Девушка переплела пальцы своей руки с рукой короля и осторожно потянула за собой, а Каспиан не сопротивлялся. Он был невероятно счастлив увидеть Лилиандиль, потому что не смог попрощаться, когда было время. А теперь…

Он почему-то оглянулся назад, словно кто-то другой позвал его по имени, и увидел там Сьюзен. Она бродила по пирсу Кэр-Паравела, вглядывалась в горизонт и нервно грызла ногти на руках. Сьюзен, королева Великодушная, уделом которой стало ожидание и вечные переживания. Он обещал ей вернуть сестру и брата, обещал вернуться сам.

Лилиандиль с заметной силой стала тащить его, когда Каспиан понял выражение, что бытовало в Нарнии с незапамятных времен. Нельзя жить прошлым, оно убивает будущее.

— Вернись ко мне, — тельмаринец слышал жалобный шепот, что заставил его остановиться.

Лилиандиль тянула изо всех сил, но Каспиан был сильнее. Он шел обратно, чтобы возвратиться к Сьюзен, пытался выдернуть руку, не смотря на Лилиандиль. Красота звезды была такой завораживающей и убийственной, что, посмотрев еще раз, он бы не смог противиться.

Каспиан чувствовал, как от нехватки воздуха слабеет его тело, знал, что не протянет долго и отправится к морскому дьяволу, но шел, превознемогая боль в грудной клетке и голове от давления воды. Он шел лишь в мыслях своих, а на деле сильнее только сжимал штурвал пальцами, ради Сьюзен. Он обещал, а мужчины должны держать свое слово.

— Не отпускай, — попросила королева Великодушная, когда он добрался до нее и взял за руку.

Пальцы его ослабли в конец, а сознание затуманилось, пропали образы сначала Лилиандиль, а после и Сьюзен, лишь крутилась последняя просьба ее в голове.

Покоритель зари почти коснулся дна, как неожиданно стал подниматься наверх, влекомый неизвестной силой. Команда корабля, кто остался жив и не отпустился вопреки желаниям, почувствовали резкий толчок и подъем. Они тонули, казалось, вечность, а всплыли за считанные минуты.

Судно вынырнуло, из всех щелей, пушечных окон стала выливаться вода, а дышать стало легче. Прохладный ветерок приятно холодил кожу, пока моряки откашливались, откачивали друг друга. Лорд Дриниан, меньше всех верящий в чудо, громко рассмеялся и стал целовать пол, а Каспиан повис, обессилев, на штурвале.

Они все промокли насквозь, даже нижнее белье, но были живы и счастливы. В себя пришли только через какое-то время, стали проверять судно на целостность, из самых нижних трюмов вычерпывали воду ведрами, и только к утру следующего дня Покоритель зари готов был продолжить свой путь.

— Мой король, — лорд Дриниан вошел в каюту Каспиана, где тот предавался размышлениям о своем подводном видении. — Ветер нам благоволит, но корабль тархистанцев скрылся из виду, какой будет курс?

— Лорд Дриниан, — задумчиво заговорил король, — когда мы были под водой, я видел странное видение. И меня не покидает ощущение, что я должен был пойти.

— Пойти за кем?

Каспиан вдруг улыбнулся.

— Держитесь того же курса, которым мы шли. — Ответил с многозначительной улыбкой тельмаринец, надвиснув на руках над картой. — А ночью пойдем за звездой.

========== К4.Г2. Узница своих убеждений ==========

В Глоу, как и в остальном Валиноре, погода стояла мягкая, но ветреная. Сам небольшой поселок расположился на склоне, а на скалистом берегу старые эльфы построили поместье, в котором уже несколько месяцев в заточении пребывала Наанис, королева-мать и бывшая правительница Валинора. Каждый день эльфийка вспоминала их с дочерью разговор за закрытыми дверями, и каждый день казнила себя за то, что не смогла солгать. Одна маленькая ложь, растянувшаяся на девяносто лет, могла бы продлиться дольше, если бы Наанис с твердой уверенностью сказала, что настоящий отец Тиарет — Руатер.

Она сидела на террасе, предавалась каждодневным размышлениям, когда услышала приближающийся топот коня. Прибыла Тиарет.

— Я не ожидала, что ты так скоро меня навестишь, — расплылась в улыбке Наанис, выйдя навстречу своей дочери.

— Твое счастье, матушка, что ты меня хорошо воспитала, — процедила сквозь зубы с особой злостью королева, — и я не смею поднять на тебя руку.

