– Так в чем же тогда проблема?
Маг еще раз быстро взглянул на закрытые двери, убеждаясь, что никто не подслушивает, и спросил:
– Ты знаком с теорией естественного отбора?
От удивления я приподнял бровь – не думал, что здесь знают о ней. Хотя логично: каким бы странным ни был Соер-Киф, но он во многом похож на нашу Землю, и почти все происходящее я мог описать родным языком, а это значит, что даже если чудеса происходят, то они составляют лишь небольшой процент от реальности.
Биологию я любил и прекрасно помнил, что суть теории сводится к тому, что выживает не сильный, ловкий и умелый – это всего лишь признаки, а тот, кто больше всего приспособлен к обстоятельствам. Сильного, ловкого, морозоустойчивого и не особо тупого, как принято считать, неандертальца победил кроманьонец – наш предок. И не потому, что смог убить и съесть, хотя, наверное, бывало и такое, а потому, что женщины неандертальцев имели показатели тестостерона (мужского гормона) на уровне современного мужчины и испытывали сложности с деторождением. То есть мы их просто ассимилировали, именно поэтому генетики утверждают, что у современного человека – один процент неандертальского генома. Помню, в той статье еще про каких-то денисовцев упоминалось, но суть одна: возможно, человек был не самым совершенным, но самым плодовитым, и пока точно неизвестно, сколько видов других людей мы поглотили. Вот только как это связано с аристократами Заара, я пока не понял. Возможно, они проводят какие-то евгенистические опыты.
– Вижу, что знаком, – тем временем продолжил Симон. – Тогда не буду на этом останавливаться подробно. Скажу лишь, что династические браки обострили склонность многих благородных фамилий к этим искусствам.
Понятно, все дело не столько в евгенике, сколько в династиях. Благородные женятся на благородных, и как итог получаются такие же благородные дети. Я тут же провел параллель с гемофилией, редкой наследственной болезнью, которой страдало великое множество европейских монархов, в том числе наследник русского престола цесаревич Алексей. Тем не менее что-то не вязалось. Кроме как в сказках, я не слышал о других носителях темных искусств.
– Но так не бывает, – уверенно заявил я.
– Бывает, – с улыбкой возразил гильдеец. – Особенно если для остальных темные искусства закрыты. Даже гильдейские амулеты не определяют склонность к магии в темном спектре.
– Но зачем? – удивился я.
Пусть сама по себе темная магия чуть более разрушительна, чем другие направления, но тот же огонь ей не уступит. Магия – лишь инструмент в руках мага.
– Здесь больше виновата история, чем сами темные, – мгновенно понял меня Симон. – В третье тысячелетие во время первого демонического прорыва, который произошел по вине могущественного демонолога, этот мир пережил множество испытаний, и тогда впервые подняли этот вопрос. Сам же запрет на развитие темных наук появился лишь в пятом тысячелетии, во время войн Бессмертного императора. Его настоящее имя и деяния вырезаны из страниц летописей, но по косвенным данным можно сделать вывод, что он был одним из сильнейших в истории мира практиком магии крови.
Насколько я помню, война с Проклятым императором длилась примерно пятьсот-шестьсот лет, но впервые услышал, что его называют Бессмертным императором. По вполне понятным причинам мне было интересно все, касающееся бессмертия. Как появится возможность заглянуть в архивы, надо будет поискать в этом направлении, да и просто поспрашивать умных людей.
– Итак, – продолжил гильдеец, – теперь, когда мы разобрались с основными и некоторыми уникальными видами, давайте перейдем к восприятию магии. У большинства разумных, предпочитающих жить в мирах от четырех до восьми единиц по Серко, как правило, отсутствуют специальные органы для восприятия магии. Например, у людей их нет, но со временем каждый маг учится воспринимать магию по-своему. Восприятие делится на четыре основных вида: осязание – наиболее слабая чувствительность, обоняние – средний радиус, восприятие до десяти метров, зрение – высокий, до пятидесяти метров, и слух – свыше пятидесяти метров, – закончил перечислять Симон. – Как чувствуешь магию ты?
Я на секунду задумался.
