Мой конвой провожает меня до стола. Молодая женщина указывает мне на стул, и я тут же послушно сажусь на него. Напротив меня оказывается тот психически неуравновешенный парень. Теперь, когда с меня схлынула первая волна страха, я с интересом разглядываю его лицо. На вид ему лет шестнадцать. Надо признать, что он довольно симпатичный. У него пепельные выгоревшие от солнца волосы, даже светлее, чем у меня, большие голубые глаза и длинный прямой нос. Правда, вид теперь немного портит нижняя губа, которая опухла и посинела. Теперь она даже больше похожа на перезревшую сливу, чем на губу. Но ничего страшного, переживет. Извиняться я все равно не собираюсь, нечего было меня за волосы хватать.
— Как тебя зовут? — мягко спрашивает у меня женщина. Пожалуй, даже слишком мягко. Перевожу на нее взгляд и долго всматриваюсь в ее лицо, прежде чем ответить. Она тоже с интересом смотрит на меня, наклонив голову и подперев ее рукой.
— Катя, — не зная почему, называю я первое пришедшее на ум имя. На память тут же приходит та женщина-ветеран, которая именно так меня окрестила меньше часа назад. Не будем спорить со старшими. Вероятно, мне очень подходит это имя.
— Хорошо, — снова улыбается женщина.
Отмечаю, что она тоже очень красивая: на вид ей чуть больше двадцати. Своими белокурыми волосами и ясными голубыми глазами она очень напоминает напавшего на меня мальчишку. Наверно, это ее брат.
— Встань, — вдруг тихо просит меня мальчишка.
Скрипя зубами от досады, встаю. Сейчас мне лучше делать то, чего от меня просят. На примере этого мальчика я убедилась, что спорить с ними не стоит.
Я даже не успеваю сообразить, в чем дело, как ко мне подлетает этот парень, запуская свои руки мне в карманы джинс. Ахаю от возмущения и отскакиваю в сторону.
— Вот! — победоносно восклицает карманник и аккуратно кладет на стол перед женщиной мой сотовый. — Я так и знал, что она шпионка!
— Кто? — задыхаюсь я от возмущения. — Повтори, что сказал!
Будто бы не замечая меня, мальчишка настороженно разглядывает мой телефон, наклонившись к нему почти вплотную.
— И вообще! — топаю я ногой, пытаясь привлечь к себе внимание. — Этот розыгрыш затянулся! Меня Света уже разыскивает!
— Кто такая Света? — прищурившись, подозрительно спрашивает меня мальчишка.
— А кто ты такой? — выпаливаю я. — И неужели тебя родители не учили, что брать чужие вещи без спроса плохо? Отдай мой телефон!
С этими словами я выхватываю свою вещь прямо из-под его носа и снова запихиваю к себе в карман.
— Знаешь, — уже кричу я, тыча ему в лицо ладонью, — это вообще ни капельки не смешно! Не знаю, как ты это все устроил, но предупреждаю тебя, если ты сейчас же не вернешь меня обратно, я… я…
Замолкаю и перевожу дыхание. Страх сменился злостью. Понимаю, что, если меня сейчас не успокоят, я разнесу тут все к чертовой бабушке.
— Ты закончила? — хмуро осведомляется у меня мальчишка и, не дожидаясь моего ответа, начинает говорить: — А теперь слушай сюда. Если ты наврешь нам что-нибудь, я сделаю так, что жить тебе уже не захочется.
— Тихон! — осуждающе вскидывает руки молодая женщина, с укором глядя в его сторону.
— И давно ты к немцам переметнулась? — спрашивает он, впивая свой взгляд мне в лицо.
— Тихон, прекрати сейчас же!
— Нет, не прекращу!
— Прекратишь!
— Вот ты потом мне скажешь, что я был прав, когда нас на расстрел поведут, да поздно будет!
— Все равно. Зачем ты человека обвиняешь ни за что ни про что?
— А что она в нашем доме делала? В кладовке? — убеждает мальчишка добрую женщину, переходя на крик. — Ты на одежду ее странную глянь, что это такое?! Что-то я ни у кого такую одежду не видал, кроме нее. А что у нее в кармане? Может, это немецкая рация!
— Совсем с катушек съехал? — интересуюсь я, поднимая одну бровь и сжимая кулаки от бессильной злобы.
— Я говорю тебе, что она на них работает, — тихо гнет свою точку зрения этот психопат.
