Женщина встала из-за своего стола и проследовала к специально подготовленному магнитофону.

«Мы должны следовать нашему плану. Часть партии заберешь сегодня ты, а часть мы переправим в Канаду, таков был наш уговор»,— на записи отчетливо был слышен голос главы семьи Ренсов. Далее последовал ещё один обрывочный кусок записи.

«Ты!», — послышался хлесткий удар. «Как ты мог отправить всё в полицию! После того, что мы для тебя сделали! После того, как моя семья тебя выкормила! Сукин сын!» — ещё удар. «Они всё равно узнают, что это ты убил Джека и отрезал ему башку!».

«Николас, ты договорился о переправе через границу?»

«Да, товар хороший, они сказали, что с радостью примут его».

«Мы ведь не сможем так долго скрываться, Хэнк», — на фоне жалобного голоса Мери были слышны звуки двигателя автомобиля. «А я говорила тебе, что все началось с твоих детей!»

«Заткнись! Или тебе напомнить, что именно вы с Николасом держали Эвелин в подвале два дня, мучая её? Этот инцидент никак не должен повлиять на нашу фирму, мы будем существовать и дальше, даже если ради этого придётся убивать ещё».

На этом в зале суда наступила гробовая тишина. Каждый обдумывал услышанное, каждый не мог поверить в сказанные слова. Лукас переглянулся со своими коллегами, которые пребывали в не меньшем шоке, чем он сам.

Тётя сжала тонкую руку Алекс, у женщины на глазах выступали слезы, и она всё время шептала ей на ухо успокаивающие слова. А девушку словно обухом по голове ударили, она застыла, точно восковая фигура, только иногда моргала. В голове прокручивалось так много воспоминаний, так много моментов, что глаза закрыла пелена. Девушка моргнула и почувствовала, как по щеке течёт слеза.

— Суд удаляется для вынесения обвинительного и окончательного приговора! — прохрипел голос судьи, и удар деревянного молотка будто вывел всех из транса.

Гарри за всё время прослушивания диктофона ни разу не повернулся в сторону одноклассницы. Его мать сидела сзади и плакала, спрятав лицо в руках.

— Это все неправда! — Мери вскочила со своего места и стала биться руками о железную решетку. — Они меня заставили! — полицейским понадобилось некоторое время, чтобы угомонить подсудимую. Николас впервые за долгое время поднял голову и посмотрел на дочь. Их глаза встретились. Выдохнув, не в силах вынести тяжёлого взгляда отца, она отвернулась и уткнулась в плечо тёти Нэнси.

— Роуз! — высунув руки сквозь прутья решётки, Хэнк начал размахивать ими. — Роуз! Скажи, что это не мы! Скажи! — завопил от злости тот. Мисс Ренс только холодно на него посмотрела и продолжила сидеть неподвижно.

Через двадцать минут все трое судей вышли из комнаты с красными папками в руках.

— Выносится обвинительный приговор по уголовному делу №476 города Олд-Таун. За особо тяжкие преступления второй степени: убийство, хранение и распространение наркотиков Федеральный окружной суд штата Мэн приговаривает Хэнка Ренса, Мери Ренс и Николаса Нормана к пожизненному заключению без права на освобождение, — в зале стояла гробовая тишина, судья продолжил зачитывать. — Выносится обвинительный приговор по уголовному делу №567 города Олд-Таун. За особо тяжкие преступления второй степени: убийство и распространение наркотиков со смягчающими обстоятельствами и чистосердечным признанием в виде письма Федеральный Окружной суд штата Мэн приговаривает Гарри Эшера к 8 годам лишения свободы. На этом судебный процесс объявляется закрытым! — только судья закончил зачитывать приговор, как Хэнк в ярости стал колотить по стальным прутьям решётки, что-то крича в своё оправдание. Мери села на пол и начала плакать, проклиная своего брата и тот день, когда она во всё это ввязалась. А Николас так и остался сидеть неподвижно, будто парализованный.

Алекс ошиблась. Она выплакала не все слёзы. Она несколько раз думала, что это произошло в течение первых суток после обнаружения тела Эвелин. Ей казалось, что всё, больше слёз у неё не осталось. Но это было не так. И сейчас из её глаз с новой силой полились солёные потоки. Тётя Нэнси погладила её по голове.

Когда полицейские подошли к Гарри с наручниками, его мать долго не могла подпустить их к нему, она рыдала, кидалась и била их кулаками. Гарри скрючился. Ему было так горько, так больно, что он не мог дышать, словно умирающая оса с вырванным жалом. И он услышал, как из его собственного рта вылетел звук — протяжный вой, пронёсшийся по пустым коридорам здания.

