Руки, снимающие боль, отстранились, и такой до боли знакомый голос прошелестел:

— Что, уже успел глаз потерять?..

Тор сел, пожалуй, слишком резко, и от этого движения закружилась голова. Когда зрение вновь вернулось, Громовержец смог увидеть своего нежданного спасителя — Локи сидел рядом с ним, прислонившись спиной к каменной стене, и со слабой усмешкой смотрел на брата. Он выглядел совсем иначе, чем при последней их встрече — длинные черные волосы беспорядочно разметались по спине, плечи были опущены, и во всей его фигуре не было уже присущей ему спеси и гордыни. Трикстер сидел и вяло смотрел на Тора, не предпринимая никаких попыток спрятаться от гнева Громовержца или уйти от объяснений.

— Ты что здесь делаешь? — не сумев скрыть в голосе обиду и гнев, спросил Тор.

Локи прикрыл глаза, как будто ему было физически тяжело смотреть на Тора.

— То же, что и ты, — тихо ответил он и мазнул языком по пересохшим губам.

Тор внимательнее осмотрелся по сторонам. Они оба находились в темнице. И не в той, где держали пленников вот уже много лет, а в той, что находилась в самой нижней части дворца и была больше похожа на заброшенный подвал. Каменные стены, решетки, факелы на стенах, холод и мрак — все, что в ней было.

Со своими пленниками Хела явно не церемонилась.

Тор встал и прошел к ближайшей к нему стене. Огромные каменные глыбы вплотную были прижаты друг к другу. Узкие решетки с другой стороны невозможно было согнуть даже ему. Выбраться отсюда не представлялось никакой возможности.

— Ты бы не бегал так резво, — снова прошелестел из своего угла Локи. Он попытался встать, но тут же скривился и остался сидеть. Рука безвольно лежала на полу возле слабого тела и выделялась на фоне полумрака снежной белизной. Трикстер выглядел совсем уж бледным и больным — а может, это была всего лишь игра света.

— Это все из-за тебя! — подходя к Локи и встряхивая его за плечи, упрекнул брата Тор. От действия Громовержца трикстер слабо трепыхнулся, но даже не попытался вырваться из стальной хватки мощных рук

— Да, — вдруг легко согласился он. — Это моя вина.

И снова затих, уперевшись затылком в каменную стену.

Тор отошел от него и сел вдалеке, не спуская глаз с трикстера. Он никак не мог отделаться от мысли, что Локи даже сейчас, находясь в заключении, ведет какую-то свою опасную игру. Но дрожь, пробивавшая все тело трикстера, и его слабое дыхание, и заострившиеся черты лица Локи совсем скоро убедили Тора в том, что его брат не притворяется.

— Что с тобой? — спросил Громовержец, неприязненно глядя на трикстера. Его голос прозвучал громко и зло, и Локи от этого звука дернулся, но глаз не открыл и Тору не ответил.

Тор досадливо поморщился.

— Хватит притворяться! На тебе все всегда, как на собаке, заживало. Тебе меня не разжалобить.

Локи приоткрыл один глаз и посмотрел на брата. Тору в какую-то секунду показалось, что трикстер сейчас вскочит, засмеется, выкинет очередной свой фокус, но Локи снова закрыл глаз и едва слышно ответил:

— На двоих бы сил не хватило.

— Что? — переспросил Тор, уже начиная понимать, что имеет в виду Локи.

Тот слабо усмехнулся.

— Ты лежал передо мной, как решето — весь дырявый. Еще бы немного, и в тебе не осталось бы ни капли крови.

Тор открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же снова его закрыл. Ему до сих пор не верилось, что Локи — тот самый Локи, который с самого детства желал ему смерти! — вот так вот просто взял и заговорил его раны. Но боли действительно больше не было, и страшных увечий от клинков Хелы — тоже.

— Как ты? — не найдя, что еще сказать, спросил Тор.

Локи скривился.

— Терпимо.

Врет.

Опять врет.

Тор уселся поудобнее и задумался. Впервые за долгое время им с братом предоставилась возможность поговорить обо всем. Начистоту.

Но только вот он не знал, как начать этот непростой разговор.

— Зачем ты это сделал? — само по себе вырвалось у Тора.

Локи крепче сжал челюсти и промолчал.

