— Как ты собираешься выйти из клетки? — с набитым ртом спросил он Габриэля. — Люцифер тебя так просто не отпустит. И Михаила тем более.

— Я не буду спрашивать его позволения, — улыбнулся Габриэль и повернулся в сторону Хасса, который сидел рядом с ним и уныло ковырял вилкой кусок мяса. — Ешь, Хасс, теперь это точно нужно.

Азирафаэль присел возле Хасса, взял его руки в свои.

— Ты совсем заледенел, — обеспокоенно сказал он и посмотрел на Габриэля, который бездумно откинулся спиной на стену и смотрел на люстру. — Габриэль!

— Что?

— С Хассом что-то не то.

— У Вельзевул тоже всегда холодные руки, — с плохо скрытым раздражением отозвался архангел. — У нас мало времени. Демон, — он повернулся к Кроули. — Иди на поклон к Вельзевул, Азирафаэль, Дин — вы со мной к проходу, Сэм, проследи за Хассом, чтобы с ним ничего не случилось, — сапфировые глаза архангела остановились на Кастиэле. Тот думал, что Габриэль его демонстративно проигнорирует, но тот широко ему улыбнулся. — Кастиэль, после времени в клетке Михаил может быть… растеряна и не в себе. Нужна ловушка по типу демонской, только для ангела.

— Таких не существует, — отозвался ангел. — Только граница круга из святого масла.

— Не может быть, — Габриэль нахмурился. — Она бы тогда заметила… надо найти, наверняка что-то есть в этих книгах. Ищи то, что придумал Хастур.

— Хастур придумывал ангельские ловушки? — Сэм даже приподнялся.

— Все первое тысячелетие на это убил, — отозвался Габриэль. — Все способы поймать ангела открыты им и опробованы на Михаил. И надо же ему было забыть укрепить пещеру… Михаил обрушила на него горную породу, когда он попытался ее поймать и поймал, и разбила целостность рисунка.

— Почему ты постоянно говоришь про Михаил, что это она? — наконец Дин задал давно интересовавший его вопрос.

— Потому что это она, — ответил за Габриэля Хасс. — Она только на Земле носит мужские тела, потому что они удобнее. Ну, так она говорит.

Дин обернулся на мальчика и едва его узнал: глаза запали, лицо, и без того бледное, стало каким-то серым.

— Эй, — Дин присел перед ним и протянул один из своих ножей. — Не переживай так, все уладится. Никто тебя не заберет, а если попробует, врежь ему этим ножом.

— Я не хочу, чтобы это все было, — тихо ответил Хасс, но нож взял. — Вы с братом, Азирафаэль, Энтони, мама с папой… и все из-за меня. Я ничего не хочу выбирать, я просто хочу рисовать то, что вижу и представляю, больше ничего.

— Давай так, к тому моменту, как мы с твоим отцом вернемся, ты нарисуешь что-то для меня, хорошо? — Дин не видел ни разу его рисунков, но слышал, как восторгался его брат, разглядывая альбом.

— Иди ко мне, Хасс, — Сэм выложил на стол целую стопку книг. — Поможешь мне разобраться.

— Тут есть бумага и карандаши? — спросил Хасс, устраиваясь напротив Сэма, и, получив желаемое, принялся рисовать, поглядывая в его сторону. Подумав, что Хасс рисует его портрет, Сэм не закрывал лицо.

К ним подошел Кас, наклонился над плечом Хассалеха, рассматривая то, что он рисует.

— Ну что, похоже? — улыбаясь, спросил Сэм.

— Очень, — искренне ответил Кастиэль. — Это ты рисуешь для Дина?

— Да, — ответил Хасс. — Мне кажется, он порадуется.

— Зачем Дину мой портрет, я и так постоянно ему глаза мозолю, — усмехнулся Сэм.

— Это не ты, — отозвался Кастиэль и осторожно поднял рисунок в воздух взмахом руки, чтобы не помять бумагу, повернул кисть и продемонстрировал Сэму портрет Мэри Винчестер, какой тот запомнил ее в виде призрака, случайно встретив в старом доме, и в виде галлюцинаций перед убийством Лилит.

— Я посмотрел в твоих мыслях, — спокойно сказал Хасс. — Ты знал, что у тебя в уме стена? Я не знаю, что там за ней, но она есть.

— Ты у всех так можешь посмотреть? — поинтересовался Сэм.

— У людей, — Хасс пристально посмотрел на Кастиэля. — С тобой не получается, — он прищурился, пытаясь сильнее, и вдруг кровь хлынула у него из носа. Сэм сорвался с места, обежал стол и торопливо повел его в ванную умыться. Кастиэль последовал за ними.

