Дин с честью выдержал паузу, понимая, что если признается, что не понял, Кроули взбесится и вообще ничего не объяснит.
— Плагиат на то, что сделал другой архангел, — продолжил король ада. — Только без шерсти, хвоста, с более вытянутой головой и ногами, приспособленными к передвижению по земле, а не по веткам.
И тут до Дина дошло.
— Только не говори, что безволосую обезьяну создал Люцифер!
— Именно он, — с удовольствием кивнул Кроули. — Но Богу понравилось! Он поправил, доделал, вдохнул душу, и теперь вас тут семь миллиардов, — он помолчал. — Ты ведь осознаешь, что происходит? Здесь сходятся те, кто все это сделал. Слово было в самом начале, Бог дал им Слово, и Вельзевул создала ядро Земли, Хастур — твердь, Дагон — океан, Кроули, древний, чье имя я взял, про которого толкует Страж Эдема постоянно, — Солнце и другие планеты, Габриэль — атмосферу, Михаил — все живое, а Люцифер… Люцифер создал вас. Технически. Вами вас сделал Бог, но он тоже руку приложил.
— Почему ты тогда на нашей стороне? — не понял Дин. — Логичнее было бы примкнуть к Вельзевул, Хастуру, настоящему Кроули и Дагон, их больше. А ты всегда ищешь, где заднице теплее.
— Потому что теперь это наша Земля, — отозвался Фергюс. — Пусть остаются в клетках, нижних кругах и сферах, теперь Земля — это наше жизненное пространство, а не их. И насколько я понял, архангел хочет просто спокойной жизни своему отпрыску, который, по сути, не должен существовать. Много кого не должно существовать, поэтому одну аномалию мы потерпим. Но если придет Вельзевул, она не успокоится, заперев Хассалеха просто в аду, нет. Она все уничтожит. Она ненавидит всех в аду также, как и Люцифер, потому что древние помнят свою ангельскую природу. Сказать тебе, что они делают? Они нас едят. Мы для них скот. Вельзевул с Дагон на пару при мне съели демона из моей стражи без всякой на то причины, или были голодны, или хотели показать мне мое место. Ты помнишь Голод, Дин? Он не был одним из нас, а древние… Они как левиафаны от мира демонов; так я объединюсь хоть с архангелом, хоть с собственной матушкой, только бы от них избавиться. Читай первый абзац, дальше я.
***
— Кастиэль, — Азирафаэль сел напротив ангела и наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я вижу в твоих глазах сомнение и понимаю, я сам, когда встретил Антихриста, думал, что мое дело — убить его, чтобы один ребенок погиб во имя жизни всех остальных. Но потом я понял, что так не должно быть: на крови невинного не может стоять храм правды. Хассалех не угроза миру, потому что он любит его. Он с восторгом относится ко всему, что есть в мире (Азирафаэлю некстати вспомнились крысы, принесенные в жертву Хастуру, но он постарался отогнать эту мысль). Если его воспитать в духе истины и любви, он будет беречь землю, может стать Хранителем целой планеты, не встающий на сторону какой-то одной стороны, а совершенно объективный и беспристрастный, но милосердный!
— Ты словно не понимаешь, Азирафаэль, — покачал головой Кас. — Люди…
— Он не человек, — перебил Азирафаэль. — В нем нет первородного греха. Вообще нет.
Кастиэль молча пораженно замер: он не думал об этом.
— Но ведь его мать демон…
— Его мать — падший ангел, а не просто демон. И неужели ты думаешь, что если бы его рождение не входило в непостижимый план Бога, он бы не уничтожил его?
— Бога давно нет с нами, — отозвался Кастиэль. — Мы не знаем, где он.
— Габриэль знает, — пожал плечами Азирафаэль. — Да и я разговаривал с Всевышним лет пять назад.
На Кастиэля было жалко смотреть: он начал объяснять, что пытался найти его, связаться с ним хоть как-то, попросить о помощи, но все было бесполезно, и Люцифер вышел на свободу, и только ценой жертвы Сэма и жизнью Адама удалось загнать его назад в клетку, а Бог все не появлялся…
— Значит, он решил, что вы справитесь сами, — ответил Азирафаэль. — Он не оставляет своих детей наедине с тем, с чем они не в силах справиться. Пути его неисповедимы, а план непостижим. Вполне вероятно, у Хассалеха есть особая миссия, о которой он пока не знает. Еще никогда не рождалось нефилимов от архангелов, еще никогда не зачинал в своем истинном теле падший ангел.
