– Это не совсем то же самое, когда они еще настолько малы, что и в туалет сами не ходят, – небрежно ответила я.
Я уткнулась лицом в мягкую кожу на затылке Лейси, фыркнула туда, и девчушка захихикала.
– Ты знаешь своих родителей лучше, чем я, – сказала Джулия, возобновляя складывание выстиранного белья, но я ни на минуту не поверила, что она одобрила мое решение.
В одном только она была права: я действительно знала их и понимала, что для них лучше. В этом Джулии придется мне довериться.
Все изменилось в два десять ночи. Именно в это время зазвонил телефон. Тогда еще у моих родителей не было мобильных, поэтому разбудил нас городской телефон, пронзительно затрезвонив на столике в прихожей. Я включила ночник, бестолково щурясь, пока разглядывала цифры на дисплее радиоприемника.
Я услышала, как открылась в дальнем конце коридора дверь, и отец тихо пророкотал что-то в ответ на вопрос матери. Я откинула пуховое одеяло, разбросав выводок мягких симпатичных игрушек в изножье кровати, словно их повалил какой-то великан. Я даже не стала их поднимать, просто переступила через упавшие плюшевые фигурки, похожие на жертв какого-то жуткого злодеяния. Но жертвой стала не коллекция милых игрушек, которую я переросла уже много лет назад; это был кто-то более близкий моему сердцу.
Тогда моя комната свидетельствовала о том, что я перехожу границу между детством и взрослой жизнью. На стене плакаты с популярным бой-бендом, на туалетном столике разбросаны косметика и украшения, а на кровати – мягкие игрушки. Я прошла к двери комнаты под невидящим взглядом парней из группы «Макфлай», которые смотрели на меня из разных мест на оклеенных розовыми обоями стенах. Отец уже преодолел половину лестницы, когда я вышла в коридор.
– Что такое, папа? Что случилось? Кто звонит нам среди ночи?
Ответила мама, стоя в дверях ее спальни. Она крепко держалась за дверные косяки, как будто находилась в лодке в бушующем море и старалась сохранить равновесие. Ее рука казалась костлявой и старой, на что я никогда не обращала внимания раньше. Я всегда это помню. Она попыталась ободряюще улыбнуться и потерпела сокрушительное поражение.
– Наверное, ошиблись номером. А может, какой-нибудь глупый розыгрыш, – сказала она, но голос ее выдал, и в тот момент я поняла, что она не больше меня верит в то, что говорит.
Я оглянулась на соседнюю со своей комнату, ожидая увидеть ее закрытой. Но дверь туда стояла нараспашку, как и три часа назад, когда я пошла спать. Комната же была погружена в темноту; на кровати не спали. Меня пронизал холод, возникнув в горле и заполняя желудок, словно я чересчур быстро выпила ледяной напиток. Я посмотрела на маму и в ее глазах увидела отражение собственного страха.
На звонок наконец ответили.
– Да. Он это я, я это он. Это я, – сказал отец, пытаясь говорить отчетливо, как никогда не заговорит человек, который зарабатывает на жизнь преподаванием английского языка.
Я отвернулась, чтобы не видеть лиц родителей, куда больше напуганная их выражением, чем своим несущимся вскачь воображением. Я подбежала к окну, к тому, что выходило на площадку перед домом. Увидела машину отца, которую он поставил как можно ближе к краю подъездной дорожки, стараясь оставить чуть больше места. А рядом я увидела… ничего не увидела… кроме большого, в стиле Роршаха черного пятна на бетоне, хорошо различимого в свете ближайшего уличного фонаря. Это масляное пятно никогда не сойдет, ведь так? Испоганил всю дорожку. Когда случилась эта ссора? На прошлой неделе? За неделю до этого? Стало вдруг очень важно вспомнить, когда были сказаны эти слова. Так влияет на человека паника; когда вокруг тебя начинает рушиться твой мир, она заставляет тебя хвататься за несущественные детали. И ты цепляешься за странные вещи: полузабытые ссоры, деревянные дверные рамы. Ты стараешься держаться прямо, прочно стоять на земле, но на самом деле ты находишься на траектории движения торнадо, который все равно сметет тебя на своем пути.
– Что вы говорите? Повторите, пожалуйста. Я не понимаю, – кричал папа в телефон. Он орал, а он никогда не орал.
