***
Вокруг несчётное количество книг. Кажется, что само помещение состоит только из них. Нестерпимо хочется чихнуть просто от взгляда на книги, хотя пыли нигде не видно. Кроули уже привычно прошёлся вдоль полок, проводя пальцами по шершавым корешкам.
Ему не так давно, не больше года, и то не слишком часто, начали сниться эти сны про необычный букинистический магазин. Кому нужны старые книги? Да что уж там, на дворе 1995 год: кому вообще в принципе нужны книги? Может, он в музее? Хотя, пожалуй, это больше похоже на хранилище частной коллекции. Тут даже прослеживается какой-то намёк на упорядоченность. Только совсем древние свитки лежали бестолковой кучкой. Сегодня Кроули был в настроении, чтобы переложить их по-своему. Хозяин магазина ему не снился, поэтому демон чувствовал себя совершенно свободно.
Кроули вообще почему-то чувствовал себя в этом книжном почти как дома. Казалось, он не исследовал, а вспоминал, где что находится. В том шкафу, он знал, будет французская поэзия. За теми дверцами (и это оказалось действительно так, когда он их распахнул) лежит собрание сочинений Оскара Уайльда с автографами и двусмысленными дарственными надписями. В бюро пряталась печатная машинка.
Здесь всё было слишком реально, не как в других снах. Сочная картинка, не размытая по краям. Звук не как через беруши. Корешки книг оставляли на кончиках пальцев не только щекотную книжную шелуху, но и запах эпох, которые Кроули даже и вспоминать не хотел. Демон думал, что бы попробовать на вкус. Он видел стоящие на полке пары бокалов для вин и виски, притирающиеся боками, но ещё не искал подходящие жидкости (надеялся, что вспомнит, где они хранятся).
Через некоторое время Кроули переложил свитки, как ему было угодно, как казалось правильным. Скучный сон, бывали и повеселее. Интересно, почему ему вообще снилось это место? Может ли он выйти из этого магазина и отправиться куда-то ещё? Кроули неуверенно подошёл к дверям, на секунду замер, а затем толкнул дверцы. Что ж, по крайней мере, он может покинуть помещение. Небольшое аккуратное крыльцо, чистые лакированные приятные на ощупь двери. “A. Z. Fell and Co” гласила золочёная надпись под козырьком. Позолота немного облетела, но надпись всё ещё выглядела вычурно и торжественно. Кроули огляделся. Он же был в Сохо! Буквально за углом была забегаловка, где ему наливали просто потому, что он к ним зашёл. Надо будет посмотреть, как это место выглядит в реальности. Должно быть, он зацепил его краем сознания, когда возвращался домой после весёлой ночки. Здание было симпатичным, книги отлично просматривались через панорамные окна. Кроули, как ценитель эстетики во всех её проявлениях, был впечатлён. Немудрено, что магазин наводнил его сны.
Реальность разочаровала уже на следующее утро. Вместо небольшого закутка было пустое место. Немного пахло пеплом, который много лет отмывало дождями со стен соседних домов. Почему-то Кроули почувствовал такое же щемление где-то в груди, как будто второй раз хоронил Леонардо. Он развернулся на каблуках и ушёл в ближайший бар.
========== -Каникулы- ==========
На столик с точёной ножкой опустилась кружка какао. Мирный шелест страниц старинной книги, тихая музыка, глоток какао, удобная подставка под ноги — что может быть лучше. Формально, Азирафаэль находился в бессрочном отпуске. Около четырёх-пяти лет назад (он не считал) ему пришло официальное уведомление со всеми печатями (боже, он даже не знал, что их столько есть на Небесах), которое повелевало ему отдыхать от трудов последних почти шести тысяч лет до получения дальнейших распоряжений. Ангелу оставалось, наверное, только пожать плечами и подчиниться.