— Детям и прежде приходилось погибать, — заметил Кастиэль, явно сдаваясь.
— Да, — ответил Азирафаэль. — Но сейчас в этом нет надобности: дитя не хочет во тьму, и все то зло, которое есть в нем, он не осознает. Ты знаешь, как он попал сюда? Он вызвал демона, но не для сделки или охоты, а потому что соскучился.
— Он водит дружбу с демонами?
— Прости меня, Кастиэль, но не тебя ли демон перекрестка при мне назвал «сладеньким»? Насколько я понимаю, подобные прозвища дают близким.
— Он демон! А это — оскорбления! Нам просто… приходилось работать сообща.
— Хассалех вырос в окружении демонов в аду, не в обычном аду, откуда ты вытащил когда-то Дина, а в самой преисподней. И худшее, что он сделал в своей жизни — это попытался поговорить с одним из своих учителей. Не руби с плеча, Кастиэль. Этот ребенок дорог не только Габриэлю и Вельзевул, и сражаться за него будут создатели всего сущего.
***
Габриэль сел на край кровати Хасса и провел пальцами по его волосам, с нежностью, сразу же воспринятую собственным разумом как постыдная слабость, отмечая с необъяснимой радостью его невероятное сходство с Вельзевул. Он взял от них обоих лучшие черты: нос и большие глаза от матери, губы и скулы от него самого. На Земле бытовало поверье, что похожие на матерей сыновья особенно счастливы; Габриэль мечтал о счастье собственного ребенка больше, чем о чем-то в своей вечности, скорее всего потому, что он не мечтал ни о чем другом. Хотел — и получал, но не мечтал.
— Мне нужна твоя помощь, Хасс, — тихо сказал Габриэль и начал объяснять, что собирается вытащить Михаил из западни, в которую та угодила, сражаясь на Земле с вырвавшимся из преисподней Люцифером. Проблема в том, что в аду Люцифер, естественно, гораздо сильнее прочих архангелов, ведь он на своей территории, но нельзя же оставить Михаил там.
— Мне надо будет пойти с тобой? — у Хасса глаза загорелись. Он осознавал свои способности и возможности, не использовал, потому что отец запрещал, но теперь ему точно позволят.
— Нет, — Габриэль покачал головой. — Помнишь, я сделал тебе палочку? То, что в ней было — это моя благодать. Немного, но все же. И сейчас я прошу тебя о том же.
— Ты хочешь мою благодать? — уточнил Хасс.
— На время, — сразу оговорился Габриэль. — Но если я сунусь в клетку Люцифера только со своими силами, я боюсь, я не смогу и помочь Михаил, и не упустить сатану.
— Будет больно? — подумав, тихо спросил Хасс.
— Немного, — честно ответил Габриэль. — Ты почувствуешь слабость и усталость, так люди ощущают себя, когда больны. Но как только все кончится, я верну, и все станет как прежде.
— Ты точно спасешь Михаил так? — опять задал вопрос Хассалех. Габриэль уверенно кивнул. — Хорошо. Что мне делать?
— Ляг и закрой глаза, — Габриэль поднялся на ноги, заводя руку за спину, где всегда носил нож, наклонился над кроватью Хасса. — Потерпи немного, — и сделал тонкие надрезы на его горле и запястьях.
Благодать нефилима была ярче его собственной и вливалась в вены чистым потоком холодной силы. Габриэль, хотя это был его собственный сын, едва удержался в разуме и не забрал ее полностью, но все равно взял больше, чем планировал. Провел руками по ранам, те мгновенно затянулись под его прикосновениями. Хасс медленно открыл мокрые глаза.
— Теперь ты можешь спасти ее? — шепотом спросил он, вытирая щеки, садясь и обнимая архангела за шею.
— Конечно, — Габриэль снял ботинки и лег на кровать рядом с ним, обнимая в ответ и успокаивая; планы изменились — если он и хотел вернуть благодать Хассу после того, как вернется из клетки, теперь он решил сделать это после схватки с Вельзевул. — Теперь я могу все…
Утро в бункере началось с возвращения Кроули и Дина. Демон постоянно нерввно взглядывал на часы, подсчитывая, когда истекут отмеренные ему Вельзевул двадцать часов, а Дин набросился на еду, как будто не ел вечность.
