Девушка залилась горькими слезами, вернулась обратно к колодцу и не долго думая, спрыгнула в глубину его. Лететь вниз ей пришлось несколько саженей. В первую минуту, от страха и волнения, она лишилась чувств, но затем, когда опомнилась и снова открыла глаза, то увидела себя лежащею на прекрасном зеленом лугу, сплошь покрытом полевыми цветами.

Приподнявшись с места, девушка сделала несколько шагов вперед.

— Вынь меня, вынь вон из печи, совсем сгорю!.. Ведь я давно уже испекся!.. — раздался вдруг где-то поблизости невидимый голос. Девушка обернулась и увидела недалеко от себя небольшую печь, наполненную хлебами. Она подошла ближе, открыла заслонку и начала вынимать хлебец за хлебцем, до тех пор, пока печка совершенно опустела.

— Спасибо, красавица, спасибо! — заговорили хлебцы. Девушка в ответ кивнула им головою и пошла дальше. На дороге заметила она высокую, развесистую яблоню, почти сплошь усеянную яблоками.

— Встряхни меня, встряхни, милая девушка! — обратилась к ней яблоня. — Мои яблочки давно созрели и веткам не под силу становится держать их на себе такое множество!..

Девушка ухватилась руками за ствол яблони и стала трясти ее до тех нор, пока яблоки все до последнего попадали на землю. Затем снова продолжала путь далее.

Вскоре увидела она перед собою крошечный домик, в дверях которого стояла безобразная старуха. Девушка остановилась.

— Не бойся, подойди ближе, я не сделаю тебе вреда! — заговорила последняя, приветливо поклонившись.

Девушка несколько ободрилась.

— Подойди, подойди! — продолжала между тем старуха. — Если ты останешься жить со мною и будешь хорошо служить, то не раскаешься.

Девушка согласилась. В тот же день вступила она в свою новую обязанность и исполняла ее так хорошо и аккуратно, что старуха осталась в восторге. Жизнь бедной сиротки потекла обычным порядком; ее берегли, любили, отчасти даже баловали, и вообще ей жилось гораздо лучше здесь, чем дома, но тем не менее, порою, она все-таки сильно тосковала. Старуха это заметила.

— Жаль мне с тобою расставаться! — сказала она однажды. — Ты слуга хорошая, верная, расторопная, но я вижу, что скучаешь по родной стороне. Чтобы вознаградить тебя, если ты хочешь, я доставлю к мачехе.

Девушка вместо ответа со слезами благодарности бросилась целовать руки своей госпожи, которая сейчас же повела ее в путь-дорогу. Как только подошли они к большим воротам, отделявшим владения старухи от остальной части подземного мира, ворота эти сами собою растворились и в тот момент, как девушка проходила под ними, была с головы до ног осыпана золотым дождем.

— Все это золото твое, — сказала старуха. — Возьми его с собою в награду за усердную службу. Возьми также и веретено, — добавила она, подавая сиротке упавшее на дно колодца веретено.

Девушка не успела открыть рот, чтобы поблагодарить щедрую старуху, как ворота закрылись сами собою и она моментально очутилась на поверхности земли, подле дома мачехи, которая, увидев у нее столько золота, крайне изумилась, а когда девушка подробно рассказала обо всем случившемся, то непременно пожелала попробовать счастья для собственной дочери, и в тот же день приказала ей сначала расцарапать палец до крови веретеном, затем немедленно бросить это веретено в колодец, а потом самой спрыгнуть туда же.

Маленькая ленивица выполнила все как следует. По примеру младшей сестры, очутилась она среди прекрасного зеленого луга, где находилась та же самая печь, наполненная хлебами, но когда последние попросили вынуть их, то она по лености этого не сделала.

— Не охота мне пачкать руки! — с досадой отозвалась ленивица, и пошла дальше.

— Не охота мне трясти тебя! — продолжала она, когда развесистая яблоня обратилась к ней с просьбою освободить ее от тяжести.

