— Итак, мой бледнолицый друг, — холодно, как идеальный инквизитор, начал Аугусто. — Отдаю должное твоему бедственному положению, а посему не прикладываю к тебе полный священных реликвий крест, который хранится в моём кармане. Знай, что для подобного милосердия я делаю ощутимое усилие над собой. Если ты перестанешь ныть и начнёшь отвечать мне чётко и по существу, я, возможно, дам тебе прийти в себя и отправиться домой. Разумеется, если ответы на вопросы меня полностью устроят.

— А?..

Кажется, собеседник с трудом уловил его безупречный французский. Аугусто печально покачал головой.

— Если ты ответишь честно и быстро, я не буду пытать тебя крестом со святынями.

— О.

Вампир кротко кивнул. Проточная ли вода лишила его сил, или городская Сена была немилосердна к любым формам жизни (или того, что с натяжкой можно было этой жизнью считать), но собраться и сбежать он был попросту не в состоянии.

— Где Рихард?

— Кто?..

— Ну не сам же ты решил освежиться в реке! Высокий немец в светлом пальто!

— А. Он упал в Сену, с той стороны Собора, у мемориала и кустов с утками. А потом появилась… она. И сбросила меня туда же, пообещав неприятности. Не соврала!

Увидев яростный огонёк в глазах собеседника, Дэнни поспешил продолжить:

— Всё с ним нормально! Переплывёт!

— Кто «она»?

— Понятия не имею! Из старших. Она его весь вечер искала!

Аугусто вскочил: похоже, настоящие трудности только начинаются. Он внимательно оглядел набережную, раздумывая о чём-то, но вдруг резко повернулся к вампиру, заставив того схватиться за сердце.

— Только между нами: ты всегда такой нелепый, или это всё проточная вода?

— Всегда, — понуро признал Даниэль.

— Очень жаль.

Аугусто подхватил свой сломанный зонт, откинутый при ловле нечисти, и понёс к ближайшей урне: всё-таки он был крайне хорошо воспитанным молодым человеком.

Комментарий к 2

Небольшие пояснения:

1. В католичестве возможны временные монашеские обеты. По истечении положенного времени человек может вернуться к мирской жизни или дать вечные (постоянные).

2. Набережные Сены имеют несколько уровней, внизу расположены причалы.

3. “Нулевой километр” находится на площади прямо напротив Собора.

========== 3 ==========

До штаб-квартиры пришлось ехать на метро. Аугусто, оставляющий мокрый след на полу, был не самым необычным посетителем парижской подземки — фриков там и без него хватало с лихвой — но зато точно самым запоминающимся. Он моментально врезался в память своим явным несоответствием внешности и вопиющей, прямо-таки неприличной сырости. Тонкие черты и длинные кудри, с которых капала вода, горящий взгляд, сосредоточенный на чём-то неотмирном — душераздирающее и любопытное зрелище. В кармане пальто теперь лежал ещё и мятый листок — свидетельство вопиющего предательства, которое он нашёл в кустах, когда добрался к месту расправы над напарником. Текст, несмотря на плачевное состояние документа, был неплохо виден, а беззаботная нахальная улыбка Рихарда, которой тот особенно часто сверкал, нынче казалась откровенным издевательством. Под фотографией было довольно полное досье, приметы и список мест, которые напарники намеревались посетить: кто бы ни отправил некоей вампирше электронное письмо, он был осведомлён о Рихарде намного лучше самого Аугусто. Под фото стояла резолюция: следить в оба, способен на необдуманное геройство. Нелогичен. Самоуверен. Проще запереть, чем потом неизвестно где ловить. Проще пристрелить, чем переубедить. Шпарит на латинском лучше всех в Конгрегации, посему самый многообещающий экзорцист, советую лишний раз не нервировать. Да будет известно нашей милой девочке, экзорцизм не уничтожает вампира, но дезориентирует и доводит до нервного срыва. Впрочем, если его совершать над кем-то другим, а не над самим собой, результат может быть иным. Если Аугусто доведёт до мигрени нравоучениями, то Рихард – неуёмным жизнелюбием. Держать при себе.

