— Вот оно что, — протянула девушка, — и как это связано с твоим плаванием?
— Мне рассказали историю об одном острове, где люди и эльфы жили вместе. У них даже были дети, вот я и подумал…
— Думаешь, там могут помочь? — Питер кивнул. — Когда ты стал таким доверчивым. Я имею в виду, тебе сначала сказали, что ты не можешь быть с Тиарет, потом рассказали об острове, чтобы быть с ней, и ты во все это слепо веришь.
— Мы живем в мире, где пророчества и легенды сбываются. Почему бы мне не верить в слова эльфов? — пожал плечами мужчина.
— Это крайне не логично и безрассудно. Я понимаю, ты влюблен, но с чего ты взял, что у вас не может быть семьи. Вы ведь даже не пытались.
— Я умру, не сегодня, так лет через шестьдесят, обрекая на вечные страдания ее. Будь ты в такой ситуации, ты бы поступила так же, забыв раз и навсегда о логике.
Сьюзен печально вздохнула. Она знала, что не сможет переубедить его, да и он оказался прав на все сто процентов, будь Великодушная на его месте, то непременно бы зацепилась даже за самую жалкую веточку надежды.
— Что ж, тогда плыви, но пожалуйста, не пропадай. Я с вами всеми поседею раньше времени! — шутливо отозвалась королева. — Я так понимаю, что корабль уже ждет, да?
Питер кивает согласно, не скрывая своей неловкости.
— Мы отплываем через два дня.
========== К4.Г7. Тысячелетнее разочарование ==========
Тысячу лет назад, когда еще Нарния не знала своих королей, а столетняя зима только вошла в свое правление, за южным высокогорьем Орландии стоял город. Это был один из забытых в данное время священных городов, похожих на Хершид. В нем собирались все фиаллэ под предводительством эмира, и жрецы приносили богу Таш дары и жертвы. Тот город назывался Хамунаптрой.
Имхотепу было около двадцати шести лет от роду, молодой, рослый мужчина, которого всегда манило море. Надобно сказать, что сам священный город находился почти у самого Стеклянного залива, путь до него пешком занимал сутки, а потому не составляло труда юному жрецу добираться до берега.
В те давние времена он был еще наивным мальчишкой с чистой душой, который верил в искреннюю волшебную любовь. Еще те времена у пустынного народа назывались «солнечными», потому что оазисов было достаточно, с соседними народами они жили в согласии, и еды хватало на всех. Бог Таш благоволил, насыщаясь щедрыми подношениями жрецов.
Имхотеп покинул родные края, повинуясь зову сердца, и на двенадцатый день пути поднялся сильный шторм, что у корабля сломалась мачта, а сам он перевернулся на бок. Судьба распорядилась так, что из всей команды в живых остался лишь жрец. Волны его выкинули на остров, где он повстречал девушку.
Любовь.
Имхотеп не сомневался, что влюбился с первого взгляда. Хрупкая, тоненькая девушка, с загорелой кожей, изумрудными чуть раскосыми глазами и очаровательной улыбкой. Ее волосы были похожи на тину, спутанные, мокрые, отливающие зеленым. Она представилась как Калипсо.
Годы летели незаметно, оно и понятно, влюбленные обычно не замечают ничего и никого вокруг. По истечению трех лет, Имхотеп наткнулся на один из тех сундуков с сокровищами. Золото его не прельщало, однако в этом сундуке было кое-что поинтереснее. Жрец выудил из кучи вещей письмена на древнем языке и два медальона с камнями разных цветов. Он спросил у Калипсо, что это за безделушки, и океанида поведала мужчине историю своего заточения. Ей необходимо было разделить свое бессмертие с истинно полюбившим ее человеком, у которого сердце не знает ни алчности, ни жеманства, ни тем более зла, чтобы покинуть остров. И выбор ее пал на Имхотепа, кого временем океанида проверила и удостоверилась, не рассчитав, что сердце человека переменчиво и очень легко впускает в себя мрак.
В свои двадцать девять Имхотеп уже боялся смерти. Он был фиаллэ лишь на половину, мать тархистанка, а потому его отдали в услужение богу Таш, а не стали тренировать как одного из своих. По меркам своего народа Имхотеп был дефектным, не правильным, да и старился он гораздо быстрее остальных. Потому страх смерти опутал душу жреца своими щупальцами, а, как известно, страх способен на самые ужасные поступки.
