Жаркая пора прошла. Погода бабьего лета приятно радовала. С утра прохладно, днём всё ещё тепло, заморозки не торопятся. Природа Карельского перешейка пестрела сочетанием ярких осенних красок на фоне рыжих стволов и темнеющей сосновой хвои. Если оглянуться направо — в просветах можно разглядеть взволнованную, свинцово-серую Ладогу, упорно сохранявшую свой сумрачный оттенок даже под ярко-синим небом.

Иринина машина медленно проползла по грунтовой дорожке улицы и остановилась перед высоким, недавно выкрашенным в тёмно-коричневый цвет, забором. Что-то настораживало при беглом взгляде на двухэтажный дом в глубине двора. Женщина вышла из машины, но вместо того, чтобы подойти и открыть ворота, принялась разглядывать окна. В гостиной горел свет.

— Что происходит? — риторически пробормотала Ирина.

— Ирина Александровна! Ирочка! — окликнули её с другой стороны улицы.

Она обернулась и приветливо улыбнулась соседке. Та махнула рукой и поспешила к калитке.

— Ирочка! Хорошо что ты приехала! Я уже хотела сама зайти к Варваре! — сообщила она, энергично ковыляя через дорожку.

— Что случилось? — Беспокойство заставило Ирину пойти к калитке собственного дома, не дожидаясь, когда до неё доковыляет соседка, такая же престарелая, как её собственная мать.

— Я с вечера заметила, что свет у вас наверху оставлен! — говорила та вдогонку, сделав в слове "вечера" ударение на последний слог. — Она, Варвара-то, в последнее время наверх и не поднималася вовсе. Сама говорила, мол, лестница длинная, тяжело. Но я-то подумала: может, понадобилось чего срочно? А утром-то смотрю — свет так и горит! Непохоже на Варвару-то!

Мать, как человек советской закалки, всегда экономила на электричестве. Даже стеснялась сама вносить оплату, если, по её мнению, набегало много киловатт. Ирина открыла калитку своим ключом и вошла, оставив створку открытой. Подсознательно хотелось, чтобы соседка шла вместе с ней. Когда твоей матери 88 лет, невозможно не думать о самом худшем.

Двери дома были не заперты. Ирина осторожно приоткрыла створку — и шарахнулась назад, когда на неё вынесся соседский кот. Грохнуло задетое им жестяное ведро.

— Ох! Чтоб тебя!.. Оголтелый! — высказала ему вслед Ирина, взявшись за грудь, чтобы унять сердцебиение.

Ни она, ни привлечённая её возгласом соседка, не заметили, как из бокового окна бесшумно выпрыгнула тёмная фигура и метнулась за дровяной навес. Прижавшись к замшелой стенке, рослый, темноволосый мужчина застегнул куртку, постоял несколько секунд, дождавшись, когда женщины зайдут внутрь и уж точно не смогут его заметить, после чего огляделся и побежал вглубь сада. Изящно перепрыгнув через высокий забор, мужчина побежал, пригибаясь, мимо пустующего соседского дома, между выстроенных в ряд жестяных бочек и брошенного строительного мусора. Потом, так же легко, едва коснувшись руками очередной изгороди, миновал и эту преграду и через несколько секунд плюхнулся на сидение чёрного внедорожника, стоявшего в самом укромном углу короткого проулка, за пустыми кустами черноплодки.

— Дочка её прикатила, — сообщил темноволосый, проводя ладонью по вспотевшему лбу. — Наверняка заметит, что в доме кто-то был.

— Раньше надо было сюда привалить, — процедил сидевший на водительском месте тип с арийским профилем, приоткрыл окошко и выплюнул жвачку. — Что делать будем?

— А я знаю?! — возмутился темноволосый.

— З-замочить бы их всех, — мечтательно протянул Ариец.

— Сдурел?! — возмутился его собеседник. — И так шума будет, если поймут, что мы что-то искали. Поехали отсюда! Будем думать.

— Как скажешь, — неохотно согласился водитель и завёл мотор. — Всё равно тебе отчитываться…

* * *

(Два дня спустя)

Сокольский проснулся глубокой ночью, сел в кровати и потёр лицо ладонями. На светящемся циферблате — 4:11. "Третьи сутки как женат, а уже кошмары снятся!" — пошутил он сам над собой, чтобы избавиться от неприятного впечатления, оставленного видением. Ему приснилась женщина с лицом и причёской, как на выцветших послевоенных фотографиях. Она настойчиво требовала, чтобы он сосчитал, сколько людей погибло от его рук и во сне имела на это право, будто была его начальником… или совестью.

