Девушка, больше не останавливалась и шла дальше. Ален, понимая, что скоро он потеряет её из виду, собрался и поднял прикованные к холодной мостовой ноги.

Она шла, а Ален ей по пятам, мимо домов, где горели лампы, немного освещающие улицу. Девушка повернула, и они с Аленом, хоть она того и не знала, оказались перед какой-то лестнице. Девушка прошла под неё и Ален услышал скрип двери. Ему показалось, что дверь буквально выдолблена в стене. «Неужели она живёт здесь…» – подумал он, и, сделав шаг на встречу к заветной мечте, потерял равновесие из-за онемевших ног, и рухнул, с воплями, на мостовую.

– Эй, кто там! С вами всё в порядке? Где вы, я не вижу вас? – обеспокоенная девушка вышла на человеческий сдавленный крик.

Ален продолжал ворочаться на земле, кряхтел и стонал, осознавая своё положение.

«О нет! Она вот-вот увидит меня! Я не должен этого допустить» – вертелось в его голове, но он не успел отползти, и тем более встать.

Девушка подошла к нему и стала рукой нащупывать упавшего человека. Она коснулась его волос.

– Что разлеглись? Вставайте! Иначе жандармы заберут вас.

«Жандармы? Этого мне не хватало! Тогда всё пропало…Какой позор…» – мысленно прокричал в испуге Ален.

– Я не могу, ноги не слушаются меня. Кажется, я повредил одну при падении.

– Держитесь за мою руку, я помогу вам.

Девушка помогла ему встать, и положив его руку себе на плечо, повела к себе в каморку.

Зайдя внутрь она усадила его на топчан, и поспешила закрыть дверь.

Комната была на удивление просторной, правда, с очень низкими потолками, такими, что Алену пришлось сильно нагнуться, чтобы не повредить ещё и голову. Посередине стоял невысокий квадратный стол, и скамейка. У левой стены был трельяж, слишком красивый для такой барышни, как жившая тут, но уже старый и, в некоторых места, не подлежащий починке. Зеркало было лишь одно. На трельяже стояли баночки, флакончики, мелкие и побольше коробочки. Стояла стеклянная ваза с засохшими цветами. Лежало несколько бумаг, помятых и ровных, полностью исписанных крупным, но аккуратным красивым подчерком. На столе стоял кувшин с водой и на треть полная хлебница. Топчан, на котором покоился Ален, был обшит синим бархатом с белыми атласными врезками, и отделан золотой бахромой. С права у стены ничего не было, но сама стена была увешана рисунками, портретами, записями. У средней стены стоял огромный комод с резными бронзовыми ручками. На комоде стояли фарфоровые девушки, хрустальные вазочки и золотой сервиз. В углу стоял сундучок.

Девушка прошла в глубь комнаты и открыла подвал, откуда достала, завёрнутый в кожу, кусок мяса, и запечённую картошку, обёрнутую бумагой. Потом девушка подошла к комоду и достала оттуда мази и склянки.

– Давайте посмотрим на вашу ногу.

Ален повиновался.

– Абсолютно ничего серьёзного! Ни ушиба, ни вывиха, ни перелома. Что же вы так кричали, будто ногу у вас голодные псы оторвали?

Ален молчал. Впервые за это время он был так близок к ней и смог разглядеть её лицо. Огромные чёрно-синие глаза с пушистыми длинными ресницами хлопали чаще обычного, а пухлые малиновые губы беспрестанно улыбались, то слегка, то сильно. Чёрные, как уголь волосы слегка вились и ниспадали на плечи, на которых выпирали косточки. Круглое лицо девушки наполовину было освещено масляной лампой, но и этого хватило бы любому, чтобы очароваться и заворожиться красотой и прелестью девчушки, которая была безупречна. Ей было не больше семнадцати лет, а руки её, с длинными тонкими пальцами, походили на руки более взрослой леди.

Жоффруа не мог оторвать от неё взгляд. Он представлял её абсолютно другой, и не настолько молодой, и, к его удивлению, не настолько красивой.

– Что вы молчите? Вы совсем недавно так охали, а теперь и звука не издаёте. Садитесь лучше за стол, подкрепитесь. Видно, долго вам пришлось скитаться без еды. Вот, поешьте.

Девица пригласила Алена к столу и пододвинула тарелку ближе к краю, у которого присел Жоффруа.