Имхотеп не мог читать манускрипты, найденные в одном из сундуков, а потому и не знал, что именно от него требуется. Не ведал он, что ему придется навсегда остаться рядом с океанидой, которая теперь его больше пугала, чем восхищала. Ее нрав был отнюдь не кроток, Калипсо представляла собой воплощение водной стихии, бушующая, страстная, иногда несдержанная в высказываниях. Она была заточена на много лет на острове, но не лишена своих особенных сил. И в минуты раздоров делалась страшнее, чем сам кракен.
Обряд должен был быть проведен на закате, когда появится зеленый луч. Довольно редкое явление, по поверьям разных народов его появление означало либо возвращение души из загробного мира, либо перемены, несущие безграничное счастье. Лунный камень забирал жизненные силы и должен был находиться всегда у Калипсо, а солнечный — отдавал, и принадлежать должен был Имхотепу.
Они сделали все, как было написано в манускриптах, и легли спать. Не знала океанида, что отсутствие страха у человека позволяет ему делать все, что вздумается. Имхотеп бежал с острова глубокой ночью, на плоту, который смастерил заранее, и прихватил с собой пару манускриптов.
Еще пару десятков лет Имхотеп жил припеваючи в Хамунаптре, служил Таш и переводил древние письмена, на которых была записана древняя магия. Он не знал, что предав Калипсо, подписал себе приговор, продал свою душу и стал обреченным на вечность в муках.
Муки начались, когда жрец влюбился в жену эмира. Ему, служителю храма с грязной кровью, нельзя было просто семью заводить, а смотреть на женщину вождя вождей тем более. Но жена эмира тоже воспылала страстью к бедному Имхотепу, чем погубила их обоих.
Жреца заживо мумифицировали. Это были еще те времена, когда в песках делались захоронения, а тела не сжигали на кострах. Его погрузили в каменный ящик и накрыли тяжелой плитой сверху на пятидесятом году жизни.
А Калипсо так и осталась пленницей проклятого острова на тысячу с лишним лет. Возненавидев всех людей, она связала все свое богатство, попавшее к ней с приливами, с камнями луны и солнца, и прокляла. И каждый, кто посмел взять хоть одну бляшку, был обречен на вечные муки и скитания.
Она ступала босыми ступнями по скрипящим половицам. С верхней палубы доносились крики, лязг клинков и выстрелы, но все эти мелочи были такими незначительными. Она прошла в пустую каюту, предназначенную капитану, огляделась и стала ждать. Он должен был придти, она чувствовала.
Тысячу лет она ждала этого дня, когда свершится час расплаты. Ей не было знакомо чувство усталости, холода и голода, только жажда отмщения за убитую любовь. Что делает эта чертовка с девичьими сердцами? Сначала укрощает, приручает, заставляет полностью раскрыться и довериться мужчине, а затем пылает от гнева и ярости, испепеляя все те светлые воспоминания, не оставляя от них ничего, кроме ненависти.
Имхотеп появился на корабле в весьма плохом расположении духа. Он по каким-то причинам не мог самостоятельно войти в пещеру, будто что-то или кто-то ему запрещал. Магия, не иначе. Раскидав пару-тройку мертвецов, жрец прошел в свою каюту и оторопел, застыв в дверях.
Перед ним в свете ночных ламп стояла она, богиня и повелительница океана, хозяйка острова мертвых, ведьма — у нее было много имен. Перед ним была Калипсо.
— Тысячу с лишним лет. Я ждала этого дня тысячу лет, — заговорила богиня. — И вот, мы снова встретились, моя любовь.
— Калипсо, — с придыханием прошептал мужчина, когда она подошла к нему слишком близко.
Калипсо не была просто женщиной, она лишь предстала в этом человеческом обличии, в каком помнил ее Имхотеп, если помнил. Он был тогда человеком, жрецом, служившим самому жестокому богу из всех, а у людей, как известно, память с годами пропадает. Теперь же он человеком не являлся, Калипсо и сама понять не могла кто он. Не живой, но не мертвец, словно подаренное ему бессмертие смешалось с проклятием и превратило его в чудовище. Либо же боги сжалились над бедной океанидой и выявили истинную сущность Имхотепа.