– Сказать, что я ее вижу, будет не совсем правильно, – попробовал я описать свои ощущения. – Скорее я слышу ее как напряженную струну, но могу потрогать и даже вижу цвет.
– Поздравляю, – с улыбкой сказал гильдеец. – Два с половиной из четырех. У тебя явно природная склонность, ты слышишь магию, осязаешь ее и почти открыл зрение.
– А обоняние?
– Если будешь тренировать, то когда-нибудь сможешь, но, поверь, для бронзового амулета это и так отличный показатель. На этом предлагаю закончить, а завтра я расскажу о накоплении силы и работе с источниками, о зарядке накопителей и о Круге магов.
Я кивнул, собрал тетради, писчие принадлежности, попрощался и отправился на выход. Сегодня занятие прошло легче, похоже, за год я просто отвык сидеть за партой. В любом случае я не собирался халтурить, вчерашнее приключение помогло мне собрать мозги в кучу и понять главное – надо становиться сильнее. Уж лучше учиться, чем совать голову в петлю, в прошлый раз мне повезло, но где гарантия, что так будет всегда?
Кроме этого, я прекрасно помню, что говорил гильдеец о формах. Я дошел до потолка развития и уперся в четвертый ранг заклинаний, но так и не смог его преодолеть. Чем быстрее я освою магию первого круга, тем скорее смогу перейти ко второму, а там, возможно, и к высшей магии. Судя по первому занятию, все мои приемы – это лишь детские игры по сравнению с искусством настоящего мага. Хотя тут спорно, мне все же кажется, что я смогу победить такого теоретика, как Симон Варада, я не воспринимал его как серьезного противника, но вот если встречу подготовленного мага, наверняка проиграю.
Симон – отличный учитель, жалко, что он не ведет у меня все лекции, после его занятий общаться с этим старым хрычом в военном мундире не было никакого желания, но именно он преподавал в гильдии начальные заклинания стихии огня. Пока есть деньги, я решил освоить все доступные на первом круге формы.
Заклинания за прошедшее время не подешевели, и я потратил золотой, но зато оплатил сразу четыре новых заклинания. «Искра» – более мощная, чем «блуждающий огонь», но прямая атака. «Кнут» – более слабая, но длинная форма «лезвия». «Погасить пламя» – к своему стыду, я с успехом могу только спалить кого-нибудь, а вот потушить сумею только по-пионерски. «Баклер» – небольшой щит из пламени, название громкое, а по факту бесполезная тарелка диаметром двадцать сантиметров, но новая форма лишней не будет.
Глава 6
Теория без практики мертва
Рев пламени рвал воздух, его потоки клубились, приобретая хищные формы, то свиваясь в спирали, подобно змеям, то, наоборот, вырываясь вперед, подобно дикому вепрю. Человечество знакомо с огнем так давно, что он стал неотъемлемой частью нашей жизни, но периодически этот зверь вырывается из-под контроля, и тогда горят леса, превращаются в пепел целые города, гибнут люди.
Поток пламени прошелся по песку и ударил в воду. Морская гладь равнодушно отреагировала на подобное вмешательство, лишь легкая рябь прошла по поверхности. Огонь силен, но и водная стихия ему не уступит.
– Слабовато, – с грустью сказал я, оценивая результат.
Магия с ее тайнами захватила меня, последние четыре дня я и думать забыл обо всем на свете. С утра бодро бежал на лекции к Симону, затем обучался плетениям у старого хрыча, а потом шел на дальний пляж и отрабатывал полученные знания на практике.
Говорят, «теория без практики – мертва», но мало кто знает, что у этой фразы есть продолжение: «Практика без теории – слепа». За прошедшие дни я многое узнал о магии, пожалуй, больше, чем за весь прошлый год. По сравнению с этим мои самостоятельные опыты были лишь жалкими попытками объять необъятное. Накопленные за множество тысячелетий знания гильдии потихоньку укладывались в моей голове, это было отлично, но то, что я не мог освоить их мгновенно, немного раздражало. В своих мечтах я мнил себя великим повелителем огня, но на практике получалось совсем другое – пусть не бездарь, но самоучка, причем с огромным самомнением. Магия оказалась крепким орешком и не хотела сдаваться без боя.