Город спал и сейчас, когда она развешивала мокрое белье на веревку.

Больше всего на свете Римма берегла свою девичью честь. Пусть других женщин тянуло к распутству, но для нее в жизни нет и не будет ничего важнее чести. Но, как уберечь дочь от бесчестия, Римма не знала. Верочка развивалась не по годам быстро, и она росла приветливой и доверчивой девочкой, пышущей здоровьем. Она видела, что дочка любила наряжаться и долго крутилась перед зеркалом, и понимала, что это до добра не доведет. «Надо одевать ее скромнее» – подумалось Римме, когда она выливала воду из корытца. Вытерев руки о полотенце, уставшая женщина глубоко вздохнула. Как хотелось ей воспитать свою дочь на примере Джейн Эйр, гордой и мужественной англичанки, как бы хотелось ей самой опять прочитать этот роман, но роман может подождать до ее отпуска, а с воспитанием Веры затягивать не надо бы.

Стирка закончена, женщина потянулась к выключателю, как вновь ее повелительно позвал мужской голос: «Р-и-мм-а-а…»

– Что за наваждение?

Ни в подъезде, ни в квартире не было посторонних. Римма испугалась, испугалась так, что не смогла заснуть до рассвета. Психоз от переутомления – таков был диагноз знакомого психиатра. Римма месяц пролежала в психиатрической больнице, сохраняя это втайне от знакомых и родных. В больнице ее навещал только Володя. Принудительный отдых хорошо способствовал выздоровлению, и таинственный голос больше ее не тревожил. Прощаясь с Риммой, психиатр дал ей только один совет: не переутомляться. Но как только она вышла на работу, то ей поручили обслуживать сразу два педиатрических участка. Врачей в поликлинике не хватало.

Римма не умела себя щадить и не умела жаловаться, однако, дома она нуждалась в помощи мужа. Она попыталась привлечь его к домашним делам, но Володя заартачился: «Римма, пойми, что вешать белье во дворе позорно для мужчины! … Мыть посуду? Римма, ты просишь меня вымыть посуду? Это ведь не мужская обязанность! ы ведь смеешься надо мной?! … Римма, а тебе будет самой стыдно, если надо меня с мусорным ведром увидят жены моих сослуживцев? Чтобы главный инженер треста развешивал белье во дворе? Как ты себе это представляешь?»

Слышав отговорки Володи, Римму захлестнула обида. Может быть, для мужа она никогда не была любимой женщиной, а он взял ее в жены как домработницу? Не бывать этому! Разве он не понимает, что ей одной не справиться с домашними делами? Когда ее выписывали домой, Володя обещал врачу беречь жену от переутомления, а сам отказывался ей помогать в домашних делах?!

О лечении в психиатрической клинике Римма старалась не вспоминать, словно это было ее проклятием. Когда женщина поняла, что Володю заботило не ее здоровье, а то, что скажут о нем соседские бабы, которые целые дни во дворе от безделья чесали языками на лавочке, то горькая обида овладела ее сердцем. В семье начались скандалы.

В этой борьбе за внимание мужа Римма словно ослепла и забыла о детях, а теперь настал день расплаты.

***

Как побежденная, сидела Римма на краю дивана, где спала Верочка. Боль жгла ее сердце. Римма сознавала, что самый большой страх ее жизни осуществился в эту ночь.

Взяв себя в руки, она глубоко вздохнула и почувствовала облегчение оттого, что поняла: ей незачем больше бояться, зло и так вошло в ее жизнь, оно поселилось в ее семье.

Этой ночью ее старший сын тайно пришел в зал, где спала Верочка, ее «золотая рыбка». Это был факт. Остальное дорисовало Римме ее воображение, уставшее от ожидания беды. «Побеждает тот, кто не сдается», – вспомнила она наставления своего старшего брата. Римма победит зло, чего бы ей это ни стоило. В чем она не хотела признаваться самой себе – это в том, что она разочаровалась в своем ребенке. Ее дочь потеряла девичью честь, теперь она никогда не будет той гордой и недоступной Джейн Эйр, которая была для Риммы идеалом женской красоты.

