– Вы можете открыть окно? – крикнул мужчина.

Сгоряча я готова была проигнорировать его слова Ждите там, но, помилуйте, если б это было так просто, неужели я бы его не открыла? Неблагодарно требовать от твоего спасителя лучшего понимания ситуации?

– Нет, не могу! – завопила я в ответ. И устыдилась своего внезапного гнева. Он же ни в чем не виноват. Он, по крайней мере, пытается помочь. – И это стеклопакет; он не бьется. Я уже пыталась.

Он нахмурился и, прищурившись, посмотрел то ли на меня, то ли на оконную раму.

– Все бьется… со временем, – изрек он. Повернулся кругом, что-то ища… не знаю, что… какое-нибудь волшебное устройство по разбиванию стекол. Ничего не найдя, мужчина повернулся ко мне. – Куда вы били? – настойчиво спросил он.

Я не могла понять, почему это важно, но показала рукой в самый центр окна. Глянув вниз, я увидела, что мужчина качает головой.

– Неправильно. Самое уязвимое место в одном из нижних углов. Попробуйте еще.

«Откуда мне было это знать?» – подумала я, глядя на мужчину, который вдруг менее чем за пять секунд превратился из идиота в гения.

– Вам понадобится что-нибудь металлическое и острое, – прокричал он.

– Например, ножницы?

Настал его черед посмотреть на меня так, будто он разговаривает с умственно отсталым человеком.

– Что-нибудь тяжелое.

Я покачала головой. Не знаю, с какими женщинами он знаком, но, видимо, с теми, кто держит под матрасом лом. Потом он сказал что-то еще, но я не совсем уловила, потому что стена позади меня начала производить необычный шипящий звук. Я втащила голову назад и с ужасом уставилась на стену из гипсокартона. Она издавала такой звук, словно внутри нее оказались в ловушке змеи или взвод миниатюрных шеф-поваров жарил что-то в раскаленном масле. Я увидела пузыри, не осознавая опасности. На гипсокартоне начали вспухать маленькие белые пузырьки, почти мгновенно лопавшиеся по мере того, как расплавившаяся краска поддавалась жару внутри стен. Я в оцепенении смотрела, как лопались все новые и новые похожие на волдыри раны, словно стена мучилась от какой-то страшной болезни. Как, в сущности, и было.

Мужчина под окном кричал, обращаясь ко мне. Отвлекшись, я оторвала взгляд от стены и сосредоточилась, наконец, на его словах.

– Утюг. Он поможет. Острый конец утюга.

Я повернула голову так быстро и резко, что услышала, как протестующе хрустнули все шейные позвонки. Там, в углу комнаты, стояла гладильная доска, которую я забыла убрать перед уходом на вечеринку. И прямо посередине доски стоял маленький бытовой прибор, который, вполне вероятно, мог вызволить меня отсюда.

Мне бы хотелось сказать, что утюг пробил стекло с первого удара… на деле все было не так. Мне потребовалось, может, четыре или пять ударов, прежде чем в том месте, куда бился нос утюга, появилась маленькая дырочка. «Похоже на крохотное пулевое отверстие», – подумалось мне, когда я увидела паутину трещин вокруг нее. Откуда-то снизу, с плоской крыши, донесся радостный клич мужчины, потом он крикнул:

– Еще удар!

Дыра понемногу увеличивалась, пока не расширилась до размеров мяча для боулинга. Еще несколько ударов, и внезапно окно просто исчезло, осыпавшись дождем острых осколков. Мне захотелось торжествующе ткнуть воздух кулаком, захотелось издать торжествующий вопль, но становилось довольно трудно даже просто дышать. Когда рассеялся слой закачанного в стеклопакет газа, пробиться сквозь второе стекло было плевым делом. Я услышала звон осколков, сыплющихся на плоскую крышу, и понадеялась, что мой спаситель не смотрел вверх, когда это случилось.

Я ухватилась за край рамы и посмотрела на мужчину, который все это время поддерживал меня ободряющими возгласами. Ни одна Джульетта не смотрела со своего балкона на Ромео с большей благодарностью.

