Сокольский забыл про тянущую боль в спине и посмотрел на неё.
— С кем именно?
— С тобой. Мотя уверен, что ниточка тянется от той банды, с которой ты работал. Я раньше не знала, но ему пришлось поднять это дело и пояснить, откуда у него такая идея. Эту версию тоже нельзя выбрасывать.
Сокольский положил голову на подушку и прикрыл глаза. Можно было не отвечать, сославшись на то, что подробности прошлого не касаются современного момента. Но Инга редко задавала вопросы о его делах до их знакомства. Он не любил её обламывать, понимая, что тогда она вообще перестанет спрашивать. С Ингой он обращался очень осторожно, делая скидку на её странности, даже если сама она этого не замечала.
— Тогда удалось взять большую, хорошо организованную банду, которая прикрывалась легальным бизнесом, и перепродавала большие партии оружия и боеприпасов в места боевых действий, — ответил он наконец. — Я был внедрён в неё, и мне удалось подобраться очень близко к главарям, чтобы иметь возможность контролировать их подпольный бизнес. По этому делу проходило не меньше сотни народу. Задержать удалось не всех, несколько человек успели исчезнуть. Не думаю, что кто-то из них сейчас узнал бы меня без посторонней подсказки. Я держался одним из "шестёрок" Махеева, которых у него был целый взвод.
— Тогда почему ты считаешь, что это твоя неудача?
Сокольский криво усмехнулся.
— Это Мотя сказал, что я так думаю? — Он не стал дожидаться её ответа. — Да, я так считаю. Я допустил ошибку. Мне пришлось вывести свидетеля и после этого я не должен был возвращаться в банду. Есть такие поступки, после которых делать шаг назад нельзя. Бессмысленно…
…Он потратил на внедрение в эту ОПГ почти полгода, и ещё столько же провёл среди сомнительного окружения "бизнесмена и мецената" Степана Николаевича Махеева. Высматривал, вынюхивал, изучал схему действий. Махей не доверял никому, даже самому себе — поэтому так долго не давал поймать себя за руку. Игорь не набивался в ближнее окружение, находя способы всё время быть на среднем расстоянии и не привлекать лишнего внимания. Наконец, появилась возможность накрыть всю банду на крупном деле, после которого уже никому не отвертеться. И тут случилось непредвиденное: подручные Махея заметили свидетеля — путевого обходчика, который случайно оказался в ненужном месте и ухитрился улизнуть, но не потрудился как следует спрятаться, или сразу пойти в полицию.
Когда в опасности жизнь человека — выбор очевиден. Игорь не мог оставить того мужика на растерзание браткам, нашёл первым и увёз в безопасное место. Но зачем он вернулся? До начала операции оставалось шесть часов. За это время Махей не смог бы ничего изменить. Заказчики ждали передачи, вагоны уже стояли на одном из товарных путей. Ещё немного — и всё закончится.
Игоря одолела идея: "А если без меня не справятся!" "Вдруг что-то пойдёт не так, а сообщить об этом будет некому?" — сказал он себе и вернулся назад. Понадеялся, что его временное отсутствие не заметят, или что сможет правдоподобно оправдаться.
Заметили. Не оправдался. Если бы в нём заподозрили стукача — убили бы на месте. Но Махей всего лишь страховался, а заодно пользовался возможностью показать остальным, что его приказы нарушать нельзя. Он ведь ясно объяснил, что за сутки перед выходом на дело ни один человек не должен покидать базы. Поэтому ещё через полчаса Игорь висел на связанных руках, в полупустом ангаре, на крюке, избитый, но пока ещё живой. Как у бандита из шайки Махея, у него был шанс таким и остаться. Если передача пройдёт гладко, главарь успокоится и простит. Зря Махей своих не убивал. Но как у агента УВР ФСБ, у Сокольского шансов не было. Едва станет известно о ловушке — те, кто остался стеречь базу, добьют его.
…Веки слиплись от крови. Кое-как проморгавшись, Игорь сделал попытку оценить своё положение. Его никто не стережёт — уже хорошо. Привязан он так, что не может опереться на всю ступню — это плохо. Запястья скручены упаковочной верёвкой. Хуже неё — только проволока. Рук он почти не чувствовал, зато прекрасно ощущал боль от того, что эта гадость прорезает собой кожу. Вдобавок, в заваленном старым хламом помещении было холодно как в могиле.