«Вот уж я не думал, что и вправду сойду за бродягу!» – Ален был удивлён, что девушка стала принимать его за нищего, но выдавать себя не хотел.

Он откусил мясо, но не смог прожевать – оно уже было протухшим, а картошка – была вся в плесени. Девушка же напротив, соскребя всё лишнее с еды, охотно принялась заправляться, смакуя каждый кусок.

– Как вы очутились здесь? Что делали в этой части города? Неужели, преследовали меня? – улыбнулась, пока ещё, незнакомка.

– Вы правы, – наконец вымолвил Ален.

–Вот как! И как долго вы за мной шли? Стойте! Вы были в порту? Я окликнула вас, но вы не ответили. Угадала?

– Да, вы правы, прекрасная мадемуазель, -голос Алена задрожал, а девушка слегка смутилась – уж не привычно было ей слышать «мадемуазель».

– Я видел, как вы танцевали. Мне так понравился ваш танец, что я решил познакомиться с вами, и пошёл сзади, только потерял из виду. А потом я оказался в порту, где вы пели. Вы пели чудно! Таких звуков я в жизни своей не слыхал!

– Мало вы слыхали значит, месье. Что же вы не едите?

– Я не очень хочу есть. Лучше позвольте познакомиться с вами. Утолите голод моей души – скажите ваше имя!

– Я не хочу говорить своего, так как не хочу знать вашего. Обычно, когда ко мне заходит заблудившийся путник, уставший, изнурённый долгими поисками крова, он не оставляет и крошки на тарелке.

– Я не ел так давно, что уже утратил чувство голода. Поверьте, милая барышня, я ни коим образом не хочу обидеть вас, но пища для меня сейчас – хуже смерти.

– Хорошо. Тогда я отложу ваш кусок для кого-нибудь другого. У вас есть дом, или вы отчаянный бродяга?

– Я…

– Не отвечайте, – остановила девушка Алена, который не знал что лучше ответить.

– Есть у вас дом или нет, к сожалению, вам придётся уйти. Я не могу держать вас у себя.

– Тогда мне действительно лучше уйти. Я не требую от вас ничего, кроме имени. Скажите же мне его, и я стану богаче всех на свете.

– Вы и так богаче всех на свете, и имя моё вам ни к чему. Я прошу вас уйти, – настаивала девушка.

Ален не хотел спугнуть то, что зародилось в момент их встречи, и не хотел быть настойчивым, чтобы не оттолкнуть незнакомку, но слова её породили в нём сомнения – а не разоблачила ли она его?

– Что вы имеете ввиду, говоря, что я богаче всех?

– У вас есть жизнь, прекрасное здоровье, образование, острый ум. Этого нет и у половины людей, так что не прибедняйтесь. Я не знаю кем вы были до того, как превратились в бродягу, но совершенно точно – вы не были бродягой от рождения.

– Вы правы.

– Не продолжайте, – жестом остановила девушка смутившегося Алена, – вы сказали достаточно, чтобы мои догадки оказались верными. А теперь, прошу вас, возвращайтесь домой, вас там очень ждут, я уверена.

Девушка открыла дверь и ждала пока Ален выйдет. Он, как заколдованный, повиновался ей, сам того не желая.

Оказавшись на улице, он долго смотрел на дверь, которая с гулким стуком была закрыта перед его носом.

Одна ложь, замешавшаяся между истинами, делает все их сомнительными.

П. Буаст

Одно дело сказать неправду, а другое дело – заставить людей в эту неправду поверить.

Ален был уверен, что ему удалась затея, грандиозная, как он полагал, идея, которая требовала большого ума и сноровки. Он часто, и с успехом, врал людям, но ещё никогда он не был так искусно обманут самим собой.

Ален возвращался домой, наполовину удовлетворённый, ибо он наконец нашёл её, но так и не узнал имени. Он был счастлив, но горький осадок от того, что она его быстро прогнала, мешал ему полностью погрузиться в эйфорию. Сначала он хотел остаться у её двери, подождать утра и проследить за ней до лавки, где она работала, но он так сильно продрог, что не мог больше оставаться на улице.

Впервые он без труда нашёл дорогу домой, будто его вела нить Ариадны, да и на улице было уже достаточно светло, чтобы разглядеть дорогу, прохожих и дома, мимо которых он шёл. Он шагал со сгорбившейся спиной, еле волоча ноги. Люди начали шнырять туда-сюда, но, о Боже, никто не кланялся ему, да и вообще его не замечал.