В ту злополучную ночь Володю разбудила жена, в глаза бил яркий свет лампочки под потолком. Спросонья он даже ее не узнал, и непроизвольно выставил руку вперед, как бы защищаясь от нападения, а Римма стояла перед ним по стойке смирно, ее косы растрепались и на ее бледном лице сверкали безумие не глаза, а глазище. Она дрожала, то ли от злобы, то ли от горя, то ли от нетерпения.

Когда мужчина проснулся окончательно, то увидел, что Римма была не одна, за ее спиной выглядывал Саша, одетый в синюю майку, кое-как заправленную в полосатые сатиновые трусы. Володя сильно любил сына, мужской характер которого проявлялся с каждым годом всё ярче и ярче.

Видя, что муж пришел в себя, Римма подтолкнула мальчика к нему и воскликнула в слезах: «Володя, твой… он надругался над нашей дочерью!» Эти слова жены входили в сердце, как внезапные удары ножа, но боль от удара еще не чувствовалась. Жена, задыхаясь от возмущения, а Володя никак не понимал, что она от него хочет.

– Гадкий мальчишка, признайся папе, что ты творил в спальне у Веры?!

Саша молчал и смотрел в пол, тогда Римма обратилась к мужу.

– Над твоей дочерью надругались, а ты спишь, как… как… как тюлень, – наконец нашла она подходящее слово для мужа и опять в исступлении уставилась на Володю, ожидая его адекватного реагирования, но тот по-прежнему сидел на кровати и потирал ладонью лоб, чтобы скорее проснуться. Видя, что до него не доходит зловещий смысл ее слов, Римма подтолкнула мальчика к мужу еще ближе.

– Ты должен с ним разобраться по-мужски, если тебе дорога честь твоей дочери. Пусть он сам тебе расскажет, что он делал в спальне у Веры. Пусть признается тебе, зачем он ее трогал.

Эти слова женщины прозвучали, как приказ, который надо выполнять немедленно. Бросив на супружескую кровать солдатский ремень, Римма вышла из комнаты, но осталась стоять за дверью, а Володя продолжал сидеть на кровати, ему было жалко, понуро стоящего сынишку и очень хотелось спать. Чтобы быстрее разрешить эту ситуацию, мужчина взял Сашу за плечи и поставил перед собой.

– Ты ее трогал? – спросил он сына, зевая.

– Кого? – тихо произнес сын.

– Мама говорит, что ты трогал Веру! Так, ты ее трогал?

– Нет.

– Ну, и хорошо, иди спать.

Тут из двери вновь показалась Римма, она уже не тряслась, а кипела от гнева: «Что хорошо? Пусть твой сын скажет, что он делал в спальне у Веры!»

– Ну, хорошо, Саша, что ты делал в спальне у сестры?

– Искал.

– Что искал?

Саша молчал, опустив голову, глядел на отца исподлобья.

– Ты трогал Веру? – опять, как бы подбирая нужные слова, повторил Володя все тот же глупый вопрос. Ему уже чертовски надоели эти ночные разборки.

– Да, не трогал я эту дуру. Что вы пристали ко мне? Что вам от меня надо!? – крикнул Саша в лицо отцу и хотел было убежать, но Володя больно схватил его за плечо.

– Я хочу знать правду! – повысил он голос на сына.

– Да, подавитесь вы своей правдой! Какую вам правду надо?! Какую?!

– Что ты искал в комнате у Веры? – Володя выходил из терпения, ему хотелось скорее разрешить это недоразумение, отпустить сына и еще немного поспать перед работой, но мальчик упрямо молчал.

– Что ты искал в комнате ночью, где спала твоя сестра?

Ответа не последовало.

– Чтобы искать, надо включить свет, а ты включил свет? – продолжал Володя допрос, как опытный следователь, чтобы по горячим следам доказать невиновность обвиняемого.

– Нет. Я хорошо вижу в темноте! – гордо ответил мальчик.

– И что ты искал в темноте?

Опять молчание.

– Зачем ты ночью пришел в Верину комнату? – уже умолял Володя сына, но тот упрямо молчал, и уголки его губ чуть приподнялись.

– Ты что, совсем отупел? – прокричала за дверью спальни Римма. – Сначала он издевался над твоей дочерью, и теперь издевается над тобой!

– Это правда? – нахмурившись, спросил Володя, заглядывая сыну в глаза.

В этом вопросе прозвучала угроза, как предупреждение, чтобы мальчик не играл с огнем, то тот уперся, как бык, и не поддавался на провокации.