– О боже, нет, – простонала мама.
Она выпустила дверной косяк и теперь хваталась за горло.
– Мы едем.
Я услышала его слова, но уже бежала, пытаясь спастись в убежище своей комнаты, пытаясь спрятаться, но уже зная, что это бесполезно. Никогда уже все не будет как прежде.
* * *
По пути в ожоговое отделение я дважды сбилась с дороги. У меня не хватило времени, чтобы найти больничную парковку, и в итоге я поневоле оставила автомобиль Джулии на площадке, где, по моей глубокой убежденности, на колесо ему обязательно поставят блокировку. А у меня совершенно точно не было денег, чтобы заплатить штраф в семьдесят пять фунтов, если это произойдет. Стиснув зубы, я припустила трусцой по длинному и странно пустынному больничному коридору, надеясь, что последний человек, указавший мне направление, действительно направил меня в нужную сторону (в отличие от первых двух). «Это вполне может оказаться тем моментом, когда тонкая резинка дружбы в итоге лопнет», – подумала я. Я живу в твоем доме, ем твою еду, ношу твою одежду и сплю на твоем диване, о, и кстати, на твое имя только что был выписан приличный штраф за парковку в неположенном месте. Разумеется, Джулия и Гэри и слушать не захотят, если я заведу об этом разговор, но уже спустя двое суток я поняла, что ночевки на диване в их гостиной очень быстро себя изживают. Словно в подтверждение, поясницу пронзила резкая боль. Как только тебе исполняется тридцать лет, ночлег на полу, на кушетках или на любой замене матраса теряет значительную часть своего очарования.
А еще кошмары, снова проникающие в мою жизнь с неприятной фамильярностью, как будто ты сталкиваешься с парнем, который издевался над тобой во время встреч одноклассников. Я с криком просыпалась среди ночи, в моих снах соединялись огонь и бесконечно звонящий телефон. Каждый раз я будила тем самым малыша, который, в свою очередь, будил Лейси. Вряд ли меня можно было называть идеальным гостем.
Я посмотрела на часы, до сих пор не привыкнув носить их не на той руке, и увидела, что уже на десять минут опоздала к назначенному времени. Я перешла на бег и покрыла оставшийся отрезок коридора на такой скорости, что, когда наконец ворвалась в двойную распашную дверь отделения, все до единого в комнате ожидания посмотрели на меня. Трудно сказать, покраснела я от смущения или в результате спринтерского рывка.
Все лица были обращены ко мне. И только на одном сияла улыбка. Бен.
– Привет, – одними губами произнесла я и жестами указала на стойку регистрации, откуда за мной наблюдала слегка раздраженная администратор. Возможно, обычно люди не входят в такой драматичной манере в тихое амбулаторное отделение.
– Простите, – извинилась я, передавая ей талончик. – Боюсь, я немного опоздала.
Женщина нахмурилась, взяла мой талон и что-то набрала на клавиатуре.
– Посидите, – велела она.
Я обернулась, оглядывая комнату ожидания. В ней находилось всего около десяти пациентов. Полно было свободных стульев, но только одно место, куда я, возможно, могла бы сесть. При моем приближении Бен встал, и я осознала, как мало мужчин теперь это делают. Феминистка во мне хотела сказать: «А чего им вставать?», но другая Софи, та, которой редко удавалось высказать свое мнение, нашла это довольно приятным.
– Мне кажется, у меня уже неприятности, – призналась я, немного растерявшись, когда Бен приветствовал меня быстрым поцелуем в щеку.
Интересно, а это уместно? Мы же не настоящие друзья, мы просто… мысли у меня иссякли, потому что я осознала – вероятно, нет слова или словосочетания, которые могут адекватно описать наши отношения.
– Я сижу здесь почти полчаса, и еще никого не вызывали, – успокоил меня Бен, пристраиваясь на соседнее сиденье. – Как вы? Как рука?
Я посмотрела на свою забинтованную руку, а потом – на его запястье. Имелись причины, по которым наши пути в очередной раз пересеклись. Сердце у меня все еще билось учащенно, как я думала, из-за бега. Совершенно точно это было никак не связано с Беном, поскольку я знала, что существует большая вероятность столкнуться в больнице. И уж никак не потому, что он выглядел гораздо более привлекательным, чем я позволила себе помнить. Разумеется, это никоим образом на меня не подействовало.
