«Хватит с меня таких прогулок, пора открыть своё истинное лицо. Я знаю, где она живёт, знаю, что работает в пекарне месье Гаспарда Бенуа, и знаю, что люблю её. Да, этого достаточно, чтобы она согласилась чаще видеться со мной» – размышлял Жоффруа, пока шёл домой.

В прихожей уже сидел Лорентин, нервно стуча пальцами по коленкам.

– Ален! Куда ты деваешься ночами? Я пришёл к тебе ещё ночью, и так и просидел вот тут. Уже почти шесть! Ты загулялся, да ещё и в таких одеждах…Как, получилось? Я так хотел узнать, вышло ли то, что ты задумал! Мне не терпится обговорить с тобой детали нашего дела, – говорил Лорентин своему другу, пока они вместе поднимались к тому в комнату.

– Друг, ты не представляешь. Я нашёл её! – всплеснув руками, радостно прикрикнул Ален.

– Кого её, Жоффруа? Женщину, которая организует нам всё? Или, может, ту, которая сдаст нам помещение для заведения?

– Ты не понимаешь… На днях я повстречал девушку. Я видел только её руку, больше ничего. Я хотел найти её, увидеть лицо, узнать имя, и я нашёл её! Вот только имени пока не знаю, но скоро узнаю. Я не буду скрывать от неё своё лицо и имя, пусть полюбит меня таким, какой есть.

– Ален? Какая девушка? Ты говорил, что это для дела…Ты нашёл ту, которая будет работать на нас? Но у нас же есть Годелив, она будет Примой.

– Ты идиот! Эта девушка, она чиста, словно ангел. А на счёт дела – этого не будет. Разве Годелив не передала тебе, что я ей ответил тогда? Эшафот – вот что ждёт вас, а не огромная прибыль.

– Я не узнаю тебя, Ален! Ты сошёл с ума? Ты наряжаешься в обноски ради кокой-то попрошайки? Жертвуешь своими друзьями, собой, своей репутацией ради неё? Ты просто безумец, ей Богу!

– Она не попрошайка, Лорентин! Убирайся из моего дома, и чтобы никогда, слышишь, никогда я не слышал слова о вашем борделе! Ты знаешь меня – я не отступаю от своего. Если я сказал «эшафот» – значит так и будет. Я не хочу терять друзей, даже таких гнусных, как ты. Иди и извести Годелив, что передумал. Как хочешь, но этому не бывать!

Лорентин выбежал из дома Д’Амбруазе и поспешил по своим делам, Ален же не стал запираться, а спустился к завтраку, который ещё был не готов.

После обеда он собирался поехать в пекарню Бенуа, но его планы расстроились.

В полдень к нему заявился месье Шавре, и известил о неприятнейших событиях.

– Мадлен попала в такую авантюру, в такую авантюру! Господин Д’Амбруазе, вы должны помочь ей! Вы знаете её с детства, она никогда бы такого не сделала, её заставили! – месье Шавре весь трясся от волнения, говорил сбивчиво, запинаясь.

– Успокойтесь же вы наконец! Что случилось, я не понял ничего из ваших слов.

– Ален, дорогой, Мадлен…Её не было весь вчерашний день и всю сегодняшнюю ночь. После завтрака она вернулась в ужасающем виде. Вся растрёпанная, в слезах, закрылась в комнате и никого не впускала. Мне пришлось вышибать дверь, чтобы удостовериться, в порядке ли она. Она рассказала такое! Такое, господин Д’Амбруазе, от чего мои седые волосы стали ещё белее!

– Да говорите уже! У меня не так много времени!

– Я расскажу, господин, всё расскажу. Она была у Руже. Ну у того прохвоста, у которого и вы часто бываете. Вы ведь там даже вместе как-то бывали?

Ален кивал.

– Эта Годелив, эта распутница! Она была там тоже, и пригласила Мадлен к себе. Говорила, будто долго не была в Марселе, соскучилась по старым друзьям…Мадлен естественно приняла приглашение, и на ужин поехала к ней. Что там было! Что было в этом ужасном, публичном доме! Десятки мужчин и женщин, пьянство, дебош, вакханалии! Мою девочку обесчестили, понимаете! Мне стыдно об этом говорить, но я не могу молчать!

Ален недопонимал смысла слов месье Шавре, но то, что в этом была замешана Годелив, насторожило его.

– Не плачьте, месье. Давайте я поговорю с Мадлен сам. Идёмте сейчас же!

Они поспешили в дом месье Шавре, который находился в паре сотен метров от дома Д’Амбруазе. Мадлен и Ален с детства общались, были как брат и сестра, которых никогда не имели.

