С подмочившим свои штаны (а заодно и репутацию) чиновником, к облегчению Люси, все вопросы уладил Макаров. Придя вечером для лечения у Венди, он рассказал, что чиновник спешно уехал, чтобы сообщить губернатору о том, что драконы — не плод диких фантазий перебравших пива жителей Магнолии.

Успокоенная Люси оставила обоих драконов в гостиной в обществе Макарова, Яджимы и еще нескольких дедушек и бабушек, а сама ушла в свою комнату. Ей хотелось немного побыть одной, расслабиться и отвлечься от постоянных волнений.

Сначала она села за роман, но вдохновения совсем не было, и, пару минут промучившись над пустым листом пергамента, Люси полезла на чердак.

Там, в одном из сундуков было спрятано настоящее сокровище: зрительная труба. Ее для наблюдения за небом подарила Люси мама, но после ее смерти отец решил, что благородной барышне незачем пялиться на луну и звезды. Он забрал трубу и запер в сундуке.

Утром, ища на чердаке мяч, Люси заметила в дальнем темном углу громоздкий сундук и перед ее мысленным взором предстала картина прошлого: отец держит высоко над головой длинный медный цилиндр, сама Люси прыгает, упорно пытаясь ухватить драгоценную трубу.

Теперь, после смерти отца у Люси были ключи от всех замков в доме, она могла достать трубу и смотреть на небо, сколько захочется.

Откинув крышку сундука и увидев знакомый блестящий цилиндр, Люси испытала смешанные чувства радости и щемящей грусти. Она с нежностью провела рукой по прохладной поверхности, коснулась стеклянной линзы.

Оглядываясь назад, Люси понимала, что отец изменился в худшую сторону именно после смерти мамы. Стал замкнутым, холодным и жестким. Возможно, сам вид Люси, которая была точной копией покойной, вызывал у него боль, и поэтому он стал отдаляться от нее. Кто знает?

Мама умерла во время эпидемии холеры. Он могла бы отсидеться дома, за запертыми дверьми, но отправилась в деревню, самоотверженно выхаживала больных и заразилась от них.

Отец потом часто повторял, какой же глупой она была, раз пожертвовала собой ради других. Его злые слова о маме ранили Люси. Но однажды она украдкой заглянула в его кабинет через щелку в приоткрытой двери и увидела, как он смотрит на портрет мамы в медальоне, бросая ей свои обычные обвинения. И плачет.

Зрительная труба вызывала столько воспоминаний, что Люси даже подумала, не оставить ли ее в сундуке. Но все-таки со звездами были связаны и хорошие моменты. Например, когда мама первый раз показала Люси созвездие, под знаком которого она родилась…

Бережно взяв трубу в руки, Люси направила ее в окошко и посмотрела на созвездие Рака, раскинувшего клешни.

Потерявшись во времени, Люси рассматривала мерцающие кристаллики звезд и тени на почти полной луне, когда сзади раздался шорох.

Обернувшись, она увидела, как над люком, ведущим вниз, в дом, поднимается розовая макушка Нацу.

— Что ты тут такое делаешь, Люси?

— Ты почему не со всеми? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ну, эти старики сперва рассказывали всякие веселые истории, но потом стали трепаться о болезнях, Венди начала их лечить… Мне стало скучно и я решил поискать тебя. С тобой всегда весело. Так чем интересненьким занимаешься?

Запрыгнув на пол чердака, он прошлепал босыми ногами к Люси и обнюхал зрительную трубу у нее в руках.

Люси уже надоело одиночество, и она была не против компании Нацу. К тому же, его присутствие помогало отогнать воспоминания, которые бродили по чердаку, словно смутные тени, но с его появлением исчезли, как с восходом солнца.

— Я смотрю на звезды.

Приложив ко лбу руку козырьком, Нацу выглянул в окно.

— Так отсюда же плохо видно.

— Нужно глядеть не в окно, а вот в эту трубу. Она увеличивает то, что видишь.

Наведя широкий конец трубы точно на луну, Люси прижалась к другому глазом. Покрутила колесико на корпусе, чтобы сделать максимальное увеличение, и поманила к себе Нацу. Он неуверенно склонился к окуляру и тут же изумленно охнул.

— Какая огромная!

