предполагает такое беззастенчивое лихоимство, — возмущалась Богдана. — Вы – разбойники с большой дороги, а никак не представители папы! Форменные грабители!

— Богдана, прекратите! Эта сумма и так вдвое выше той, которую одобрил бы наш казначей!

— Ты посмотри на меня, мальчик! В мои года стыдно бегать за нечистью, я должна сидеть дома и вытирать носы своим десятерым правнукам. Очень, знаешь ли, успокаивающее занятие для старой женщины! Нет, я мыкаюсь по лесам и горам в компании сумасшедших маньяков, только ради вашего Святого Престола, — давила на жалость Богдана.

Я так и не смогла совместить в своём воображении охотницу и сопливые носы.

Аугусто поднял голову и увидел меня.

— Бог с вами, настырная вы старушенция, берите ещё тринадцать процентов, — с трудом выдавил он. — А вот и ещё одна, и снова это гадкое амбре непредвиденных расходов.

В данный момент он очень напоминал Натана за подсчетом коммунальных платежей. Богдана с довольным видом собрала все документы и вполне небрежно сложила в картонную коробку.

— Юлия, если позволишь, на пару слов.

Она завела меня за книжные полки.

— Я даже не знаю, как начать свою мысль наиболее тактично, поэтому ограничусь грубым стариковским напутствием: не верь этим дохлым засранцам.

— Э… хорошо.

— И не думай, что я впала в маразм. Особенно не верь этой влюбчивой бессмертной заднице, Натану. У него сегодня одна, завтра другая, послезавтра вообще забыл, кого и как звать.

Я молча смотрела на неё в абсолютном непонимании. Она хихикнула.

— Ты думаешь, я всегда была старой брюзгой, похожей на просроченную курагу? Лет шестьдесят назад я огого как могла зажечь, поверь мне на слово.

— Ну, с зажечь и сейчас не заржавеет, — честно признала я.

— И ещё как, — легко согласилась она. — Только поверь старой опытной женщине, у него остались приятные воспоминания, у меня — некоторая доля уязвленного самолюбия, насыщенная жизнь, дети, внуки и правнуки. Старость, кстати, тоже ничего, не дает скучать. Имей в виду, он не сможет тебе дать ничего, кроме собственной персоны, и то временно. Если ты не захочешь разделись с ним его жизнь, то состаришься раньше, чем он подсчитает прошедшие года. Вряд ли он останется с тобой до самой твоей смерти, даже в память о потраченной на него молодости. Если всё-таки согласишься на то, что он будет настойчиво предлагать — не надейся, что его увлечение продлится достаточно долго. В конечном счете ты останешься одна в темноте.

Она похлопала задумчивую меня по плечу.

— Мы были вместе лет пять. А недавно он меня даже не узнал, хотя в глаза мне смотрел. Это сейчас, с точки зрения молодости, ты можешь подумать, что половина десятилетия спустя пятьдесят пять лет – это мелочь. Но поверь женщине, которая пережила многое: даже через полвека длительные чувства забывают только очень ветреные люди. Передавай привет. И напомни про Бухарест.

— Богдана, с какой стати вы решили, что нас с Натаном что-то связывает помимо нашего дома? — удивилась я.

— Потому что я была единственной, кто на моей памяти остался в живых дольше нескольких минут, после новостей об особенностях его существования. Боюсь, он проявляет такую преступную небрежность только к тем, кого ценит. Непозволительная сентиментальность в его случае. Не думай, что за все месяцы после твоего рискованного шага он не придумал ни одного способа решить свои проблемы по-натановски.

Она дружески кивнула мне и пошла прочь. Походка у неё была молодой и уверенной. Потом замедлила шаг, обернулась и громко заявила на всю монастырскую библиотеку:

— Я бы на твоём месте остановилась на Штефане. Хороший парень, всё при нём, и ни одна тварь мимо него не проскочит, даже при всём желании. Любую нежить намотает на кулак. К тому же, у него появилась полезная привычка вытаскивать тебя из неприятностей. А что ещё нужно молодой особе, магнитом притягивающей всякую шушеру?.. Ну, бывай.

— Вот старая сводница, — в сердцах пробормотал Аугусто из-за своего стола.

Я подошла к нему.

Удивительно, но, кажется, весь мир пытается скрестить меня с Натаном, и только моего мнения никто не спрашивал. Мне, впрочем, никто не спешил признаваться в чувствах, которых, возможно, и нет. Мало ли какие у него были причины оставить меня в покое, не навещая Тимишоару.

— Аугусто, я к вам по очень деликатному делу.

Он вздохнул, жестом призывая сесть.

— В целом, дело мне понятно. Откуда мне только взять эти деньги? Вычесть из премии Штефану? Я, к сожалению, не печатный станок, хотя эти дикари периодически меня за него принимают.

— Было бы логичнее из своей. Или Гериной, — нахально подсказала я. — Я не просила себя похищать.

Он нахмурился и почесал переносицу.

— Я могу одолжить.

— Вы можете бесплатно довести меня до Тимишоары, — съязвила я. — Прямо туда, откуда забрали. И ни лея вашего казенного не возьму, или чем вы там расплачиваетесь с охотниками.

— О нет, мне это сильно не по пути. К тому же, со мной драгоценный груз.

Он пододвинул к себе несколько бумажек:

— Ты даже не представляешь себе, как трудно мне обосновать перед начальством каждую трату.

— Я надиктую, пиши: влез на рассвете в частную собственность и похитил человека вместе с произведением искусства девятнадцатого века стоимостью… сколько там всё это стоит?.. А теперь не желаю бросать похищенную за много километров от дома без гроша в кармане. Так подойдет?

— Вот нахалка, — Аугусто со вздохом достал кошелек и нехотя отсчитал несколько бумажек. Рывком пододвинул ко мне.

Это снова было так похоже на Натана, что я разулыбалась.

— Радуйся, мне вкатают выговор, — понял по-своему наблюдатель.

— Я вообще не понимаю, какого лешего вампиры заинтересовали конгрегацию, занимающуюся чистотой вероучения, — я убрала деньги в карман.

— Это долгая история, — всё еще недовольно проворчал Аугусто.

Впрочем, он быстро утешился, найдя в моем лице слушателя. Сильно подозреваю, что предыдущая компания не давала ему лишний раз раскрывать рот.

— Это всё началось лет восемнадцать назад. Как-то заместитель моего шефа, аббат Леонардо Рикар, работал над докторской по истории церкви. Объектом исследований он взял мужские монастыри и рассуждал о вспышках психических заболеваний среди братии. Ну, помнишь, на волне церковных скандалов про совращения и так далее, стало особенно модным писать о цементировании неврозов и прочих душевных болезней в церковных стенах. Аббат к тому же был медиком по прошлому образованию. Разбирая бумажки в архивах, он как-то наткнулся на забавный документ: некий брат нижайше просил местного кардинала срочно решить его вопрос. Его, брата, злонамеренно превратили в чудовище через укус, и теперь он вынужден искать человеческой крови. Если он противится себе, то через какое-то время теряет самоконтроль и может произойти убийство. Так вот, брат знает, что солнце способно его уничтожить, и умоляет ответить, что страшнее для христианина: его нынешнее положение, или самоубийство. Кардинал оказался человеком с альтернативным чувством юмора и отправил просителя в церковные погреба. Мол, и под землёй, и вино таскать не будет, раз не имеет более расположения к земной пище.