"Именно там ты и будешь, если что-то не придумаешь", — сказал он себе. Надо не сдаваться и бороться за свою жизнь до последнего! Может, это звучит банально, зато правильно отражает суть дела.
Рядом стоял ящик. Один из подручных Махея сидел на нём, отдыхая в перерывах "разъяснительной беседы".
— Просто дотянись до ящика и опрокинь его к себе, — сказал Игорь, и сосредоточился. Надо ведь ещё не столкнуть этот короб в противоположную сторону.
Он прикинул расстояние, и решил, что если качнуться на руках — носком ботинка он как раз сможет достать до верхнего угла. Дело за малым: заставить себя качнуться, когда и так кажется, что проклятая верёвка перерезала запястья до костей. Перед глазами потихоньку плыло, тело налилось тяжестью, от боли тошнило. Ни разу это не заканчивалось рвотой, но его всегда тошнило от боли, сколько он себя помнил. Такая странная реакция организма на стресс…
— Ладно, — пробормотал он и облизал распухшую нижнюю губу. — Сейчас попробуем…
А пробовать было нельзя. Делать! С первого раза! Иначе силы уйдут впустую. Игорь снова прикинул расстояние и чуть оттолкнулся от гравия, проверяя, насколько сильно сможет качнуться. В глазах потемнело, но это продлилось всего мгновение. "Смогу!" — сказал он себе, и оттолкнулся сильнее…
…Когда он отдышался и открыл глаза — почувствовал, что ящик привалился к его ноге, как верный пёс. Игорь осторожно опустил его, стараясь прочнее установить на рассыпанном гравии. Ещё одно усилие — и ему удалось встать обеими ногами на шаткую подставку. Осталось только снять руки с крюка.
Тут обнаружилось новое препятствие: верёвка и крюк больше не держали его в вертикальном положении. Стоило потянуться вверх — ящик ускользнул из-под ног — и Игорь повис всем весом на без того ободранных запястьях. Придя в себя и отдышавшись, он попробовал ещё раз. Теперь действовал осторожнее, стараясь встать так, чтобы не давать перевёртываться неверной опоре. Одно хорошо: от всех этих упражнений он взмок и уже не чувствовал холода…
Подробности своей борьбы за выживание он рассказывать не стал, уложив воспоминание в несколько строчек:
— Мне удалось освободиться. — Он не стал уточнять, что упаковочный шнур порвал зубами, распотрошив по отдельным волокнам. — Потом я подстерёг одного из своих охранников, двинул кирпичом по голове и забрал его мобильник, чтобы сообщить своим, где нахожусь. Но это всё, что я успел. Поблизости были ещё двое, они со мной чуть не разделались. Как подоспела группа во главе с Мотей — я уже не помню. Очнулся в госпитале. — Он задумался. — Теоретически, кто-то из оставшихся на свободе махеевских людей мог меня узнать, но чтобы нанимать дорогостоящего киллера, надо иметь причину посерьёзнее, чем желание завалить мелкого стукачка. Моя роль в той операции для непосвящённый так и осталась загадкой.
— Об этом Мотя подумал, — сообщила Инга. — Но он считает, что могли сработать старые связи той группировки. Теоретически, кто-то ведь может опасаться, что ты его узнаешь. — Она сделала акцент на слове "ты". — И выдашь властям. Если у них свои киллеры — почему не подослать одного?
Сокольский вздохнул, принимая её аргумент.
— Была мысль, что кто-то из окружения Махея, или даже он сам, содержат кучку наёмных убийц и берёт заказы, — согласился он. — Но у версии не нашлось фактических подтверждений.
— Может, теперь найдутся, — оптимистично высказала девица, и придвинула первый ящичек с карточками.
Сокольский посмотрел на её сосредоточенный, идеально очерченный профиль, тихонько вздохнул и взялся за второй…
* * *
— Это последний адрес на сегодня, — постановил Юраша, когда они прошли через подворотню.
— Что же темнее-то так рано… — посетовал Слава Ольгин, оглядывая голый двор-колодец. В таких даже клумбу уместить негде, но её всё равно втиснули, прямо под окнами, между входом в подвал и кирпичной будкой, вмурованной в асфальт рядом со стеклянной шахтой наружного лифта. Из квадратика снега на этой "клумбе" торчали сухие былинки.