Он отвернулся от трубы, посмотрел в окно, потом снова в трубу.

— Ого-го! Луна через эту штуку кажется большущей! И на сыр похожа.

Люси ласково улыбнулась: кто о чем, а Нацу — о еде.

— О, вон те пятна складываются в фигурку зайца, — вдруг заявил он так, будто сделал великое открытие.

— Ты не первый это заметил. У нас есть легенда о том, что когда Солнце и Луна только были созданы, они сияли одинаково ярко. И один из богов, чтобы умерить свет Луны, поселил там зайца, который своими пятнами затеняет ее поверхность.

— У тебя прямо на все случаи жизни истории есть, — Нацу рассмеялся. — Но зайца немного жаль.

— Почему? — не поняла Люси.

— Ему же там скучно одному сидеть.

Нацу всегда воспринимал легенды, привычные для Люси, с какой-то новой, необычной точки зрения. Все-таки в этом все драконы были похожи на детей, с их незамутненным предрассудками сознанием.

— Думаю, боги заходят к зайцу в гости, так что он не грустит.

— Ну, тогда хорошо.

— Смотри, сегодня еще отлично видно Млечный путь…

Люси переместила трубу.

— Чего? — не понял Нацу. — Молоко? В небе есть молоко?

— Так называется вон та полоска из звезд, похожая на сияющую реку.

— Любите вы, люди, всякие странные названия изобретать. — Нацу опять припал к окуляру трубы. — Зачем все обязательно как-то называть? Это просто красивые звезды в небе. А в твою трубу они выглядят еще красивее! Здорово!

— Про млечный путь у нас тоже есть легенда. На самом деле он — река, разъединившая двух влюбленных, которые прогневили богов. Столетьями они видят лишь смутные силуэты друг друга на разных берегах реки…

Люси вздохнула — она любила эту грустную сказку о вечной любви.

Не разделив ее восторга, Нацу пренебрежительно фыркнул.

— Сидят и ноют. Перелететь реку, что, слабо?

— Они же не драконы, — с легкой обидой бросила Люси.

— Ну, дык, тот парень, который влюблен, мог бы и переплыть.

— В реке наверняка такая вода, что убьет, едва к ней прикоснешься, — упорствовала Люси, сама не понимая, почему.

— Все равно он — тряпка, раз просто тупо сидит на берегу сотни лет, пока его самка страдает! — Нацу развернулся так резко, что столкнулся нос к носу с Люси. — Если бы ты была на другом берегу, я бы обязательно перебрался, даже если бы не умел летать.

Нацу был так близко, что Люси ощутила на щеке его теплое дыхание, от которого вопреки всякой логике по коже побежали прохладные мурашки. С такого расстояния Люси могла рассмотреть каждую ресницу в глазах Нацу, изгиб его губ…

«Какой подходящий момент для поцелуя», — шепнула романтичная часть ее натуры, запоем читавшая любовные истории для юных девушек.

«Если бы только ты умела целоваться», — едко ответила ей скептическая часть.

В этот момент Нацу подался вперед. Люси замерла, ожидая, что он сам ее поцелует, но Нацу отклонился в сторону и… слегка куснул ее за мочку уха!

Вот они, те самые ощущения, описанные в романах. Удар молнии. Остановившееся сердце. Дыхание, замирающее в груди. Бабочки в животе.

И главное — безо всяких поцелуев.

Погрузившись в новые, незнакомые эмоции, Люси застыла на месте. В себя ее привела рука Нацу, которой он махал у нее перед глазами.

— Ты чего, Люси?

Она «отмерла» и спросила прерывающимся голосом:

— Зачем ты это сделал?

Нацу пожал плечами так, будто ничего и не произошло.

— Просто захотелось… Ну у тебя и выражение лица, бу-га-га.

Прикрыв рот, он захихикал, раздувая щеки.

Вот и как на такое реагировать?

Но у Люси все еще сильно билось сердце и сладко ныло где-то внутри. Удивительно, что она не уронила зрительную трубу.

— Сегодня чистое небо, так что можно еще хорошо рассмотреть некоторые созвездия. — Она заговорила с нарочитой небрежностью. — Например, Рака…

— В смысле? В небе есть рак? Его можно съесть? — Нацу растерялся.

— Нет, так называется созвездие, потому что оно похоже на рака.