Автор текста был виден невооруженным глазом: во-первых, сам стиль написанного выдавал составителя сотен монографий и статей, вошедших в учебники Папского института с самого его основания (а Аугусто, заново изучавший тексты после знакомства с трёхсотлетним монахом и искавший нюансы, указывающие на одного и того же автора, уже научился их узнавать под самыми разными именами), во-вторых, из всех известных ему вампиров только один мог додуматься совершать обряд экзорцизма над собственной персоной. Возможно, в чисто познавательных целях. «Волк в овечьей шкуре, — в ярости думал Аугусто. — Он хочет выдать нас этой нечисти по одному!» Хотя, в целом, ситуация была не слишком логичной: им доводилось путешествовать бок о бок, и, желай вампир разделаться с ним без вреда для собственной репутации или чужими руками, он уже упустил тысячу возможностей.

Следующая фраза тоже требовала осмысления: «Второго не описываю, ты его знаешь.» Аугусто сразу начал лихорадочно вспоминать, много ли вампирш видело его в Румынии и насчитал трёх с половиной. Одна осталась валяться на старом кладбище с колом в сердце и вряд ли умела получать электронную почту, потому что явно повредилась в уме. Вторая была приглашена на встречу, но на свидание так и не явилась. Третьей охотники хотели вырезать сердце, но тут вмешалась та самая половинка кровососа, а именно случайная участница событий, по ошибке принятая ими за вампира. Возможно, был кто-то ещё, но Аугусто предпочитал отсиживаться в машине и не быть прямым участником боевых действий. От мысли, что он вляпался в какую-нибудь вендетту и ненароком втянул туда напарника, начиналась настоящая паника. По пути домой Аугусто успел похоронить своего друга и оплакать его невероятно праведную, пусть и резковатую в суждениях о Гвоздях, душу.

Штаб встретил его божественными запахами лукового супа и рататуя. Аугусто, только что в печали дотащившийся до квартиры и с трудом справившийся с замком, застыл на пороге. Он в ужасе смотрел в приоткрытую дверь комнаты: там на диване разлёгся Рихард, замотанный в два покрывала (в одно просто так, второе же свисало с него на манер тоги), в обнимку с грелкой. Первое, о чём успел подумать юноша — это о том, что мертвецам грелки, вроде как, без надобности, и черт-те что творится в этом мире, если вампиры начинают заворачиваться в пледы.

Рихард, увидав вошедшего, мгновенно приподнялся и замахал руками, в предупреждающем жесте складывая их крест на крест, а потом указывая на кухню. К отчаянной повторяющейся жестикуляции добавилась не менее отчаянная мимика, когда вошедший аккуратно закрыл за собой дверь. Кажется, ему предлагали немедленно бежать. В небольшом коридоре явно присутствовало что-то лишнее, но что именно Аугусто понял не сразу. В полутёмной прихожей вечных холостяков (а он с интересом посмотрел бы на женатого охотника или нормальную женщину, рискнувшую присоединиться к отряду) заметно выделялись аккуратно поставленные в уголок ярко-розовые резиновые сапоги. Судя по размеру, у них гостила девочка-подросток. Рихард удвоил попытки что-то ему сказать, делая нелепые пассы, беззвучно ругаясь и явно требуя, чтобы напарник как можно быстрее ретировался. Сам Рихард к нему не выходил, явно не желая попасть в поле зрения кого-то ещё, причём этот кто-то был занят стряпнёй. Аугусто же с сомнением прислушивался к шуму из кухни: оттуда донёсся звук, очень похожий на падение крышки на пол, а чужой женский голос явно пробурчал неразборчивое ругательство. Последней версией, которая могла прийти в голову при данной ситуации, была бы идея о вампирше, охотившейся за напарником только для того, чтобы притащить его домой, сунуть под плед и грелку, а самой пойти готовить ужин, поэтому юноша сразу заподозрил Рихарда в неуместной любвеобильности. Так, подумал он. Всё понятно. Притащил кого-то с собой, а теперь попал в неловкую ситуацию. Он-то думал, что Аугусто засидится до ночи в своём соборе! Печаль по недавно почившему другу моментально уступила место негодованию.