Слышу, как Тихон фыркает. Проношу это мимо ушей, стараясь даже не глядеть в его сторону.

— Ну хорошо, Катя так Катя, — миролюбиво принимает мою сторону женщина. — Ты выспишься и не будешь больше волноваться…

Хочу объяснить ей, что я совсем не хочу спать, а хочу только одного: вернуться в тот треклятый коридор на третьем этаже лагерного корпуса! Но понимаю, что все мои слова не принимают всерьез. Меня считают ненормальной. И я сама уже такой себя считаю.

Все, что происходит со мной сейчас, кажется нереальным сном. Не находя логического объяснения, я все больше и больше думаю о фэнтези-книгах, где возможно все, вплоть до путешествий во времени. Но какая-та часть моего сознания все еще упирается в мысль о розыгрыше, хотя я уже плохо в это верю. Да мне уже во все трудно верится!

Внезапно приходит осознание того, что произошло. В голове по вискам бьет одна-единственная назойливая мысль: все, что сейчас происходит, происходит на самом деле. На дворе страшный сорок третий год, а я на самой настоящей Великой Отечественной Войне, исход которой мне, конечно же, известен, но не известно лишь одно.

Смогу ли я дождаться этого исхода?..

========== Глава 4 ==========

«22 июня 1941…

Сегодня воскресенье. Вера долго ждала этот день. И я тоже.

Отец вернулся еще сегодня ночью, когда все в доме уже спали. Мама уложила нас с Веркой, а сама сидела у окна в другой комнате и не ложилась. Я тоже решил не спать. Не мог я пропустить такое событие — отцу дали отпуск, и он вот-вот должен вернуться домой. Мы не виделись больше полугода.

Верка, наверно, уже видела седьмой сон, а я лежал рядом с открытыми глазами. Боялся, что, если закрою, усну. А вот Верка не боялась. Ну, ее-то понять можно. Пять лет девчонке.

Я, когда шаги услышал, сразу встал с кровати. Тихо пробрался к двери и приоткрыл ее. Помню, как при тусклом свете увидел отца. Он вошел в сени, как всегда, высокий и подтянутый, в военной форме. А мама уже рядом была. Она его, наверно, еще раньше увидела. Из окна.

Я не решился тогда выйти. Мама бы разозлилась, что я не сплю. Она у нас с Веркой самая лучшая, но все-таки я обещал, что не буду дожидаться отца до поздней ночи. Отчасти, я свое обещание выполнил. Я же его не встречал, просто дождался.

…И вот мы наконец-то все вместе. Оглядываю сидящих за столом людей, и не могу скрыть своего счастья. Они все тут, в сборе. Такие моменты бывают очень редко.

Прямо передо мной сидит отец. А на его коленки уже залезла Вера и теперь трется макушкой о его плечо, как котенок. Мама сидит рядом с ними. Даже отсюда я вижу, как блестят ее глаза.

Наша мама очень красивая. Отец говорит, что она похожа на русалку. Мама всегда отшучивалась, отвечая на этот комплимент одними и теми же словами: «Русалки злые. А я у тебя ангел.» Папа тоже смеялся и всегда целовал маму в ухо.

К столу подходит Лиля. Она тоже рада встрече с братом. На ее талии подвязан клетчатый фартук, а в руках она несет яблочный пирог.

— Ну все, — говорит отец, потирая руки и в полном блаженстве закатывая глаза. — Теперь я дома по-настоящему!

Лиля улыбается и краснеет. Ставит пирог на стол, попутно нарезая его на равные части.

Вдыхаю чуть пряный аромат и понимаю, что полностью счастлив.

Лиля кладет каждому на тарелку по большому куску.

— Ай да сестричка, — восклицает отец, надкусывая пирог. — Ну ты у меня просто чудо!

Лиля снова смущается и садится рядом со мной.

Верка перебегает ко мне и пытается устроиться на моих коленях.

— Вер, тебе что, места мало? — спрашиваю я у сестры.

— Пусти, — говорит та, упрямо пролезая под моей рукой. — Ну пусти же! Мне отсюда тату лучше видеть.

«Тата» — это на ее языке «папа». Не знаю, откуда у нее взялась эта странная манера называть так отца, но, тем не менее, по-другому она его и не зовет.