Нельзя сказать, чтобы он был недоволен. Азирафаэль считал себя натурой творческой и не любил делать свою работу по указке. Добро и любовь должны самостоятельно наполнять Вселенную, как газ — распределяться по всему доступному объёму. Ангел всегда был искренне возмущён, когда его вызывали “на ковёр”, чтобы отругать за “лишние” благословения словно напрудившего не в том месте котёнка, а ему при этом приходилось стыдливо прятать глаза, изображая вину, которую он совершенно не чувствовал. Что может быть “лишнего” в помощи детям Господним? Ведь у них нет никаких природных средств защиты: ни когтей, ни клыков — только мозг, да и то они им не всегда и не все пользуются.
Оставленный без присмотра, Азирафаэль буквально окунул с головой в благодать всё сущее, что попадало в радиус воздействия. Он даже наконец выяснил опытным путём этот самый радиус. И это он даже чудеса не творил, а просто “присутствовал”. Ангел теперь гораздо чаще бывал вне своего магазина и даже обдумывал возможность кругосветного путешествия. Впервые за долгое время он знакомился с новыми людьми, и они после встречи с ним обретали любовь, покой и радость. Иногда, правда, с необычными последствиями.
Подставка под ногами немного пошевелилась.
— Всё в порядке, дорогая? — уточнил Азирафаэль, немного выглянув из-за книги. — Помни, мы договаривались на четыре главы. Мне осталось всего несколько страниц.
Это конкретное “последствие” звали Лиза. Она увидела ангела прогуливающимся в парке, подошла знакомиться и с тех пор никуда не отходила уже три года. Азирафаэль поначалу чувствовал себя неловко из-за того, насколько ему понравилась эта женщина. Он уже очень давно не заводил себе человека. Люди всё-таки хрупкие, недолговечные существа, и Азирафаэль не смог бы дать им того, чего они хотят и заслуживают, при всём своём старании. Похоронив последнего “своего” человека в четырнадцатом веке, Азирафаэль очень тосковал. После этого обещал себе не привязываться, а тут снова такая оказия.
Не удержался: Лиза была умна и красива, абсолютно умильно смотрела, увлекалась поэзией, сама назначала ему встречи, не принимая отказов, — как не привести такую к себе? Потом как-то выгонять было неловко, взаимная симпатия между ними крепла, и вот совершенно незаметно вышло так, что Азирафаэль коротает вечера, сидя в уютном кресле с книгой, заваренным Лизой какао, упираясь гладкими розовыми пятками в её медленно затекающую спину.
Азирафаэль смутно осознавал, что Лиза считает подобного рода “удовольствие” обоюдным, хотя в данном конкретном случае он особенно положительных чувств не испытывал. Ангел просто хотел сделать ей приятно, и раз такой способ ей нравится больше всего, то что ж… Человеческая любовь и тяга к наслаждениям порой принимает странные формы, но пока происходящее устраивает всех участников процесса, пока все более или менее довольны, пока ощущается любовь, Азирафаэль не находил в этом ничего предосудительного. В конце концов, вряд ли могло быть что-то совсем ошеломляющее после римских оргий. Лиза, кажется, искренне его любила, это сквозило в каждом её движении, взгляде и прикосновениях, а их маленькая игра придавала женщине чувственности, в том, что она считала их отношениями.
В своём принципе “не привязываться к людям”, который нарушался раз в несколько столетий, Азирафаэль всегда строго придерживался только двух вещей. Во-первых, не оставлять человека на ночь. Они быстро привыкают, наглеют и не соблюдают границы личного пространства. Это совершенно неприемлемо. К тому же, люди могли заметить, что он не спит, что вызвало бы лишние вопросы. Во-вторых, не прикармливать. Но тут уже причина была немного более постыдная для ангела: он просто не хотел делиться. Обычно люди были так очарованы Азирафаэлем и поглощены его любовью, что либо не замечали этих двух обстоятельств, либо безоговорочно их принимали, что, впрочем, одно и то же.
Несмотря на принцип “неприкармливания”, у ангела вся посуда была на двоих. Это всегда удивляло его, как и тот факт, что он не был бесполым, как должен был быть. Видимо, в какой-то момент времени он всё-таки приложил усилие в этом направлении, но почему-то совершенно не мог вспомнить, когда и зачем это произошло. Однако, ангел не возражал: ему нравились человеческие удовольствия (он попробовал почти все из них), и полный комплект человеческих органов этому только способствовал.