Затем поравнялась она с жилищем безобразной старухи и предложила поступить к ней в услужение, но на первых же порах принялась за дело с таким нерадением, с такою леностью, что старуха, не зная как бы поскорее от нее отделаться, предложила отпустить ее домой.

— Отлично! — подумала тогда ленивица. — Теперь-то золотой дождь на меня польется! Довольно поработала, пора и отдохнуть!

Рассуждая подобным образом, девушка нетерпеливо следовала за своей госпожою по направлению к золотым воротам, но каково же было ее удивление и ужас, когда в тот момент, как она под ними проходила, вместо золотого дождя на нее вылился целый поток отвратительной, липкой смолы.

— Вот тебе награда за леность! — строго проговорила старуха, в ту же минуту скрывшись из виду.

Девушка хотела просить помилования, обещать на будущее время не лениться, но ни старухи, ни золотых ворот уже не было…

Так ей и пришлось на всю жизнь остаться грязною да липкою, потому что сколько мать ни старалась отмыть смолу, она никак не отставала, придавая ленивице такой отвратительный вид, что все родные и знакомые при встрече с нею невольно от нее отворачивались.

МУЗЫКАНТЫ

ил-был на свете осел, который всю свою жизнь усердно работал хозяину, до тех пор, пока, наконец, состарился.

— Да, — сказал тогда осел, — года наступают стариковские, силы изменяют. Еще немного — и пожалуй, в тягость стану хозяину — прогонит. Что тогда делать? Куда деваться? Лучше по добру, поздорову уберусь-ка раньше, пройду в город и пристроюсь к странствующим музыкантам.

С этими словами он толкнул мордою дверь своего стойла и поплелся вперед по дороге, ведущей в соседний город. У заставы он увидел лежащую на траве охотничью собаку.

— Что с тобою приключилось? — спросил ее осел с участием.

— Да вот видишь ли, любезный друг, устарела я, не гожусь больше для охоты. Хозяин приказал убить меня, а я с горя-то и приплелась сюда, — отвечала собака, едва сдерживая слезы.

— Перестань, стоит ли горевать о подобном вздоре? Пойдем лучше вместе со мною в город, да поступим там в музыканты. Увидишь, заживем припеваючи…

Предложение осла показалось собаке заманчивым. Встав с места, она последовала за ним. Вскоре увидели они на высоком заборе некрасивую, почти без шерсти, кошку, которая своим жалким видом невольно внушала к себе сострадание.

— Что с тобою? — спросила собака, остановившись.

— Плохи дела мои, собаченька! — отвечала кошка. — Состарилась я, не могу больше за мышами гоняться, хозяин приказал прислуге утопить меня, а я тихонько убежала из дому, собрала последние силы, чтобы на забор вскарабкаться, да вот теперь сижу и думаю, чем питаться, куда преклонить голову?!

— Нечего кручиниться! — вмешался в разговор осел. — Пойдем с нами — музыкантом будешь. Ты, ведь, мастерица по ночам концерты задавать; значит, тебе это дело привычное.

Кошка в знак согласия громко мяукнула и затем, спрыгнув с забора, поплелась сзади осла и собаки.

Не успели они завернуть за угол, как заметили на плетне петуха, который, вытянув вперед шею, кричал на всю улицу «кукуреку! кукуреку!».

— Чего кричишь? — окликнул его осел. — Разве это прилично?

— Вам хорошо рассуждать, а мне не до приличия! — отозвался петух и закричал еще громче.

— Да что такое случилось? — спросила собака.

— То, что к моему хозяину приехали гости и хозяйка приказала повару зажарить меня.

— А ты не будь дураком, и вместо того, чтобы сидеть тут на виду да горланить, иди-ка лучше с нами, сделайся музыкантом, тогда никто тебя не зажарит.

Петух не заставил дважды повторить себе любезное приглашение и сию же минуту присоединился к путникам, которые снова пустились шагать вперед по дороге. Добраться до соседнего города засветло они не успели, так что на ночлег им пришлось расположиться в лесу.