Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сения монотонно бубнила себе под нос слова, которые сливались для меня в одну звуковую волну, то взмывающую на самую высокую ноту, то опадающую в самый низ. В какой-то момент ощутив пик концентрации, окружающей меня энергии, почувствовала, как она, как и тогда у идола богини, устремилась сквозь меня и проносясь через руки, вливалась в закричавшую будто от невыносимой боли Рогнеду. Часто дыша и думая лишь о том, как бы мне не оторвать руки, я ждала, точно, как и в тот раз, когда же это мука прекратиться… Меня будто распирало изнутри, было такое чувство, словно мои вены наполнены не кровью, а горячей и быстронесущейся по ним лавой, которая вот-вот прорвется сквозь кончики пальцев и выплеснется на страдающую от наших манипуляций женщину. Господи, было так больно, будто я вновь рожаю!.. А это незабываемый опыт скажу я вам. Оно вроде забывается со временем, но когда испытываешь что-то подобное снова, сразу вспоминаешь, где это было и когда…

Завыв свой последний аккорд, знахарка схватив меня за рукав рубахи, резко отдернула от громко взвизгнувшей и резко затихшей Рогнеды, которая дернулась последний раз и тяжело дыша обмякла, как тряпичная кукла.

Ко мне подбежала матушка, схватив, почти потерявшую сознание меня в охапку, осела на пол, у находившейся ближе всего стены и принялась покачиваться вместе со мной, что-то бормоча. Я с трудом, из последних сил, приоткрыв глаза, смогла разглядеть, как бабка забравшись на постель меж разведенных в стороны ног Рогнеды, подняла кровавый и синюшный комок, завернула его в полотно не разглядывая, и тут уже потеряла сознание.

Пришла в себя я уже дома, на родной и привычной лавке. В избе было тихо. С улицы донесся громкий, но стремительно отдаляющийся лай Лашека. А затем окрик батьки.

— Вернулись… — подумала я. — Сколько же я спала? Время уже значит к обеду или даже больше… — решила я, выглянув в ближайшее окно, увидела солнце, перевалившее за середину небосвода окруженное кучевыми, пушистыми облаками.

Дверь открылась и в комнату на перегонки попытались втиснуться близнецы, буквально застряв в дверном проеме, они мутузили друг друга, но весьма удачно пихнув братца, Бенеш вытолкнул его обратно в сени и первым ввалился в горницу, придержав за собой дверь за ручку, чтоб Бивой не мог войти.

— А, ну живо открой, а по схлопочешь… — раздалось из-за двери.

— Ага как же, кто не успел, тот идет кормить скотину… — засмеялся возбужденный и сверкающий глазами Бенеш, удерживая дергающуюся дверь.

— Что такое? — раздался батюшкин бас из сеней.

Бенеш с этой стороны резко отпустил ручку и прыгнул на лавку, по другую сторону стола, делая вид, что он ничего не делал и пытаясь незаметно отдышаться от охватившего волнения и испуга. Дверь спокойно открылась и в косяке я увидела, проходящего в светлицу батьку и мнущегося, и виновато склонившего голову Бивоя.

— Чего опять бедокурите? Чего затеяли? — грозно спросил отец, рассматривая обоих близнецов.

Бенеш молчал и старался незаметно косится на брата, оставшегося стоять в сенях, как бы предоставляя ему возможность ответить.

— Ничего па, просто дверь, наверное, захлопнуло, никак не мог открыть… — сказал Бивой, прикрывая их общую шалость.

Бенеш же старался не смотреть батюшке в глаза и принялся, нервно ковырять столешницу.

— Вот негодники… — подумала я, улыбаясь краешками губ. — Как же приятно за ними наблюдать… Они всегда жизнерадостны и готовы к каким угодно каверзам. И вечно прикрывают друг друга перед отцом и матушкой.

Бивой развернулся и вышел во двор. Бенеш поднялся и прошел к ведру с водой, чтоб попить воды.

— Как напьешься, братьям помоги скотине дать… — сказал проницательный отец, весело косясь на сына и делая несколько шагов за печь.

— Ну па! — воскликнул возмущенно парень, не донеся ковш с водой до рта.

— Я, что сказал? — грозно спросил батька, стоя спиной к обиженно пыхтящему мальчику, повернув в его сторону только голову.

Бенеш бросив ковш в ведро, резко и нервно развернулся, и бухтя что-то едва слышно, демонстративно топая, вышел, хлопнув приоткрытой дверью.