Маму это всегда очень умиляло. Иногда мне кажется, что она вообще Верку любит больше, чем меня. Помню, как я на нее обижался раньше. Но потом понял, что Вера младше, да к тому же девчонка. Вот поэтому все внимание ей. Раньше меня это больно задевало. А потом я осознал, что своим счастьем обязан ей. С ее рождением у меня появилась возможность уходить в лес одному и на долгое время. Ну, и ответственность, конечно, тоже…

— Тихон, — доносится до меня мелодичный мамин голос. — Чего замер?

Гляжу на нее и не могу понять, чего от меня хотят. Мама улыбается мне, а в глазах ее я вижу озорные смешинки. Пытаюсь понять, что такое важное я пропустил, но меня перебивает тетя:

— Да уж, выдумали. Куда ему еще? Учиться, конечно, дело. Но это сложно устроить.

Отец откидывает голову и смеется. Он всегда смеется очень долго и задорно. Его в эти моменты ничем не возьмешь. Пока сам не отсмеется — не обратит на тебя ни малейшего внимания.

— Ну будь же ты серьезным, — просит брата Лиля, недовольно поджимая губы. — Пойми же, что я волнуюсь.

— Ох, Лилька! — отсмеявшись, произносит отец, на эмоциях хлопая рукой по столу. — Да ты же пойми, что в городе перспективы. А у нас-то…

Внутри меня что-то екает, и я во все глаза смотрю на отца, не в силах поверить своей удаче.

— Пап, ты что, меня в город хочешь забрать?

Отец смотрит на меня, наклонив голову в бок, и скромно, будто бы он тут не при чем, улыбается. Мама смотрит на меня и уже откровенно смеется.

— Я-то бы хотел, — хитро прищурившись, говорит отец. — И мама не против. Ты лучше с тетей своей договаривайся.

Поворачиваюсь к Лиле и жадно гляжу на нее, пытаясь пробудить в ней совесть.

— Я даже не знаю, — говорит она, принимая серьезный вид. Но я-то вижу, что она уже приняла решение, а сейчас просто хочет изобразить из себя строгую родительницу. Наверно, тренируется заранее.

— Да ладно тебе, Лильк, — беззаботно говорит отец, машинально барабаня пальцами по столу. — Я ж уже даже с Генкиным отцом поговорил. Он-то и надоумил меня. Ну что ж парню взрослому в глуши сидеть?

— Ладно, — машет руками Лиля. — Я подумаю.

У меня семья сказочная! Все на чем-то умеют играть. Отец на гитаре, Мама на фортепиано, Лиля на нервах…

— Решено! — хлопает в ладоши отец, словно ставя в этом вопросе точку.

— Чего сидите?!

Все вздрагивают и оборачиваются. Поворачиваю голову в ту сторону, откуда донесся звук, и вижу на пороге старого отцова приятеля — Бориса.

— О-го, Борька! — радостно выкрикивает отец, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу другу. — А я только вчера о тебе вспоминал. Думал, приеду — увидимся обязательно. Ты чего грустный такой?

Отец отходит к приятелю, и они вдвоем скрываются за дверью.

— Мальчишка, — с теплотой в голосе произносит мама, ласково глядя вслед мужу. — Все еще мальчишка!

Что происходит дальше — нельзя даже вообразить. Мне такое даже в кошмаре не могло бы присниться, хотя в первую минуту мне кажется, что я сплю. Я просто отказываюсь верить в то, что такой хороший день можно чем-то сломать. Но ведь, надо признаться, все в мире, и хорошее, и плохое, приходит в самый неподходящий для этого момент.

Отец входит в комнату, и я тут же понимаю, что произошло что-то ужасное. Мама тоже это поняла. Она сидит на стуле неестественно прямо. И не спускает глаз с мужа.

— Что случилось? — настороженно спрашивает Лиля, тоже с волнением глядя на брата.

Отец подходит к столу и тяжело опускается на стул.

— Вера, — говорит он. — Помоги тете Лиле — отнеси посуду.

Сестра с готовностью собирает и уносит тарелки. И, лишь когда она скрывается за дверью, отец произносит глухим голосом:

— Война началась.

***

Меня из комнаты не выгнали. Отец тогда сказал, что я уже взрослый.

Лиля ушла к Вере. Родители долго молчали, сидя на том же месте и не совершая никаких действий. Нет, они не впали в ступор. И даже не паниковали, хотя отец, как человек военный, сразу дал всем нам понять, что война будет особенная. Такие люди, как мой отец, сразу это чувствуют.

Они просто сидели вдвоем, а я был тогда лишним. Это я тоже понял. Поэтому решил уйти.