Я не большой любитель пеших прогулок. Но в последний раз, когда я пробовал проехать в автобусе, половина пассажиров оказалась в другом конце салона. Помню, какая-то девчонка, тыкая в меня пальцем, спросила: «Этот дядя бабай, да?»

Даже в стремительно меняющемся мире некоторые вещи остаются неизменными.

Город полон огней. Пахнет выхлопами и потом. Я привычно срезаю путь через сквер с маленьким фонтаном. Вечером здесь собираются влюбленные дураки, но утром ни души. Если остановиться тут на несколько минут и закрыть глаза, может показаться, что не пресная вода бежит по плитам, а шумит прибой. Тогда земля под ногами становится зыбкой. И глубоко-глубоко, где цвет воды становится синее и насыщеннее, проплывают тени морских гигантов – китов. Я запомнил их по книжным картинкам о морских приключениях, которыми зачитывался в детстве. Для меня они как существа из сказок. Вроде тех, о которых пишет Торий. Но некоторые мифы становятся реальностью. Знаю, о чем говорю. Долгое время я сам был мифом.

Слышу шаги. Слишком тяжелые, чтобы принадлежать человеку.

Оборачиваюсь.

Бывший комендант северного приграничного Улья останавливается на расстоянии и сдержанно желает доброго утра.

– И тебе, Расс.

Мы не пожимаем друг другу руки. Не принято.

Серповидный шрам наискось пересекает его щеку и губы, отчего кажется, что Расс криво усмехается. «Поцелуй Королевы» – так он всегда называл свой изъян и очень чванился им. Но теперь Королева Дара, наша мать и богиня, мертва. И мы осиротели. А радость от первых успехов сменилась сомнениями.

– Найди их, Ян, – глухо произносит Расс. Он наклоняется, опираясь о рукоять метлы, и заканчивает: – Убийц Пола.

Я не питаю иллюзий. Васпы связаны между собой, и смерть одного из нас уже не тайна.

– В полиции говорят, самоубийство.

На лбу бывшего коменданта вздуваются вены.

Вспоминаю, как он шел по выжженной земле, а разлетающиеся искры жалили кожу. От Расса пахло кровью и смертью. Он сам был смерть. Теперь на нем оранжевый жилет – пародия на его комендантский мундир. Лишь взгляд остался прежним. Взгляд хищника.

– Его убили, – рычит Расс. – Мрази из Си-Вай.

Я думал об этом. Си-Вай, или как они называют себя Contra-wasp, выступают против жизни васпов в обществе людей. Они доказывают, что мы убийцы и выродки. Биологический мусор. Что нам лучше сдохнуть. Именно они требуют возобновить опыты. И, положа руку на сердце, их высказывания получают поддержку.

– Думаешь, он не сделал этот сам?

– Нет, – упрямо отвечает Расс. – Самоубийство позорно.

– Может, ему не нравилась новая жизнь…

Я произношу это себе под нос. Но Расс все равно слышит и замолкает. Сбитые на костяшках пальцы, сжимающие метлу, белеют. Некоторое время мы молчим. Слышно только, как на каштане стонет горлица, да брызги воды разбиваются о камни.

– Винишь себя? – наконец спрашивает Расс.

Я не отвечаю, но ответ не требуется. Он знает: виню. Поэтому отвечает спокойно:

– Не надо. Мы знали, на что шли.

Молчу. Слежу, как ветер покачивает ветви молодого каштана.

– Пол не убивал себя, – продложает Расс. – Ему помогли.

– Думаешь, их было несколько?

Расс энергично кивает. Еще бы, в одиночку никто не справится с васпой, тем более, бывшим телохранителем Королевы.

– Я узнаю это. Обещаю.

Мы прощаемся. Расс провожает меня пылающим взглядом, а затем продолжает работу. В спину несется мерное «ш-шух…»

Я много думаю об этом разговоре. Что приобрели мы? Что потеряли?

Офицер Пол, одним ударом выбивающий кирпичную стену, работал автомехаником на станции техобслуживания.

Сменив маузер на метлу, комендант северного приграничного улья, в подчинении которого имелся многотысячный рой, убирает улицы.

А я…

Командующий преторианской гвардией Дара, зверь из бездны, разрушитель миров – что делаю теперь я?

Мою пробирки в лаборатории профессора Тория.

* * *

Должность называется «лаборант». Но я называю ее «подай-принеси».

