— Только и всего? — Куропятников был искренне удивлён.

— Почти, — уклончиво ответил Сокольский. — Вам придётся остаться в вашем музее и ждать их реакции. Не волнуйтесь, охрану мы вам обеспечим.

— Вы хотите сказать, что меня попытаются убить?

— Непременно попытаются! — уверил его Сокольский…

* * *

Сидя в вагоне электрички, Александ Павлович Мегавой вспоминал недавний разговор у себя на квартире. Сокольский пришёл к нему не один, привёз с собой доктора Люсю.

Людмила Кирилловна Бердникова, невысокая женщина с копной густых рыже-чалых волос, по мнению Мегавого, и в молодости вряд ли слыла красавицей. Зато по энергичности она могла поспорить со многими. Она протестировала его физическое состояние, потом достала металлический "шприц" с длинной насадкой и предупредила:

— Будет больно, но быстро.

Укол вглубь наружной косой мышцы вызвал короткую судорогу, но Мегавой стерпел.

— Что это было? — спросил он, когда ощущения прошли.

— Чип, — ответила женщина и пояснила: — Случайно его не обнаружишь, обычные сканеры не чувствуют. Через пару часов он полностью сольётся с вашими мышечными волокнами. Нужен специальный биодатчик, который настроен на ваш генетический код, а он есть только у нас.

— То есть, вы сможете отследить моё местонахождение? — уточнил Мегавой.

— Не только. Он передаёт звуковые колебания, так что ваши разговоры мы тоже расслышим. Дальность действия — сто километров, — предупредила доктор Люся. — Уедете дальше — надейтесь только на себя. Кстати, штука дорогая и мне пришлось повозиться, чтобы правильно её настроить и подсоединить к источнику питания. Постарайтесь, чтобы вас не ухлопали в первый же день. Теперь сядьте и слушайте очень внимательно. — Она взяла его за руку, словно так было проще контролировать реакцию на свои слова. — Даже если покажется, что вы сами всё знаете или догадываетесь, потрудитесь не перебивать. Есть такая вещь, как ассоциативная память. Мы запоминаем гораздо больше, чем способны сознательно вспомнить. Звуки голоса, тембр — это один из сигналов, который легко сохраняется в подсознании. Существуют ключевые слова, которые от постороннего человека вы вряд ли услышите, но произнеси их кто-то знакомый, с кем вы уже сталкивались — и они вызовут ответную реакцию. Именно на этом эффекте построено "погружение".

Мегавой и сам бы не стал перебивать. Ему хотелось как можно подробнее знать о том, что с ним происходило до недавнего момента.

— Теоретически, человек "погружённый" легко воспринимает любые приказы, — говорила доктор Люся. — Но лишь до тех пор, пока эти приказы не начинают противоречить с его совестью, культурными установками, воспитанием, Божьими заповедями, наконец. Например, если первый встречный скажет игроку: "Подойти к старушке и убей её" — реакции скорее всего не последует. Игрок начнёт сопротивляться, потому что приказ противоречит его мировосприятию, в котором убийство — это противоправное, подсудное, неприемлемое действие. А если игроку тот же посторонний прикажет сходить в магазин и купить еды — он пойдёт без возражений. Может, сам удивится, что послушал приказа незнакомца, но не встревожится.

Доктор Люся сделала паузу, позволяя полковнику обдумать услышанное. Потом продолжила:

— Чтобы схема "погружения" сработала, нужен сигнал от того, кто в самый первый раз "погружал" игрока. Второй вариант, с которым мы можем столкнуться — условная фраза. Срабатывает глубинная память, в которой сохранился тембр голоса, интонация, выражение или слово, которые произносит "погружающий". В ответ игрок выполняет любой приказ, как если бы он находился внутри игры, где убийство — это лишь виртуальное действие, за которое в реальной жизни он не понесёт ответственности. Поэтому когда вы услышите голос того, кто вас "погружал" — вы его сразу узнаете. Наверняка. С большой долей вероятности, — смягчила она свой вывод.

— Это может заставить меня вернуться на позицию игрока? — не выдержав, всё-таки переспросил Мегавой.

