Перед Азефом выросли две смазливые деревенские дурочки в цветастых сарафанах и с плутоватыми мордашками. Они с любопытством и некоторым ужасом глядели на страхолюдину – нового жильца, которого предстояло обслуживать – всячески.

Хозяйка приказала:

– Теперь Иван Николаевич будет жить здесь, угождайте!

Азеф достал портмоне, протянул каждой девушке по серебряному рублю:

– Вот вам на заколки!

Девчушки сделали книксен и на жильца уже поглядывали с интересом. В тот же день, ближе к вечеру, Азеф переехал на квартиру в Нижнем Кисловском.

Итак, в электрической компании Сергей Алексеевич Смирнов определил место Азефу:

– Вот здесь, на третьем этаже. Позвольте представить сослуживцев… Тут ваш стол, вот ключи от шкафа, а это от ящиков стола. Для начала займемся творческой работой. Попрошу вас, Иван Николаевич, составить «Оптовый прейскурант электрических товаров». С рекламной целью! Описание отпечатаем в типографии тиражом двести экземпляров, разложим в крупнейших магазинах Москвы и Петербурга. Месяца вам хватит? – И положил на стол образец.

И тут Азеф поразил своего начальника. Он задумчиво полистал образец и отрицательно помотал головой:

– Сергей Алексеевич, это скучно! Каталог необходимо отпечатать на дорогой глянцевой бумаге и обязательно снабдить иллюстрациями.

Смирнов удивился:

– Какими?

– Дать изображения предметов, кои рекламируем. Те же телефонные аппараты – ведь это красавцы, это – Карл Брюллов! А сухое описание мало что дает потребителю.

Смирнов почесал ухо:

– Но это значительно удорожит работу…

– Вовсе нет! Мы отпечатаем не двести – десять тысяч экземпляров. Первое: разложим каталог в крупнейших магазинах империи. Второе: по адресным книгам Москвы, Петербурга, Варшавы и Киева выявим самых зажиточных господ, разошлем им по почте или – это лучше – нарочные развезут наш каталог-красавец. Товар двинется к потребителю, сейфы компании будут ломиться от доходов! И как ближайшая перспектива: открыть в крупнейших городах наши магазины.

Смирнов с чувством пожал руку Азефа:

– Прекрасно! По совместительству зачисляю вас, Иван Николаевич, своим консультантом с прибавкой к основному жалованью еще двадцати пяти рублей.

Последнее было сделано по рекомендации самого Зубатова.

Потекли трудовые будни во «Всеобщей компании электричества», которые, впрочем, не очень утомляли Азефа: он приходил и уходил, когда хотел.

Испытывая странное удовольствие, он описывал абажуры для лампочек накаливания «с эдисоновыми винтами, лампы угольные, от 1 до 10 Вольт по цене тридцать пять копеек за штуку», динамо-машины, «вырабатывающие энергию для освещения», электрические карманные фонари, «оклеенные имитацией шагреневой кожи, с овальной осветительной линзой, с выключателем», кнопки для электрических звонков «заграничного производства с костяными поддавками черного дерева».

С особым вдохновением Азеф воспевал телефонные аппараты с индуктивной катушкой и без, «такие же лучшие с телефоном на ручке за одиннадцать рублей», настольные телефоны «с батарейным вызовом, с гудком, со звонком и индуктивной катушкой всего за тридцать три рубля пятьдесят копеек».

Отдельный раздел составили телефоны, которые назывались «автофоны с обратным и без обратного вызова, а также со звонками», – стоячие, лежачие, висячие. Два художника-графика делали штриховые рисунки для печати. Каталог получился великолепным.

Деньги водились, девушки любили Азефа, он их тоже, жизнь была прекрасной.

Жизнь была прекрасной, но одинокой. Две смазливые дурочки с первого этажа, которые порознь и вместе приятно разнообразили существование нового жильца, не могли заменить жену Любу. Хорошо, что ее учеба в Берне шла к завершению.