Лукас сложил листы дела в одну папку, всё время наблюдая за всем. Хоть дело закончилось, и можно наконец-то спокойно выдохнуть, преступники найдены, но под рёбрами почему-то что-то скребётся, будто душа побаливает.

Тем временем охранники открыли дверь и стали по очереди выводить арестантов из камеры.

— Роуз! Роуз! — мужчина начал кричать. — Слышишь, я приду за тобой! — сказал он громко своей жене, когда его проводили мимо неё. — Мы все равно встретимся! — она повернулась к нему, и холодный, пронизывающий горькой ненавистью взгляд — вот что заставило главу семьи Ренсов замолчать, а охранников ненадолго остановиться.

— Гори в аду, Хэнк Ренс. Я буду каждый день молиться за то, чтобы ты попал именно туда. Чтобы твоя душа мучилась вечно, — казалось, эти слова будут отдаваться громким и протяжным эхом в этих стенах вечно. Взяв сумку со скамьи, мисс Ренс развернулась и пошла прочь из зала заседания.

***

21:55 вечера.

Временное тюремное отделение для заключённых. Портленд.

— Отбой! — постукивая дубинкой по стальным прутьям, громко сказал охранник и стал делать вечерний обход, смотря за заключёнными. — Всем отбо-ой! — зевнув, он повернул за угол и продолжил неторопливо шагать.

— Я тут, — смотря в маленькое решетчатое окно под потолком, Хэнк что-то судорожно искал в подушке. Полная луна светила сквозь прутья, освещая тёмную камеру. — Я тут, Эвелин, — в тусклом свете блеснуло лезвие. Он стал громко хохотать, так, что смех хлёстко бил по бетонным стенам и отдавался небольшим эхом. — И Джек, гадёныш, - засучив рукав оранжевого комбинезона, мужчина приставил лезвие к запястью. Миг, и из руки хлынула кровь, ручейками струясь по руке и падая на пол. — Я скоро увижу вас, — он снова расхохотался, поднял последний раз уже ослабевшую руку и провёл лезвием по шее.

— Ну что, Хэнк, снова мечтаешь о свободе? — остановившись около камеры, охранник стал задавать вопросы в тишину. — Чего не хохочешь? — он постукал дубинкой по прутьям. — Ай! Черт! — посмотрев под ноги, мужчина чуть не поскользнулся и, осветив фонариком пол, ужаснулся. Он стоял в луже липкой крови, которая стремительно распространялась из-под решётки.

Вытащив из кармана связку ключей, он стал искать нужный. — Помогите! Вызовите скорую! — наконец открыв дверь, мужчина вбежал и наткнулся на бездыханное тело Ренса. Глаза закатились, язык свисал изо рта, везде была кровь.

Медики подоспели скоро и тут же склонились над ним, доставая нужные предметы для оказания первой помощи. Зажав рану на шее, они проверили пульс.

— Ничего уже не можем поделать, — выдохнул врач, сняв окровавленные перчатки и закрыв Ренсу глаза. — Он мертв.

========== Тишина ==========

Тишина — это возникающая необходимость, которую необходимо утолять. Только находясь в ней, возможно ясно соображать, обдумывать совершившие ошибки, прийти в себя. Она как берег, к которому мы иногда причаливаем, чтобы понять себя и скинуть тяжкий, накопившийся за время плавания груз, перед тем как снова отправиться в океан житейской суматохи.

Хардли Хавелок.

Пять дней спустя.

26 июня.

10:34 утра.

В маленьком телевизоре снова заиграла песня заставки утренних новостей, Лукас Смит сонно протёр глаза и посмотрел на яркий экран.

— Показывай меня крупным планом, Джон! — давая указания своему оператору, Кети Холт села на длинную скамейку. Напротив неё сидела староста школы Николь, то и дело смотревшая в маленькое зеркальце. Кашлянув, девушка начала говорить.

«Итак, я ведущая канала новостей, Кети Холт, в данный момент нахожусь в Старшей школе Олд-Тауна», — она оглядела своего оппонента с головы до ног и выдохнула. «Я думаю, что будет правильнее начать наше интервью с минуты молчания по погибшим Эвелин и Джеку», — съёмочная группа операторов расположилась во внутреннем дворе старшей школы. Николь, выпрямив спину, посмотрела на неё и только кивнула. Кашлянув, журналистка продолжила своё интервью: «Расскажите, вот вы староста и наверняка общались или дружили с ними? Как изменилась ваша жизнь после всего случившегося?» — она поднесла к ней микрофон. Цокнув языком, староста начала говорить заезженные фразы.