Витя стоял около того места, где прорвало трубу, и зачищал его металлической щеткой.

– Извини, я не прав, ― еле слышно пробубнил я. Витя будто не обращал на меня внимания.

– Эй, слышишь, говорю, извини.

– Левой варить сможешь? ― спросил он, продолжая скрябать железо.

– Да, да, конечно, без проблем.

Я подключил аппарат к удлинителю, который Витя мне уже подготовил, и принялся за работу.

Мы достаточно быстро справились с трубой, и уже через пятнадцать минут инструмент был погружен в вагонетку, где всё это время сидел лысый охранник, даже не изменив позу. Витя приехал сюда на другой вагонетке, но её, видимо, отослали обратно.

– Давай сюда руку, ― скомандовал он.

Я посмотрел на него недоверчивым взглядом, но Витя настойчиво требовал повиноваться.

Он достал откуда-то из внутреннего кармана тюбик с кремом и нанёс приятный холодный гель на ожог.

– А мне разве не надо в лазарет? ― такие методы лечения меня не очень вдохновляли. Затем он достал упаковку бинтов и аккуратно перебинтовал кисть, затянув крепкий узел на тыльной стороне ладони.

– К утру будет как новая, ― после этих слов Витя залез в вагонетку.

«Что ж ты себе палец-то отсутствующий не намазал? ― подумал я про себя, но вслух говорить всё же не рискнул. ― Завтра половину выходного придется потратить на поход к врачу».

Когда мы приехали обратно, разложили инструмент и я, наконец, присел, то сразу же почувствовал себя ужасно измотанным. Тело ломило, рука от кисти до локтя изнывала от боли, перед глазами то и дело мелькало жуткое лицо. Неужели такое может привидеться? Я чётко помню эти шрамы, запах, хотя болотной гнилью тут тянет изо всех щелей.

После ужина в мою комнату зашел Сергей Иванович и вручил конверт. Я открыл его, нос моментально защекотал запах купюр.

– Я слышал, вы руку повредили?

Я показал ему перебинтованную кисть.

– Скажите, я, может, чего-то не понимаю, но неужели во всей тюрьме нет больше ни одного сварщика, кроме меня? ― я надеялся, что раздражение в моём голосе даст чёткое понимание того, что я не нанимался здесь на роль мальчика на побегушках.

Сергей Иванович взял стул и присел неподалеку, он устремил взгляд к потолку, будто что-то очень внимательно рассматривал там.

– Вы же в курсе, в какое время мне пришлось за вами приехать? Людей сейчас ничем не замотивировать: ни зарплатой, ни стабильностью, ― он сделал задумчивую паузу, как будто, наконец, нашел на потолке то, что искал, ― им на всё плевать, на всё. Они не хотят считаться с нашими правилами. Пьют, болтают лишнего, не выполняют или некачественно выполняют указания, ― он повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза, ― но вы-то, вы же разумный человек, профессионал, видно, как подходите к делу, даже вон собой жертвуете, ― он как-то хитро оскалился, отчего у меня мурашки пошли по телу, ― конечно, мы не собираемся вас гонять по всей тюрьме с поручениями. Как только найдем еще достойных людей, вас больше беспокоить по пустякам не будем.

Он встал со стула и направился к выходу.

– Завтра с утра за вами приедет сопровождающий и отвезёт в город. Запаситесь всем необходимым и отдохните, как следует, чтобы с понедельника с новыми силами, так сказать, в бой, ― он махнул кулаком, отбив неслышимый такт.

– В конверте, кстати, компенсация за сегодняшнюю травму, доброй ночи, ― он ушел.

Я открыл конверт и принялся пересчитывать. Деньги приятно шуршали в руках. Их вид, должно быть, способен растопить любое сердце и простить любые неприятные нюансы. Он не обманул, заплатил за эту неделю и бонус за ожог. Я был удивлён щедрой сумме, обычно столько я зарабатывал за месяц. Может ещё раз обжечься?

Боль в руке утихла, я даже начал забывать о ней, предвкушая завтрашний выходной.

«Теперь всё будет хорошо, всё, наконец, наладится, ― я лежал на спине с закрытыми глазами и мысленно тратил выручку, ― всё-таки мне повезло, хрен с ней, с рукой, и с этой трубой, в конце концов, я же не по клавиатуре щелкаю, такое случается».

С этими мыслями я постепенно уснул и проспал до самого утра.

Разбудил меня звук трезвонившего в коридоре телефона. Часы на телефоне показывали семь утра.