Как всякий человек, Азеф жаждал того, чего не имел. Сейчас ему очень хотелось семейного очага. Он предвкушал радость своей верной подруги, которая разинет от счастья рот, увидав уютное гнездышко, хороший достаток и прислугу. За Любой он собрался выехать в конце зимы.

А пока что он отправлял отцу в Ростов-на-Дону ежемесячно по двенадцать рублей пятьдесят копеек, а к праздничным дням – Рош ха-Шана, Дню искупления и Пасхе – добавлял еще по десятке. К папаше, пьянчужке и скандалисту, Азеф не чувствовал любви, но все же испытывал благодарность: тот все-таки сумел дать ему первоначальное образование.

Старый Фишель, получив на почте деньги, показывал квитанцию всей улице и даже на базаре. Он вытирал из больного глаза мутную слезу и убедительно говорил:

– Можете мне не поверить, но это большое счастье – хороший ребенок! Двенадцать с полтиной – с этого жить можно! – Надев шапочку кипу и повернувшись на восток, ежедневно молился за успехи сыночка.

Потомственной дворянке, дочери надворного советника Женечке Немчиновой исполнилось двадцать три года. Она была богата и окружена ухажерами. Женечка порой печатала в журналах какие-то рассказики из жизни деревенских детей, у которых «щечки румянились, как яблочки на солнце…». Печатала и стишки вроде «Тихий день угасал, серебрился туман, с водопоя стада возвращались…». Все это давало Женечке повод называться писательницей.

Ради истины скажем, что Женечка никакого следа в литературе не оставила, но зато была весьма хорошенькой, играла на фортепьяно, владела в Москве богатым домом, а в Нижегородской губернии обширными землями. Земли она сдавала в аренду и по этой причине имела доходы немалые.

Осенью 1899 года, после смерти своей тетушки, старшей сестры матери, получила громадное наследство и стала еще богаче.

Так что Немчинова жила в полном довольстве и, видимо, по этой причине и по примеру других людей ее круга страстно жаждала революционных перемен. Она, признаться, совершенно не понимала, какие такие перемены ей нужны, но, как бывает с людьми среднего разбора, лишенными в суждениях самостоятельности, попадала в струю общего настроения и начинала думать и действовать так, как думают и действуют окружающие.

Теперь под влиянием и даже нажимом своих друзей-социалистов Женечка затеяла организацию легального «Общедоступного техника», где под видом получения знаний велось бы разложение молодежи в социалистическом духе.

Все это девице казалось благородным, ибо отвечало прогрессивным чаяниям «передовых людей», которых она принимала в своем доме и среди которых выделяла за обширный ум своего нового знакомого – Азефа, которого знала как Ивана Николаевича Виноградова.

Женечка была принята в высшем обществе, более того – она сама составляла высшее общество. Именно там она и почерпнула свои передовые убеждения.

Дом Немчиновой на Остоженке, полный буржуазной роскоши, той самой, которую Женечка якобы презирала, служил салоном для знати обеих столиц. Сюда на рауты порой заглядывали важные персоны: великие князья, министры, знаменитые артисты, писатели и присяжные поверенные.

Светских гостей привлекала кроме прекрасного повара и замечательных трапез прекрасная внешность Женечки, умение так одеться, что все природные особенности форм ее неотразимой фигуры, узкой талии и округлости бедер были умело подчеркнуты. И эта внешность служила тому, что Женечка Немчинова всегда была в центре внимания мужчин – и молодых, и даже тех, кто хорошо помнил царствование Николая Павловича, но сохранял интерес к женским прелестям.

Было еще нечто, что в глазах высшего общества поднимало эту девицу.

За Женечкой откровенно ухаживал великий князь Константин Константинович Романов, писавший превосходные стихи и печатавший их под псевдонимом К. Р. Был слух, что ухаживание высокородного поэта имело свой результат и назвать его платоническим было бы ошибкой. И это вопреки тому, что великий князь имел болезненную наклонность к мужскому полу, от которой, впрочем, искренне страдал и всячески старался избавиться.