Говорили, что знают это не с чужих слов, что сами не единожды бывали в далекой Московии с товаром, но каждый раз с большим трудом выезжали обратно обобранные до нитки и только благодаря Всевышнему и своей изворотливости – невредимы. И теперь наперед зареклись: больше в этот дикий край ни ногой. Мирный поначалу разговор после очередного возлияния перешел в спор, затем в скандал, а завершился дракой, в которой хорошо пьяному Постникову не то сами купцы, не то другой кто-то ножом сильно поранил голову. Австрийская медицина оказалась на высоте: доктор, к которому всего в крови привезли Василия Тимофеевича, очень ловко и быстро тонкой нитью, изготовленной из кишечника овцы, зашил ему рану на голове. Аудиенцию с императором дьяк Постников, конечно, сорвал, за что лишился добавки к окладу, но при этом, благодаря хорошему расположению к нему князя Василия Васильевича Голицына, избежал кнута. А вот за помощь европейского доктора ему пришлось выложить приличную сумму. Знамо, денег было жалко, но уровень европейской медицины он оценил.

После общения с иноземными докторами ему и пришла мысль в голову: «А не послать ли Петьку обучаться лекарским наукам? «Что он будет киснуть в приказе…тем более что у него к учению есть тяга. Когда он еще младшего подьячего в приказе получит.… А медицина – дело хлебное, да и народец будет доволен, вон хворых-то сколько, все паперти завалены. Хорошо выучится наукам, так калеки сами его прокормят». Так примерно рассуждал про себя Постников, возвращаясь из посольства домой.

Не откладывая дело в долгий ящик, и используя дружественные отношения со своим коллегой думным дьяком Емельяном Украинцевым и хорошее расположение ратного воеводы Василия Васильевича Голицына, дьяк Постников бил им челом, чтобы они добились царской милости для определения его сына Петра в обучение в школе Аптекарского приказа. Он мотивировал это тем, что Петька имеет большую тягу к изучению лекарского дела и хотел бы приносить пользу царю и сберегать здоровье государевых людей на ратном поле.

Князь Василий Голицын, относившийся к дьяку Постникову за его ум, энергию и быструю сообразительность весьма благосклонно, получив челобитную от дьяка Посольского приказа Украинцева, в свою очередь подал царю Федору Алексеевичу через царевну Софью от себя челобитную, в которой, восхваляя достоинства его царского холопа Васьки Постникова, просит дозволить его сынишке, отроку Петьке, учиться в лекарской школе Аптекарского приказа.

Царская милость была получена без промедления.

Глашка продолжала носиться из бани в подклеть, из подклети в сарай и обратно. Петр положил в приготовленную еще со вчерашнего дня ученическую сумку нарезанные из полотняной ткани и скатанные в рулоны бинты, два больших мясных пирога и сваренное накануне снадобье для изгнания червей из плоти, рецепт которого он вычитал в травнике Николаса Кульпепера.

Нужно добавить, что по подсказке отца Петр натаскал библиотекарю Ковырякину дров на несколько дней, библиотекарь поблагодарил юнца, но книгу не дал, сославшись на думного дьяка Посольского приказа, запретившего это делать без разрешения на то его святейшества патриарха.

Он очень расстроился, но не из-за того, что даром потрудился, а из-за того, что за свои труды, не получил книгу даже на день.

– Могу тебе только позволить при мне ее полистать, и то пока никого нет, иначе и тебе и мне не избежать наказания, – сказал Ковырякин, вынимая травник из шкафа. – Что ты хотел в ней вычитать? – спросил библиотекарь. – Я ее много раз пролистывал, скажи, что надо, я помогу.

Петр рассказал Ковырякину, что его дворовой пес повредил лапу и что в той ране завелись черви, а чтобы изгнать их оттуда, в Зелейном ряду ему посоветовали приготовить снадобье из чистотела, но как его готовить, не сказали. Вот он и хотел найти в книге нужный рецепт. Библиотекарь открыл содержание книги и быстро нашел страницу с невзрачным рисунком, под которым латинским шрифтом было написано: «Chelidonium majus».

– Вот то, что тебе надо, – чистотел, – сказал Ковырякин и показал на рисунок.