— Почему благодать тебя не исцеляет? — спросил он, пока Сэм судорожно искал вату, представляя, что сделает с ним Габриэль: он ведь сначала его по стенам размажет, а потом уже будет слушать, что на самом деле произошло.

— Яддал, — неразборчиво прошептал Хасс.

— Что?

— Я отдал, — четче повторил он. — Папе. Чтобы он точно спас Михаил от Люцифера.

— Он теперь почти человек, — одними губами сказал Сэму ангел, и тот завернул мальчика в длинный махровый халат прямо поверх одежды. Хасса начало трясти от холодной воды.

— Пойдем ляжешь, — Сэм повел его в выделенную ему комнату, думая по пути, как так могло выйти, что Габриэль поставил жизнь собственного сына под удар ради того, чтобы увеличить собственные силы. Раньше ему казалось, что и Вельзевул, и Габриэль, по-своему каждый, но оба готовы за Хассалеха жизнь отдать.

***

Габриэль чувствовал переполняющую его силу, настолько мощную, что в голове плотно засела мысль только об одном: он сейчас как Бог. Нераскрытый потенциал Хасса оказался таким огромным, что Габриэль выдерживал только потому, что его тело было создано самим Всевышним с достаточным запасом прочности: любого ангела в сосуде разорвало бы на части. Архангел даже не просил Хасса выступить на его стороне, зная, что тот никогда не поднимет руку на Вельзевул, но идея с благодатью показалась интересной: это ведь не напрямую Хасс против матери, Хасс словно не участвует.

— Что-то ты подозрительно спокойный, — заметил Дин, когда они остановились на краю поля, полностью покрытого символами.

— Может, мне все же пойти с тобой вместе? — обеспокоенно спросил Азирафаэль.

— Ты мне будешь только мешать, — отозвался Габриэль, не поворачиваясь. Он хотел поскорее попасть в клетку, чтобы выплеснуть хотя бы часть переполнявшей его энергии. Он ощущал, словно сейчас его сила совершенно безгранична; он может все. — Не стоит за меня беспокоиться.

— Ну как знаешь, — Дин достал телефон, на который сфотографировал заклинание из свитка, и принялся читать. Ожили линии, по ним словно прокатился жидкий огонь, но трава не горела, оставаясь свежей и зеленой. Габриэль пошел по выстриженной дорожке до самого центра, к которому сходились все лучи, и исчез в яркой вспышке.

***

— Сестренка, — Люцифер, сидя верхом на Михаил, связанной в теле Адама с переломанными, кажется, всеми костями, продолжал тыкать пальцем в ее щеку. Он делал это уже несколько дней, и на щеке Михаил образовалась глубокая рваная язва. — Сестренка, почему молчишь? Мне скучно, мне скучно, мне скучно, мне скучно… Поговори со мной, поговори со мной, поговори со мной…

Михаил продолжала хранить молчание, за все время пребывания в клетке она не сказала Люциферу ни слова. И у того появилась идея-фикс: разговорить ее во что бы то ни стало.

— Скажешь хоть словечко, я перестану, — пообещал Люцифер, просовывая палец в дыру на ее щеке и хватая за челюсть. — А если нет… а если я тебе позвоночник сломаю? Тут же ничего не исцеляется, а умереть ты не можешь. Скажи «нет», и я не сломаю! Скажи, скажи, скажи, скажи, скажи!

Михаил закрыла глаза, пытаясь представить себе кромешное ничто, которое поглощает ее, и нет больше никакой боли, нет назойливого голоса над ухом, нет, ничего нет, абсолютное отсутствие чего-либо, но тут ее даже сквозь веки ослепила яркая вспышка небесного света, который она не перепутала бы ни с чем.

— Кого я вижу! — завопил Люцифер, отпуская ее и кидаясь обнимать брата окровавленными руками. — Ты в гости к нам? Собирается все семейство!

— Отойди от меня, сатана, — Габриэль отодвинулся, всем своим видом демонстрируя крайнюю брезгливость. — Я пришел не к тебе, а за ней. Михаил, — он подошел к ней, легко ступая по ледяному полу клетки, и поднял ее на ноги. — Отойди от портала, — спокойно сказал он, поворачиваясь к дьяволу и подходя ближе. Люцифер обернулся на него, глядя совершенно безумным взглядом, и Габриэль бережно опустил Михаил снова — та не могла стоять на ногах.