— То-то же!.. Велено идти животине дать, так ничего отлынивать, пока другие работают… — сказал батька поучительно, с легкой полуулыбкой смотря на меня.

Пройдя за угол печи, батюшка увидел, что матушки и там нет, обратился ко мне подходя к моей лавке и усаживаясь:

— А, где мамка и сестрица твоя?

— Скорее всего у Франы дома… — ответила я, хмурясь от воспоминаний о причине по которой они там оказались.

— Чего эт мамка туда направилась? Они ж вроде с Рогнедой не подружки… Да и Корокоза она не терпит… — спросил озадаченно отец.

— Рогнеда раньше времени разрешилась, а мы с Боянкой Франку заплаканную увидели, когда она к старосте бежала, чтоб он Сению привез. Ну вот я и вызвалась на нее поглядеть…Я ж ведунья…

— Тебе-то это с чего понадобилось? Ты ж малышка еще совсем! И что, что ты ведунья? Всему свой срок есть… На кой черт вам девчонкам на такое смотреть? — вызверился батька, крича, вскочил с постели. — Кто вам волю дал? А мать, где была?… Ты, что ж глядела на родины Рогнедины? Да, как же так? — бесился мужчина распаляясь и ходя, туда-сюда перед немного напуганной его криками, мной.

В этот момент, в горницу вошла весьма спокойная и довольная матушка с Боянкой на пару.

— Ты чего тут расшумелся? — спросила матушка, проходя к печи и взявшись ее разжигать.

Отец замер так и не сделав очередной шаг, обернулся к ничего не подозревающей жене и как-то заискивающе, и злобно спросил:

— И ты еще спрашиваешь? — сощурив глаза, проговорил батюшка. — А то, что дочери твои, что даже не просватаны еще, уже родины видели, это ничего? Это тебя не заботит? — все громче и громче говорил батька, заводясь по новой.

Матушка растеряно и возмущенно смотрела на него, замерев у печи с полотенцем в руках.

— Ты чего это голос на меня повышаешь? Да ежели хочешь знать, я узнала, что они там, когда уже поздно было их разгонять… — выкрикнула в ответ обиженно матушка. — Да и к тому же Боянка и не видела ничего, а Ведка Сении помогала и вот та, тоже вовсе не прочь была, что твоя дочка там осталась…, да она даже помочь сумела… — с нотками гордости в голосе ругалась мама. — И Рогнеда хвала богам жива осталась, благодаря твоей дочери между прочим, хоть и слабая еще… Так что не че на меня тут орать!.. Я за ними обеими проследила и ничего дурного они не увидели… Понятно? — бушевала матушка, бросив в отца полотенце и выбежала из избы.

Отец стоял как столб, с неопределенным выражением на лице. Боянка, во время родительского диалога, присев тихонько на лавку, виновато глядела в тол. А я же просто рассматривала произошедшую на моих глазах сцену, не зная, что и думать. Батька отмерев, яростно топая сапогами тоже вышел. Сестрица проводив его взглядом, тяжело вздохнула, встала и принялась греть еду на обед. Я тоже поднялась, чтоб ей помочь. Мы все делали молча, чувствуя за собой вину в ссоре родителей.

— Да уж, вот так дела… — думала я, расставляя миски и ложки по столу. — Хотя отца можно понять, нам же по идее еще детей рожать, а такое зрелище может не то что напугать, но и напрочь отбить любое желание спать с мужем, а уж тем более рожать ему кого бы то ни было. А батюшка видимо очень переживает за наше душевное равновесие.

— Пойду кликну всех к столу. — сказала я сестре и вышла.

Пройдя через сени, где близнецы успели натоптать и дорожкой, от открытой входной двери, шли кучки пыли. Я вышла на крыльцо. Воздух был полон летним зноем и тяжело проникал в легкие, будто высушивая их при каждом вздохе.

— Понятно почему близнецы спорили, кто пойдет свиней кормить. В такую жару только дома бы и отсиживаться… Прямо испанская сиеста. — думала я, проходя за избу в поисках родных.

Выйдя из-за угла, увидела умывающихся из ведра у колодца близнецов и Зелеслава. Они раздетые по пояс, весело охали, плеская на себя холодной колодезной водой. Пройдя к ним ближе, сказала:

— Пойдемте снидать, мы на стол уже накрыли… — улыбаясь глядя на них, произнесла я.

57
{"b":"671562","o":1}