Пройдя в комнату Мадлен, Ален увидел, что она лежит на кровати, отвернувшись ото всех. Он стал звать её, но она не отвечала. Подойдя ближе он увидел кровь, капающую с руки девушки.

Как бы врачи не пытались, вернуть жизнь Мадлен им не удалось.

– Моя Мадлен! Моя маленькая девочка! Что они сделали с тобой, до чего они довели тебя, моя крошка! – месье Шавре плакал на груди мёртвой дочери, вцепившись в её сорочку.

– Месье, будьте стойким. И поверьте, все повинные в этом будут наказаны.

Ален выходил из комнаты сжимая кулаки, которыми смахнул слёзы.

Он остановил проезжающую мимо карету.

– В дом де Бутайонов, да поживее!

Приехав к Лорентину, он без стука зашёл в особняк, сбив дворецкого дверью.

– Лорентин! Где ты, жалкий подлец!

Он бегал из комнаты в комнату, но никого не было. На его крик вышла мадам де Бутайон.

– Ален, что ты шумишь? Лорентина нет дома, ты же видишь.

– Где он, мадам? Скажите! Иначе пострадаете и вы.

– Он у Годелив, вероятно. Ты слышал наверняка, что она вернулась из Парижа. У них там намечалась шумная вечеринка по поводу её приезда, видимо – устроили на славу, раз его нет со вчерашнего утра.

– С какого вчерашнего утра?! Он заходил ко мне сегодня, было шесть часов.

– Тем не менее – дома его нет!

Ален отодвинул рукой женщину, преградившую ему путь, и побежал в комнату Лорентина.

– Чёртов подлец! – кричал он, стаскивая одеяло с друга.

– Жоффруа? Ты спятил совсем! Эти преследования голодранок тебя сведут с ума, – потягиваясь и улыбаясь, невозмутимо ответил Лорентин.

– Я предупреждал тебя, тебя и Годелив, что не дам этому свершиться, но вы не послушали, не побоялись. Я отправляюсь в Париж! И дело это расскажу не духовенству, нет. Это дело дойдёт до короля, если мне нужно. Я обещал казнь – ты её получишь!

– Да что ты несёшь, Ален! В чём ты обвиняешь меня? После визита к тебе, я поехал к Годелив. Она была разочарована твоим отказом, но приняла его со спокойной душой, так что мы ничего не делали без твоего ведома, или за твоей спиной.

– Что я несу? А то, что вы погубили ни в чём не винную девушку. Молодую, прекрасную, добрую, невинную девушку! И увиденному утром я верю больше, чем услышанному сейчас.

– Постой, Ален! Расскажи же, что случилось. Не обвиняй меня в том, чего не можешь доказать.

– Что случилось? А случилось то, что Мадлен умертвила себя после того, как вернулась с вашего балагана! Её обесчестили, и она не смогла с этим жить! А как ты будешь жить с этим, а, Лорентин?

– С каких пор ты стал таким сердобольным? Ты что забыл, как сам раньше смеялся над такими историями? Ты думаешь, ты изменился? Никто Мадлен силой туда не тащил, а уж раздеваться её…тоже никто не заставлял. Кто мог знать, что за таким милым личиком скрывается такая необузданная стерва!

– Молчи,– Ален уже занёс руку для удара, но, опустив её, схватил Лорентина за шею.

– Молчи, или я вырву твой язык. Ты не знал её, но я – знаю тебя. Я знаю, какой ты, ведь ты был моим лучшим другом.

Ален поспешно вышел прочь, оттолкнув голову бывшего друга, втиснув её в подушку.

.

– Может я и был твоим лучшим другом, но ты моим – никогда, – эти слова остановили Алена на выходе из комнаты

– Кому ты нужен, Жоффруа? Все устали от твоего лицемерия и эгоцентризма. Все смеются за твоей спиной, говорят: «Этот Ален так смешон, когда толкает речи. Думает, что говорит умно, а на самом деле у него такой глупый вид. Он не знает жизни, не разбирается в людях. На всех с открытым ртом смотрит. Его так легко обмануть.» Ты не достоин своего имени. Ты говоришь, я испорченный, гнусный, жалкий, но ты ведь даже хуже меня – ты глупый и трусливый. Не обманывай себя.

– Пусть я хуже тебя, пусть я глуп и труслив, у меня есть то, чего нет ни у тебя, ни у тебе подобных – способность любить. А любовь – большое чудо. Она делает из трусов храбрецов, а из глупцов – гениев.