— Я думала, что ты перестала уже злиться, — с досадой ответила женщина, сложив руки на груди, — но вижу, что нет.

— Ты предала моего отца, свергла его с престола и много лет меня обманывала. Из-за тебя началась та страшная война на пустоши! Из-за тебя погибли отец и дядя! — раскричалась Тиарет, багровея от выжигающей изнутри злости. — Страшно, что я готова была тебя простить за это.

— Тише, давай зайдем в дом, — женщина огляделась по сторонам, вокруг них стали собираться зеваки. Не каждый день можно увидеть, как вечно сдержанные эльфы ругаются. Особенно королева, да еще и со своей матерью.

Они прошли в гостевую комнату. Наанис села на тахту подле окна, Тиарет приземлилась напротив. Ей было трудно сдерживать свои эмоции, девушке казалось, что она сейчас находится на перепутье, где с одной стороны ее тушит вода, а с другой — поджигает огонь. Она горела внутри от злости и обиды, головой понимая, что перед ней сидит мать. Насколько нужно быть злым, чтобы возненавидеть собственного родителя? Тиарет обижалась, винила во всех грехах Наанис, но не ненавидела. Она крепко и горячо любила ту, кто подарила ей жизнь, королеву-мать, но не была в силах совладать с собственными чувствами. Это утомляло.

— Зачем ты кинула Питера в темницу?

Тихо прозвучавший вопрос, заставил женщину выпрямиться и сильно удивиться.

— Только не лги мне, — тут же приказала Тиарет, подняв тяжелый взгляд и вперив его в Наанис. — Я знаю, что это была ты.

— Он умер?

— Так ты этого добивалась? — усмехнулась горько девушка. — Чтобы он умер, а я погибла от горя?

— Он человек. Хрупкий и слабый человек, не достойный моей дочери, — ласково заговорила мать, стараясь сгладить тоном своим углы острых слов. — Он умрет, от болезни ли, от войны или от старости. И ты все равно будешь страдать.

Тиарет задумалась.

Питер говорил ей то же самое, и тогда эльфийка готова была ему поверить, не хотела правда. А сейчас она поняла, что ему вдолбили это в голову, его сломали, как и ее саму. От нежного трепета между ними осталось лишь послевкусие, на замену ему пришло ожидание неминуемой боли.

— Это все ты, — прошептала Тиарет, подняв глаза свои к небу, чтобы не заплакать невзначай, держась из последних сил. В последнее время она стала чересчур чувствительной. — Это все твоя вина! Твоя вина, что он уехал! Как… — задыхаясь, сипя, словно поломанная детская игрушка, эльфийка начала тараторить, но слезы сдерживала до последнего. — Ты убила меня. То, что сейчас со мной творится, мои страдания — это все твоих рук дело.

— Милая, — с сожалением прошептала Наанис, протягивая руку к волосам дочери.

— Не надо. — Аин дернулась, отодвинулась назад. — Ты сломала все. За что, мама? Что я тебе сделала?

Тиарет еще долго задавала этот вопрос, закрыв лицо ладонями. Она плакала, всхлипывала и вскоре начала задыхаться от накрывшей ее истерики. Тяжесть, взвалившаяся на ее плечи в виде управления государством, смешалась с горечью потерь и возникших на пути проблем. Нет больше ни поддержки, ни опоры, а подорванное собственной матерью доверие, преподнесло лишь один урок — нельзя никому доверять. Тиарет было больно, только так она могла назвать давящее чувство, растущее внутри нее. Она словно была птичкой, которой одно за другим выщипывали перья.

— Есть способ, — нехотя начала говорить Наанис, прикрыв глаза, — чтобы вас не смогла разлучить смерть. Но, — женщина закусила губу, ей очень тяжело было говорить об этом, но тяжелее оказалось наблюдать за страданиями дочери, — это очень опасно. И я не уверена…

— Какой способ? Я сделаю все, — девушка схватила мать за руки. — Я пойду даже на край света.

— То, что тебе нужно, находится гораздо ближе. Но я не знаю, насколько правдивы эти слухи. — Призналась Наанис и, глубоко вздохнув, продолжила. — Я слышала эту историю от Менельтора. Он говорил, на Зачарованных островах есть те, кто связал себя каким-то образом с людьми. Он говорил что-то про волшебную пещеру. Это лишь крохотная надежда, не решение твоих бед, дитя мое. Я очень сожалею, что доставила тебе столько боли.