"Ерунда какая-то!" — подумал Игорь и опустился обратно на подушку. Сима повернулась и, не просыпаясь, прижалась к его руке. Жест супруги подействовал успокаивающе.

Позавчера они обвенчались в Никольском соборе. На свадьбе присутствовали только коллеги и близкие родственники. С утра небо затянули тучи, но когда вся компания вышла из собора, солнце тоже выглянуло — посмотреть, что там делается, в Питере, на пересечении двух каналов, неподалёку от легендарного Семимостья, где туристы загадывают желания.

В простом белом платье и короткой фате, со склонённой к плечу любимого мужчины головой, Серафима казалась тихим ангелом, сошедшим с небес. Всё, что её окружало — голубые стены храма, белые колонны, синее небо в белых облаках, золотой купол устремлённой вверх колокольни, огненная осенняя листва — всё в этот день казалось особенным, настроенным на возвышенный тон. Хорошо, что гостей немного, народ серьёзный и обошлось без громких выражений стандартного восторга. Это помогло унести с собой чувство особой тайны, произошедшей во время венчания, сохранить её до самых ворот церковной ограды. В те минуты Игорь Сергеевич Сокольский, полковник УВР ФСБ, сорока двух лет от роду, впервые со смерти брата почувствовал, что может быть счастливым не только на работе…

За пару дней до венчания начался его отпуск. Не хотелось верить, что приснившийся кошмар — напоминание о том, что ему противоестественно так долго ничего не расследовать, никого не ловить, не ощущать подмышкой твёрдую рукоятку пистолета…

И тут зазвонил телефон! Сокольский потянулся к тумбочке. Серафима проснулась, со сна не разобрав, что происходит и покрепче обняла его руку.

— Всё хорошо, милая! — мягко сказал ей Игорь. — Спи.

— Что случилось? Кто звонит?

Он и сам хотел это знать.

— Сокольский слушает, — ответил он, активируя телефон.

— Доброе утро, Игорёк! Это генерал Чёрный. Ничего, что разбудил?

Глубокий, хрипловатый голос начальника, согнал сон, как комара щелчком.

— Доброе утро, товарищ генерал! — Должно было случиться что-то чрезвычайное, чтобы Чёрный позвонил в половине пятого сотруднику, который только что женился и вышел в отпуск. — Я раньше проснулся… То есть, ничего страшного, уже вставать пора… вроде как.

— Игорёк! Съезди в Приозерск! — задушевно попросил Дмитрий Иванович. — Сегодня в час хоронят бабу Варю. Помнишь её?

Сокольскому показалось, что его ударили по затылку. Он прикусил губу и нахмурился: вспомнил старую фотокарточку в "Личном Деле". На ней — та самая женщина, которая ему приснилась! Баба Варя… Варвара Петровна Орлик.

— Умерла старушка? — зачем-то переспросил он.

— Лет ей было много, — напомнил генерал. — Восемьдесят восемь. Хоронят на Приозерском кладбище. Как приедешь — обязательно поговори с её младшей дочерью, Ириной Александровной. Она мне и сообщила. Просила, чтобы именно ты приехал. Я оформлю тебе командировку. Один-два дня тебе хватит? Потом приплюсуем к отпуску…

Когда Игорь отключил телефон и повернулся — Серафима сидела рядом, завернувшись в простыню (оба валялись в кровати голые). В полумраке комнаты, освещённой только жёлтыми цифрами будильника, угадать выражение её лица было невозможно, но чувства выразились в тоне вопроса:

— Уезжаешь?!

— Всего на день, — поспешил уверить Сокольский. — Очень надо. — Он помедлил, потом объяснил: — Умерла одна знакомая старушка. Я ей кое-чем обязан. Надо проводить.

— Я с тобой! — Сима придвинулась к нему вплотную и обвила мягкими руками его плечи, прижавшись к груди. — Пожалуйста!

— Какое-то несвадебное путешествие получится, — заметил Сокольский, поглаживая её по волосам. — Генерал пообещал, что даст мне лишних пару дней к отпуску. Мы успеем наверстать упущенное.