— Возможно, — хитро прищурившись, ответила майор Бердникова. — Но сейчас, когда у вас нет импланта, сопротивляться вам будет легче. Ваше сознание не будет отключаться, как происходило, пока вы носили в себе имплант. Но определённый процент риска остаётся. Я поняла со слов Игоря, что вы по натуре своей игрок и легко увлекаетесь. — Она строго взглянула на Сокольского, чтобы не смел перебивать. — Если вы действительно столкнётесь с человеком, который отдавал вам приказы, ваше подсознание наверняка попытается правильно среагировать на знакомый голос или ключевое слово. Придётся нелегко.

— Александр Павлович сопротивлялся даже с имплантом, — напомнил Сокольский и посмотрел на Мегавого. — Если почувствуете, что удержаться слишком трудно — бегите. Пути отхода мы обеспечим…

…Полковник Мегавой бежать не собирался. Теперь, когда у него появился шанс найти тех, кто заставил его совершить преступление, он и не думал отступать. Сидя в вагоне электрички, он смотрел на проносившиеся мимо голые поля и перелески и думал о том, чего не сказал Сокольскому. Александр Павлович полагал, что у него осталась всего одна дорога: найти и обезвредить врага, даже если ради этого придётся отдать жизнь. Самоубийство — грех, но разве будет грехом, если он положит всего себя ради исправления совершённой ошибки?

* * *

Выйдя из лифта, Берестова почувствовала, что на площадке она не одна. Окно загораживала мужская фигура. Человек стоял спиной к ней.

— Сокольский! — Инга достала из кармана ключи. — Что-то случилось?

Он повернулся от окна.

— В гости пустишь?

— Заходи!

Она открыла двери и посторонилась, пропуская начальника в свою маленькую квартирку. Удивляться его появлению Инга и не подумала. Они не первый год работали вместе. Раз пришёл — значит, есть дело, о котором не станешь говорить по телефону или при коллегах. "Со своей Серафимой поссорился? — пришло ей в голову, но Берестова оборвала себя. — Мне бы он об этом доложил в последнюю очередь".

— Есть будешь? — спросила она, снимая ботинки и проходя на кухню.

— Смотря что.

— У меня только вчерашняя картошка и колбаса.

— Подойдёт! — Сокольский вошёл вслед за ней и уселся на один из табуретов. Свёрток положил на стол. — Тут сыр, масло и багет. Подумал: вдруг ты не рассчитывала сегодня на гостей.

— Угадал. — Она улезла в холодильник.

— Что скажешь про Аршинова? — спросил Сокольский.

— Человек как человек. — Инга выложила на стол свёрток с колбасой и посмотрела на шефа. Он хмурил светлые брови и явно ожидал от неё подробного ответа. — Мне он не нравится, — высказала Инга и кинула на стол кухонный нож.

Сокольский подобрал его и взялся за колбасу, не спрашивая, нужна ли помощь. Берестова отвернулась и некоторое время копалась в холодильнике. Он терпеливо ждал.

— Не могу понять, что в нём не так, — сказала она наконец и закрыла белую дверцу. — Иногда кажется, что я его где-то видела, но это вряд ли. Я бы запомнила такого человека. Он самоуверенный, себе на уме. Что думает — то и говорит. Не вижу в этом плохого… Слушай! — возмутилась она наконец. — Может, дело не в Аршинове? У нас не любят новичков. Особенно если их привёл не ты и даже не Баринцев. Со мной так же было. Помнишь, что ты мне сказал, как первый раз увидел?

Сокольский ухмыльнулся, пластая колбасу толстыми ломтями.

— Вот сейчас ты не объективна, — заметил он, не отрываясь от дела. — Я просто испугался, что твой дедушка-генерал с меня голову снимет, если с тобой что-то случится.

— Ладно, не обо мне речь, — поспешила уйти от темы Инга.

Несколько лет назад она сменила фамилию на материнскую, понадеявшись, что никто не догадается о её родстве с начальником УВР. Глупо! Могла бы подумать, где работает: о том, что Инга Леонидовна Берестова по отцу должна носить фамилию — Чёрная, не знал только самый тупой, а тупых в ФСБ не держат.

— Ладно, оставим Вову Аршинова, — согласился Сокольский и подвинул ей разделочную доску с нарезанной колбасой. — Мне бы хотелось кое-что уточнить, а с твоей помощью это будет проще.