— Да на кого? — не выдерживаю я.
— На фашистов, — шипит Тихон, после чего выдает хлесткое ругательство, от которого женщина морщится и кидает на мальчишку недовольный взгляд.
Какое-то время я молчу, после чего начинаю хохотать. Надо же такое придумать! На такое даже у меня бы фантазии не хватило.
— Чего зубоскалишь? — сурово обрывает меня Тихон и добавляет: — Вот вмазал бы тебе сейчас…
— Тихон! — вдруг ударяет ладонью по столу женщина. — Угомонись наконец. Оставь ее в покое…
Поднимаю голову и с ненавистью гляжу в лицо светловолосого. Странно, конечно, что я раньше его не видела. Немного подумав, я все-таки прихожу к выводу, что это неудивительно. Надо признать, что большую часть смены я провела у себя в комнате. Поэтому и пересекалась я с ребятами из своего отряда в основном только в столовой. Вот и не запомнила этого ненормального в лицо.
Тихон замолкает и глядит на меня с удивлением и испугом. Встречаюсь с ним глазами. Докатилась. Теперь я уже сама не уверена в своей правоте.
— Хорошо, — вдруг говорит он, поджимая губы. — Попробуй мне объяснить то, как ты здесь оказалась.
Объяснить ему?! А он ничего не перепутал случайно? По-моему, впору ему самому мне рассказать, что сейчас происходит.
Слышу какой-то шорох, доносящийся из угла. Поворачиваю туда голову и вижу двух маленьких девочек, которые сидят на скамеечке возле печи, тесно прижавшись друг к дружке. Та, что постарше, на вид ей лет семь-восемь, смотрит на меня и хмурится. У нее очень худое болезненное лицо зеленоватого оттенка. От этого ее круглые и слегка выпученные глаза кажутся слишком большими для этого худенького личика. А еще у нее очень тонкая шея. Невольно удивляюсь, как ее голова еще не заваливается набок.
Другая, на вид совсем крошка, сжимает в руках большого плюшевого зайца без уха. Губы ее дрожат, будто бы она вот-вот расплачется. Молодая женщина, тоже заметив это, встает, берет ее на руки и садится с ней на кровать. Девочка постарше садится к ней в ноги, все еще недоверчиво косясь в мою сторону.
Отвожу взгляд. Стараясь ни с кем не пересекаться глазами, смотрю в окно. На улице начинает смеркаться. Интересно, сколько же сейчас времени?
Если рассуждать логически, то сейчас не больше восьми. После ужина не могло пройти больше часа. Правда, я тогда на довольно длительный промежуток времени застряла в кабинете Светы. Но все равно не должно быть поздно.
Мои мысли снова вертятся вокруг того представления, которое разыгрывают передо мной эти двое. Понятия не имею, как я сюда попала, но знаю точно одно. Рано или поздно им надоест шутить. Ну, а пока можно повеселиться.
— А вы знаете, — с самым серьезным выражением лица, на какое я только способна, начинаю я. — Я, когда к вам из другой планеты летела, столкнулась с кометой. И совершенно сбилась с курса.
С ехидной усмешкой наблюдаю за Тихоном. Кажется, что у него сейчас отвалится челюсть. Он так и застыл передо мной с приоткрытым ртом и круглыми от удивления глазами.
— Не, ты это слышала?
Перевожу взгляд на молодую женщину и еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Бедняга сидит и смотрит на меня не то с жалостью, не то с недоверием. Теребит в руках косу и то открывает, то закрывает рот, словно хочет что-то сказать, но никак не может решиться.
Замечаю, что к мальчишке вернулся дар речи. Он набрал в грудь побольше воздуха и уже, кажется, собрался с мыслями.
Отворачиваюсь к окну, показывая этим свое полное пренебрежение и к тому, что он хочет сказать и к нему самому.
Внезапно мой взгляд падает на большой дуб, виднеющийся вдали. Вскакиваю и, не сводя глаз с дерева, нервно кричу, перебивая так и не высказанную Тихоном мысль:
— Мне нужно на улицу… На воздух!
Теперь все понятно. Наверняка этот дом стоял у торца корпуса. Возможно, здесь есть запасной выход. Вот эти клоуны и решили воспользоваться этим и сыграть надо мною шутку. Но теперь-то я все поняла. Дерево то же самое, что и на территории, значит, я все еще не за пределами лагеря.