Не стыжусь этого. Любой труд полезен. И это в новинку нам. И мы рады таким возможностям. Особенно если у тебя нет никакого профильного образования. Да что там, никакого образования вообще.

Все, чему нас учили в Даре – это выживать и убивать. Конечно, мы разбираемся в технике и умеем оказать практически любую медицинскую помощь. Многие васпы хотели бы стать врачами, конструкторами или полицейскими. Только давать скальпель или пистолет в руки бывшим убийцам с блокадой в мозгу никто не собирается. Правильно сказал Расс: доверие надо заслужить. Поэтому в реа-би-лита-ционном центре каждый из нас прошел курсы по таким профессиям как разнорабочий, маляр, дворник или сантехник. Возможно, когда-нибудь наш молодняк сможет обучаться в институтах. Возможно, нас признают полноправными членами общества. А пока…

Пока «подай-принеси» кажется вершиной карьеры.

Должность мне предложил Виктор, кто же еще?

Несмотря на вражду в прошлом, сейчас мы придерживаемся нейтралитета. Справедливости ради стоит признать: без профессора у васпов ничего бы не вышло.

Он врывается в лабораторию взъерошенный и нервный. Я отступаю, придерживаю ногой дверь, а рукой коробку с реактивами.

Торию тридцать пять. Он шире меня в плечах и выше на полголовы. Молодой, видный, пер-спе-ктив-ный. По сравнению с ним я произвожу впечатление угрюмого хмыря. Мало кто знает, с какой легкостью я ломал его кости. А кто знает предпочитает молчать. Теперь другое время. И мы с Виктором другие.

Он швыряет куртку на стул и тут же набрасывается с возмущением:

– Ян! Почему ты не сказал мне?

Я привык к его выпадам. Аккуратно ставлю коробку на стол и отвечаю:

– Реактивы пришли утром. Сейчас составлю опись.

Он расстроено смотрит на меня и сбавляет тон.

– Да какие там реактивы… плевать! Почему ты не рассказал про Пола?

Вот оно что.

– Но ты все равно узнал, – достаю из коробки формуляр описи. Бумажную работу я не любил никогда, но кто-то ведь должен выполнять и ее.

– Почему я узнаю из десятых рук и только сегодня? – настаивает Торий. – У тебя есть мой телефон. Я ведь повторял и не раз, что ты можешь звонить в любое время. В любое!

– Не было нужды, – между делом отвечаю я, заполняя бумагу.

Он вырывает ее из моих рук.

– Оставь реактивы в покое, Бога ради! Речь идет о жизни человека! Понимаешь?

– Васпы, – поправляю его. – Понимаю.

Наши взгляды пересекаются. Он тоже терзается из-за наших неудач. Из-за того, что одобрил эксперименты, проводимые в Даре. Из-за того, что ему стоило усилий и времени перебороть себя и признать в васпах не подопытных жуков, а разумных существ. Более того, существ, достойных лучшей жизни.

– Мне жаль, – снова говорит Торий.

Он вздыхает, хмурится, бросает на меня косые взгляды. Хочет сказать что-то важное, поэтому я жду. Слушаю, как за дверью по делам спешат сотрудники Института. Их шаги легки, голоса беззаботны. Иногда мне кажется, что новая жизнь – сон. Что я вот-вот проснусь от воя сирены в холодной и тесной келье Улья. И больше не будет лаборатории Тория. Фонтана в уютном сквере. Не будет дневника. Потому что иметь личные вещи запрещено Уставом. А комендант Расс не остановится дружески перекинуться со мной парой фраз, ведь дружбы в Даре не существует.

Неосознанно хватаюсь за спинку стула, словно ищу опору.

– Если у тебя появятся проблемы, ты ведь не скроешь от меня, правда? – произносит Торий.

И мир снова обретает целостность.

Профессор смотрит на меня озабоченным взглядом. Он реален. И эта комната реальна. И город за окном.

– Ты ведь скажешь мне… ну, если тебе понадобится помощь? Если просто захочешь поговорить?

– Бред! – отвечаю, должно быть, слишком резко и холодно. – Я не собираюсь убивать себя.

– Хорошо, – говорит Торий и отворачивается.

Наверное, мне следовало извиниться за тон, да? Я вспоминаю об этом только теперь, когда в перерыве обновляю записи. Но в тот момент просто молчу и стою, как столб. Смотрю в пол, не зная, что сказать. Куда деть руки и себя всего. Торий некоторое время ждет. Потом поворачивается, чтобы уйти.