Джон ощутил, что его вдавило в сиденье.
— Изменение силы тяжести, — констатировал Шерлок. — Сколько здесь?
— Полторашка относительно земной, — сказал Кей, ведя машину сквозь заполненную тьмой и звездами пустоту. — А на Грани где-то ноль семь — ноль восемь. Это Звездочка. Здорово, правда?
«Здорово», по мнению Джона, было совершенно неподходящим словом для того, что он видел. «Лендровер» несся по невидимой дороге между звезд. Вот почти под колеса кинулся метеорит, вон там — целый метеорный поток. И звезды, звезды вокруг. Спокойные и мерцающие, белые, красные, голубые, желтые — любые. Только звезды и пустота. Словно Джон оказался внутри снимка гигантского телескопа.
— Как мы можем здесь дышать? — спокойно спросил Шерлок.
— Мы не в вакууме, — охотно ответил Кей. — Это Звездочка, она такая.
Он заложил крутой вираж, по-прежнему не сбавляя скорости. Джон боялся представить, сколько миль в час показывает спидометр. Если Кей не удержит машину на трассе, то они, кувыркаясь, улетят во мрак. Авантюрой было пускать Кея за руль. Надо было договориться с Йодзу. Хотя с чего Джон взял, что кот водит спокойнее?
Джон совершенно потерял счет времени. Здесь, на звездной дороге, не было ни одного ориентира. Они могли ехать и несколько минут, и вечность.
Снова вираж — и с одной стороны встала стена молний, бивших из земли в небо. Фиолетовых, лиловых, синих, розовых, белых. Они взлетали с покрытой металлом почвы в клубящееся тучами небо. А с другой стороны на них смотрели звезды.
Кей остановил машину, вылез из нее и встал, опираясь на капот. Он смотрел на молнии. Горький от озона ветер трепал волосы, вспышки отражались в глазах.
Шерлок пихнул Джона в бок.
— Вылезай. Я хочу посмотреть.
Джон выбрался из машины, взъерошил волосы. Грома не было, только сухой треск далеких разрядов да низкий, на пределе слышимости, гул.
— Я иногда стою там, — Кей махнул рукой в сторону молний. — Давно такого не было.
— Там можно стоять? — не поверил Шерлок.
— Да. Я же Страж, — объяснил Кей, ничего не объясняя.
В машине внезапно забормотало радио, что-то требуя на неизвестном языке. Кей вытянул рацию, ответил. Ему что-то сказали. Он бросил пару реплик, вытащил из кармана пачку сигарилл и зажигалку. Предложил сигариллу Шерлоку. Тот взял. Они курили в молчании, хотя Джону хотелось кричать: то, что он видел, было прекрасно, ужасно и несовместимо с человеческим бытием. По сравнению с этими шагающими в небо молниями все человеческие войны казались мелкими дрязгами. Все казалось неважным, кроме этого невыразимого величия.
Кей в несколько затяжек выкурил крепкую сигариллу, перебивая запахом вишневого табака горечь озона и сказал:
— Нас просили не задерживаться здесь. Поехали?
Шерлок покрутил головой, ищя, куда бы деть окурок. Кей протянул ладонь. Шерлок положил окурок в нее. Кей нырнул в машину, сунул оба окурка в пепельницу и устроился за рулем. Джон полез на заднее сиденье. Шерлок еще некоторое время постоял, потом со вздохом вернулся в машину. Он явно не хотел отсюда уезжать.
— Пристегнитесь, — велел Кей. — Будет трясти.
Трясти начало не сразу. Сначала они продолжили ехать между молниями и звездами, но после очередного виража вдруг стало светло и зелено. Так светло, что Джон даже не сразу разглядел окружающее. Машину затрясло, она ныряла вверх и вниз по узкой, заросшей травой извилистой дороге, которую и дорогой нельзя было назвать — просто широкая тропа, виляющая между толстых белых стволов. Джон высунулся в окно. Над дорогой смыкались ветви исполинских деревьев. Земные секвойи по сравнению с этими гигантами казались бы прутиками. На капот спланировал резной лист, желтый с одной стороны, голубовато-зеленый с другой. Черенок у него был белым. Лист закрыл лобовое стекло, скользнул на капот, а потом под колеса. Джон услышал хруст, словно колеса проехали по вязанке хвороста.
«Лендровер» вброд пересек неглубокую речку. На противоположном берегу стоял и пил олень. Белые бока с рыжим крапом, золотистая корона рогов ветвей, наверное, в тридцать. Рядом с деревьями олень казался небольшим, но на самом деле он был огромен, с крупную лошадь размером. Олень проводил машину равнодушным взглядом и продолжил пить.