– Накройте чем-нибудь край рамы перед тем, как полезете, – дал он мудрый совет, и когда я увидела острые куски стекла, все еще из нее торчавшие, я преисполнилась благодарности за эту подсказку. Спастись из горящего здания, но перерезать бедренную артерию – поистине жуткий конец истории.

Я стащила с кровати покрывало и набросила на раму. Задержалась я всего на несколько секунд, но они-то и оказались роковыми. Можно подумать, огонь исподтишка караулил меня, глубоко запрятавшись в стены, дожидаясь нужного момента, чтобы все же меня настигнуть. Я забралась на подоконник и с опаской села на край, вокруг клубился дым. Мне показалось, мой спаситель говорит мне что-то насчет того, чтобы повиснуть на раме, а не просто прыгать вниз. Но внезапно стена рядом с моей головой взорвалась, как огненная граната. Я услышала шипение своих длинных, до талии, воспламенившихся волос, ощутила жар, когда они загорелись у шеи.

Я прыгнула.

Позже он сказал мне, что я была похожа на падающего с небес огненного ангела. Очень романтичное описание самого страшного момента всей моей жизни. Мои волосы развевались вокруг меня, как крылья, кончики которых окунули в пламя. Однако приземление мое было весьма далеко от ангельского – я врезалась в своего спасителя, расставившего руки в надежде меня поймать. Это ему не удалось. Когда я врезалась в него, повалила навзничь на крышу и нажатием на диафрагму выдавила воздух из его легких, он то ли рыкнул, то ли выдохнул с присвистом, как астматик. То, что я совершила прыжок с высоты четырех метров и не сломала ни единой кости – у нас обоих, – само по себе было чудом. Но возможности подивиться ему у нас не было, потому что очень реальную и непосредственную опасность представляли мои волосы.

С оказанием первой помощи я знакома. Кажется, когда-то, в бытность гёрл-скаутом, я даже получила за это значок, но знать, что ты должна делать, и на самом деле заставить свое перепуганное тело подчиняться, две совершенно разные вещи.

– Не двигайтесь! – закричал мой спаситель, когда я завертела головой, немедленно усугубив проблему.

Он опрокинул меня на влажную мшистую крышу и голыми руками начал сбивать огонь. Слышалось шипение, распространялся отвратительный запах, который даже до этого дня преследует меня в ночных кошмарах. Воняло палеными волосами и не только – мой храбрый спаситель закончил тем, что повредил значительный участок кожи на запястье. Я стала помогать, хлопая по горящим волосам. Приходится преодолевать себя, когда намеренно суешь руку в огонь. Инстинкт самосохранения и спасение собственной шкуры – в буквальном смысле – заставили меня не обращать внимания на боль и сражаться с языками пламени, пока те не погасли. Что же двигало этим человеком, я понятия не имела.

Наконец огонь унялся. В крови у нас обоих, видимо, бурлил адреналин, поскольку хотя мы и должны были испытывать адскую боль, мы не сразу почувствовали только что полученные ожоги.

– С вами все в порядке? – Хотя мужчина наклонился ко мне довольно близко, ему все еще приходилось кричать, чтобы я услышала его сквозь такой долгожданный вой приближающихся сирен. – Все хорошо, – успокоил он. – Не плачьте, вы теперь в безопасности.

Я открыла рот, чтобы сказать, что не плачу, но тут же почувствовала затекающие мне в уши струйки слез. Я попыталась заговорить, но мое полное дыма горло сумело выдать только тихий сдавленный звук – то ли слово, то ли кашель. Взгляд мужчины метнулся вверх, когда он увидел мои тревожно расширившиеся глаза – я заметила падающие к нам сквозь тьму горящие куски. Отделяясь от здания, они бесшумно плыли вниз, как подожженные листья сухой осенью. Один более крупный кусок, который, подозреваю, совсем недавно был шторой в моей спальне, лениво спланировал вниз. Мужчина сгреб меня за ворот пижамы и, рывком подняв, прижал к себе. Пылающая ткань приземлилась на то самое место, где всего секунду назад находилась моя голова.

– Давайте-ка уйдем с этой крыши, – торопливо сказал мой спаситель, поднимая меня на ноги.

Я со страхом последовала за ним к краю крыши, окно над нами, где огонь жадно пожирал все мое имущество, неудержимо притягивало мой взгляд.