Петр взглянул на рисунок, и воскликнул:

– Это чистотел? Так этой травы на нашей усадьбе полно вдоль забора растет.

– А это, – Ковырякин перевернул страницу, – рецепт, как правильно приготовить снадобье.

Рецепт был прост: измельчить столько-то золотников цветков, столько-то золотников листьев, столько-то золотников коры, смешать с молоком, с медом…Петр дочитал рецепт и побежал домой.

Сколько по весу составлял один золотник, Петр не знал, поэтому он нарвал в саду листьев чистотела, измельчил их, но смешал вместо молока с закваской, добавил по своему усмотрению мед и все это прокипятил. Готовый отвар отнес в подклеть, а утром, когда гуща осела, слил излишки воды.

Закинув сумку на плечо и застегивая на ходу кафтан, Петр уже в сенях одним махом выпил кружку кваса, приготовленную Миколой еще до его пробуждения, и вприпрыжку выбежал на улицу. Учитывая вчерашнее происшествие, он все-таки решил идти не торопясь, прижимаясь к левой стороне, потому что там после ночных заморозков сохранился еще плотный примороженный снег, на который можно было без опаски наступать.

Шел второй час дня. Солнце только-только поднялось над деревьями и вскользь освещало своими утренними яркими лучами блестящие купола церквей. В школе ему нужно быть не позже трех часов дня. Значит, у него есть в запасе еще целый час, рассуждал Петр про себя, и он успеет навестить своих щенков, которые ждали своего спасителя на пустыре в Зарядье. Размеренный благовест, возвещавший о начале утренней службы, раздавался на всех московских колокольнях. Окрестный народ отовсюду стекался в церкви на службу, чтобы после нее побродить по торгу на Красной площади, поговорить о том о сем со знакомыми, а заодно и послушать дьяка, который часто с Красного крыльца царского дворца зачитывал новые указы царя. Петр быстро пересек Лубянскую площадь и вышел на Варварку. Пройдя палаты бояр Романовых, подошел к частоколу Знаменского монастыря, откуда уже был виден Узнатный круг на Спасской башне. Петр увидел, что цифра 6 цифирного круга только наполовину зашла за стрелку.

«О, времени еще достаточно, успею!» – подумал он. Перед частоколом он свернул влево на извилистую тропинку, которая змейкой спускалась вдоль высокого забора. Скользя по мокрому снегу, уворачиваясь от сухого колючего репейника и обходя кучи собачьего помета, Петр сбежал вниз к Кривому переулку, который упирался в широкий поперечный Мокринский переулок. Проходя церковь Николы Мокрого, наскоро перекрестился, обогнул колокольню, и вышел на пустырь, где в своей норе его уже ждали щенки. Петр шел и думал о собачьих детях, к которым так привязался за этот месяц, и представлял себе, как теперь их вылечит. Он знал, что они его уже почувствовали. И действительно, как только он вышел из-за колокольни, на вершине склона увидел питомцев, которые наполовину выползли из пещеры. Вытянув в сторону своего спасителя лохматые морды, они широкими ноздрями нюхали воздух. А когда он приблизился, перевернулись на спину и приветствовали Петра дрыганьем лап в воздухе. Они повизгивали от радости, а иногда скулили от боли, но все равно были до такой степени рады своему целителю, что, вылизав его руки, тянулись языками к лицу, не обращая внимания на боль. Петр ласково тормошил их большие головы и теребил свалявшуюся в комки шерсть, запуская в нее пальцы. Насладившись игрой, он дал каждому щенку по куску мясного пирога, который они, рыча и оглядываясь друг на друга, с жадностью в мгновение ока поглотили.

Когда с едой было покончено, Петр приступил к промыванию ран. Он использовал талую воду. Тщательно очистив раны от гноя и червей, которые за несколько дней его отсутствия снова образовались в ране, Петр густо нанес самодельную мазь на обе задние лапы каждому щенку и плотно их забинтовал. Перед уходом он некоторое время поиграл с ними и, уже уходя, потрепал каждого за ухом. Спускаясь по склону, Петр еще долго слышал протяжное повизгивание щенков, наивно полагая, что это проявление радости от встречи с ним.