Кей вдруг включил музыку. Хор невероятно слаженных мужских голосов выпевал Searborough Fair.
— Они это любят, — сказал Кей.
Он остановил машину на краю большой поляны, прибавил звук и вышел. Джон выбрался из машины и осмотрелся. В лилово-синем небе висело двойное солнце, бело-голубое. Поляна поросла низкой мягкой зелено-голубой травой, усыпанной темно-синими пятилепестковыми цветочками. Пахло лесом — прелью, зеленью, травой. И было жарко. По-настоящему жарко. Джон стянул с себя куртку и тонкий джемпер, оставшись в одной футболке.
— А эльфы здесь водятся? — спросил он.
— Ты имеешь в виду ши? — уточнил Шерлок, запихивая на заднее сиденье плащ, пиджак и кашне.
— Не эльфы, — ответил Кей. — Здесь живут они.
И он кивнул туда, где в зелени блестели чьи-то глаза. Хихикая и прячась друг за друга, из-за деревьев, пританцовывая, выходили существа, которых Джон решил называть дриадами. Молодые девушки с кожей от снежно-белой до темно-коричневой и густо-серой, с зелеными, голубоватыми, коричневыми, черными, желтыми, как лютик, волосами. На них были наряды из ажурных листьев, скрывавшие все и одновременно не скрывавшие ничего. Они танцевали, словно не знали другого способа двигаться. Searborough Fair сменилась Still I`m Sad, потом заиграла песня, которую Джон не знал, и усталый женский голос запел на незнакомом языке. Дриады танцевали, и Джон думал, что никогда не видел ничего прекраснее. И балет, и современные танцы казались грубой пародией на плавные, бесконечно гармоничные и завораживающе чувственные движения дриад.
Он не уловил момента, когда его увлекли в танец. Захваченный движением и ароматом цветов и леса, он двигался, как умел, не стесняясь своей неуклюжести, которая была сравни косноязычию. Музыка звучала, танец длился, и длиться он мог бесконечно.
========== 16. ==========
Джон просыпался медленно, словно выныривал из глубокой прозрачной воды. Тело было наполнено сонной истомой, и не хотелось открывать глаза. Он перевернулся набок. Одеяло странно зашуршало. Джон погладил его. Мягкий ворс, какие-то жесткие прожилки… Джон распахнул ресницы.
Он лежал на траве, и прямо перед глазами большая желто-красная гусеница с рогом на заду с хрустом грызла травинку. Травинка была сине-зеленая, с каплей росы на остром кончике. Джон перевернулся на спину. Его голова лежала на поросшем лиловым мхом корне дерева, а вместо одеяла его укрывали огромные влажные резные листья, голубые сверху, желтые снизу, с белыми черенками и прожилкам.
Джон совершенно не помнил, как он здесь оказался. Он сел, разбрасывая листья, и обнаружил, что на нем нет ни нитки. Он был в лесу — том самом лесу с огромными белыми стволами, без подлеска, только трава и мох. Справа, слева, куда ни посмотри, были только деревья. Где-то в вышине пересвистывались птицы. Пахло травой и влагой.
Джон, пошатываясь, встал. Колени подкашивались, хотелось пить, желудок скручивало от голода. Он постоял, опираясь на гладкий древесный ствол. Он танцевал, да. А потом они закружили и увели его в лес, и там было… Джон покраснел, вспоминая серокожую желтоволосую юную женщину с травянисто-зелеными глазами и маленькими упругими грудками, и других — таких же юных, жадных, ласковых, страстных, с разметавшимися волосами. Их было много, он не мог вспомнить, сколько. Больше, чем, как он раньше считал, он бы мог… удовлетворить. Они смеялись, и стонали, и вскрикивали от удовольствия, и взбадривали его снова и снова.
Неудивительно, что он чувствует себя настолько вытраханным.
Без одежды было зябко. Сквозь стволы косо падали солнечные лучи. Джон сделал несколько шагов, становясь в солнечное пятно, постоял, согреваясь. Снова огляделся, пытаясь найти хоть что-то из одежды, но ничего не нашел. Ни одежды, ни тропинок. Мох был свежим, трава неизмятой, словно по ней никто никогда не ходил. Джон переворошил укрывавшие его листья, ничего не нашел. Обошел дерево кругом. Помочился в ямку у ствола, пригладил волосы пятерней, вздохнул и пошел туда, где между стволов виднелся просвет. Может быть, там окажется поляна, на которой вчера — или месяц назад — остановился «лендровер».