Он заговорил спустя несколько минут, когда Тор уже решил, что брат ему не ответит:

— Я вытащу тебя отсюда. И скажу, где Камень Души… — зеленые глаза, которыми Локи смотрел на Громовержца с явным трудом, мерцали в полумраке таинственным огнем.

— А ты?

Трикстер криво усмехнулся.

— А я уже не жилец.

От его едкого тона Тор вздрогнул.

— Не говори так!

— А то что? — голос Локи превратился в змеиное шипение. — Ты хоть знаешь, сколько живых душ готовы отдать все, что у них есть, в обмен на мою голову?..

Эти слова были сказаны с такой горечью и так отчаянно горели раскаянием глаза брата, что Тор вдруг поверил Локи. Он встал и подошел ближе к нему.

— Нет, так не пойдет. Ты пойдешь со мной. И твоя голова никому, кроме меня, не достанется. Если ты помнишь, мне ты тоже много гадостей успел сделать…

Локи скептически хмыкнул.

— Ты, конечно, мастер успокаивать…

И — совсем глухо, так, словно трикстер не хотел, чтобы Тор это слышал:

— Что я натворил!..

Тор почувствовал, что снова проиграл брату. Чувство вины за проступки Локи, давно забытое еще в детстве, вернулось. Всегда — еще с самого детства — за все шалости, которые устраивал Локи, вину испытывал Тор. Что бы Локи ни натворил, он оставался его братом. Его младшим братом, которого любила их мать. А Фригга никогда не ошибалась.

— Это ничего, — невольно понизив голос, попытался успокоить трикстера Громовержец. — Отец простит…

— Отец мертв! — жестко обрубил Тора Локи. — Из-за меня!

Зеленые глаза блестели, и губы трикстера дрожали, как будто того лихорадило.

— И мама умерла из-за меня! Это все — все, что произошло! — это моя вина!..

— Тише! — Тор присел рядом с Локи и осторожно тронул за плечо. — Еще можно все исправить.

Локи судорожно вздохнул и вдруг посмотрел прямо на Тора.

— Ты сам в это веришь?

— Да, — ответил Громовержец, не задумываясь над тем, что он только что сказал.

Пусть это и была неправда.

— Отойди, — глухо попросил Локи. — И не трогай меня. Будет холодно.

Не понимая, что происходит, Тор все же отошел в сторонку. Все так же пристально он смотрел на брата издалека, пока тот, скрючившись на полу, тихо покрывался ледовой коркой. Громовержец уже видел раньше, как Локи принимал свое настоящее обличие. Но теперь, в тюремной камере дворцового подземелья, эта трансформация казалась неестесственной, почти жуткой. С суеверным трепетом Тор смотрел на то, как кожа брата с едва слышным шипением покрывается йотунскими узорами. В какой-то момент Локи судорожно всхлипнул, и тут же хрустнула, собираясь воедино, раздробленная кость его бедра. Он излечивал сам себя.

Кожа трикстера уже приняла прежний оттенок, но Локи еще лежал на каменном полу какое-то время, собираясь с силами. А потом он легко оттолкнулся ладонями, поднимаясь, и с выражением ущемленной гордости на лице посмотрел на Тора.

— Все видел? — спросил он у брата с прежней язвительно-колкой интонацией и поджал губы. — Правда, это было омерзительно?

Тор уже собрался врать, но трикстер перебил его властным движением ладони и коротким приказом:

— Молчи. Сам знаю.

Тор не смог сдержать улыбку.

— Что стоишь? — вернув себе прежний самоуверенно-холеный облик, язвительно поинтересовался Локи. — Собираешься тут вечность просидеть? Или будем выбираться отсюда?

Тор понял, что минута откровений закончена. Локи вновь стал самим собой — хитрым и скрывающим истинные чувства. И от былых эмоций на его непроницаемом лице не осталось ни следа.

Все-таки он был неисправим.

Такую темную ночь не помнили в Асгарде много сотен лет. Везде, куда ни кинь взгляд, виднелся лишь один беспросветный мрак. А шорохи веток, которые колыхал ветер, и вой диких зверей придавал асгардскому лесу тот оттенок ужаса, при котором таинственные тени начинают мерещиться на каждом шагу. Лес словно ожил и восстал против Богини Смерти.