Я не спешил, вразвалочку добрел до телефона и, сняв трубку, прозевал в неё.

– Алло.

– Через пятнадцать минут за вами приедет сопровождающий, будьте готовы, ― трубку положили.

Зевота не отступала, сознание всё ещё блуждало по бархатистым закоулкам недавно оборванных сновидений, нехотя растворявшихся в угрюмой реальности.

Я потёр глаза и вдруг вспомнил, что моя рука перебинтована. Странно, но боль совсем не ощущалась, надавив на место ожога, я ничего не почувствовал, тогда я начал разматывать бинт, и как я удивился, когда, сняв последний моток, не обнаружил следов ожога, лишь слегка розоватое пятно, напоминавшее о нём.

Это было невероятно. В моей профессии ожоги ― частое явление, обычно, на их лечение уходит немало времени, а тут всё прошло за ночь. Я крутил рукой, пораженный эффективностью странной мази.

«Вот это, блин, чудеса. Надо раздобыть у Вити пару таких тюбиков».

Я почти дошел до своей комнаты, как вдруг телефон снова зазвонил. Я посмотрел в его сторону, надеясь, что абонент на том конце провода всё-таки успокоится. Но этого не случилось.

Я подошёл и, сняв трубку, решил немного понаглеть:

– У меня вы-ход-ной! ― но мне не ответили. Лишь странные звуки доносились из динамика. Я вслушался, но бесконечные помехи мешали мне разобрать хоть что-то.

– Алло, алло, что вы молчите! Я вас слушаю! ― я уже хотел положить трубку, но тут звуки стали чуть сильней и разборчивей, кажется, кто-то плакал. Я слышал тяжелое прерывистое дыхание и всхлипы, сопливый нос то и дело шмыгал.

– Вы наверно номером ошиблись, я кладу трубку…

– Нет! Папа, пожалуйста, не уходи, ― голос принадлежал маленькой девочке. Она так горько плакала, что сердце ёкнуло.

– Эй, эй погоди, не плачь, ― я начал успокаивать девочку, хотя от моих слов было мало толку, она меня не слушала.

– Папа, пожалуйста, ― жевала она слова сквозь слёзы.

– Послушай, ― я старался говорить как можно мягче, ― я не твой папа, ты неправильно набрала номер. В ответ хныканье начало набирать обороты.

– Почему ты ушёл? Почему ты бросил нас с мамой? Это всё из-за того, что я уронила твой телефон в унитаз? Прости, прости меня, пожалуйста, хочешь, хочешь, забери мой телефон! Забери планшет, телевизор! Забери всё, что хочешь, только, пожалуйста, вернись! ВЕРНИСЬ! ― девочка уже не плакала, она рыдала.

Я почему-то чувствовал себя козлом, я не был отцом этой девочке, но я ощущал вину за всех мужчин на земле.

«За что мы так поступаем с бедными детьми? Почему бросаем их?! Так не должно быть, дети не должны звонить своим родителям и умолять их вернуться домой».

Я понимал, что звонок нужно сбрасывать, но перед тем, как повесить трубку, я услышал последние доносившиеся из динамика слова девочки. И только после того, как звонок был сброшен, я понял, что она сказала:

– Зачем ты умер!

Внутри меня всё сжалось. Словно вросший в бетонный пол я стоял, не шевелясь, слезы скопились в уголках глаз и начали стекать по щекам.

«Зачем ты умер!».

Еще и ещё, эта фраза кружилась вихрем в голове.

«Как же так, куда она звонила? Просто так? Наобум набрала номер? Или отец действительно сбежал от них и, переехав в другую квартиру, обзавёлся телефоном, а потом уже и из живых ушёл?! Какой кошмар. Это просто жуть».

Погрузившись в тяжелые раздумья, я не заметил, как прошло моё время на сборы и за мной приехал сопровождающий.

– Вы готовы? ― спросил меня роботоподобным голосом лысый охранник.

«На этот раз за мной соизволили прийти?».

Это был не тот тип, что приезжал вчера, правда, я понял это только по форме черепа. Всё остальное было один в один: костюм, телосложение, бледная, цвета извести кожа. Эти ребята напоминали агентов из «Матрицы», только бюджетной версии. Абсолютно «деревянное лицо» с полностью отсутствующим взглядом и минимальным набором каких-либо эмоций. Походу они редко покидают здешние стены, так как всю их внешность можно сравнить с видом местных камер: строгие, угловатые, холодные и совершенно бездушные. От него пахло уставом.