— Ваше Величество, — рискнул вмешаться рыцарь. — Вам давно пора спать. Завтра надо проводить послов к южным границам леса, чтобы они, Боги упаси, не потерялись, а еще написать ответное письмо королю Этвизы. Кроме того, моя мама надеется, что вы согласитесь прибыть на Рождество в особняк семьи Ланге, а еще…
— Да, конечно, — отмахнулся Уильям. — Уже иду.
Сэр Говард осознал, что юноша и не пытался прислушаться к его речи, и виновато понурился. По его мнению, оруженосец был обязан предостеречь, что милорд излишне увлекся вином и духом праздника, но сейчас все подобные предостережения были бесполезны.
— Настигни Джека в ночном лесу,
потребуй взамен огонь,
на старой тыкве лицо рисуй,
но душу ее не тронь…
Эту песню Уильям выучил не далее, как вчера — ее напевала начальница прислуги, бегая по коридорам и раздавая приказы. Мысленно поблагодарив девушку, Его Величество получил третью роль в музыкальных упражнениях Эса и господина Эльвы. Некромант умел петь, король народа хайли и дракон — нет, но это никого не смущало.
Церковники Вилейна умиленно внимали их стараниям, господин Альберт накрылся плащом и задремал, Эли принесла четвертую порцию шоколадных конфет со сливками и орешками. Эс покосился на них с отвращением и особо надрывно потянул ноту вверх.
Рыцарь понял, что этот ужас никогда, никогда не закончится, и силой выдернул Уильяма из объятий некроманта и дракона.
— Какого Дьявола?! — возмутился тот. — Немедленно поставь… то есть посади… меня на место!
— Сожалею, милорд, но я должен вам отказать, — вздохнул Говард. — Вы пьяны. Я отведу вас к Миле и, если надо, принесу травяную настойку…
— Я трезв! Отпусти меня, или…
Юноша запнулся и беспомощно обмяк в руках рыцаря. Сэр Говард и раньше предполагал, что он хрупок, но ни разу к нему не прикасался — и теперь, наткнувшись пальцами на ребра своего господина, смутился.
— Я трезв, — сонно повторил Уильям. — И я желаю петь песенки про Джека и его светильники…
— Хорошо, милорд, — покорно согласился оруженосец. — Если вас это не затруднит, спойте мне, пока мы поднимаемся. Я тоже немного выпил и не уверен, смогу ли доставить вас домой в целости и сохранности, и было бы неплохо, если бы вы меня отвлекли…
Его Величество тихо рассмеялся. Ребра под пальцами сэра Говарда заходили ходуном.
— Ты такой глупый… Пока я здесь, в Льяно, любая комната — это мой дом. Любой коридор, галерея… и даже казематы…
Серые глаза Уильяма закрылись.
— Я так люблю этот лес, Говард… я так люблю эти тропы, дубы, веревочные тропинки над землей, красные крыши… можно я никому, никому-никому его не отдам? Ты ведь проследишь, чтобы я не сделал подобного? Потому что если я потеряю Драконий лес, — юношу передернуло, — я потеряю себя. И это будет гораздо страшнее смерти.
— Я прослежу, милорд, — пообещал рыцарь. — Если для вас это столь важно, то не забывайте, пожалуйста, что я буду защищать Драконий лес вместе с вами. Не забывайте, что я вам принадлежу.
Его Величество улыбнулся.
— Настигни Джека в ночном лесу…
Говард перешагивал ступеньки так осторожно, будто они могли убежать.
— Потребуй взамен огонь…
За бойницами ухнула сова, лунные лучи, как струны, изрезали башню: хоть бери и подыгрывай милорду, поющему, чтобы отвлечь своего оруженосца от тягот пути.
— На старой тыкве лицо рисуй, но душу ее — не тронь… кстати, — Уильям несколько оживился, — Альберт недавно сказал, что живая душа есть у каждого предмета вокруг, в том числе и у камня. Как, по-твоему, эта башня жива? Она меня любит?
Сэр Говард призадумался.
— Наверное, жива, — предположил он. — Вы же почему-то выбрали именно ее — одну из шести. А не любить вас, — рыцарь ногой распахнул двери, ведущие в комнаты Его Величества, — невозможно, милорд. Выспитесь хорошенько, и завтра мы с вами будем решать, как спровадить послов домой, избавить Эса от похмелья и поехать на Рождество к моим родителям. Мы ведь обязательно поедем, правда?
— Правда, — кивнул Уильям, забираясь под пуховое одеяло. — Спокойной ночи, Говард.
— Спокойной ночи, милорд, — серьезно ответил оруженосец — и с опозданием сообразил, что путь по лестнице вверх был далеко не таким ужасным, как путь по лестнице вниз…
***
Собрание командиров Первой Центральной Армии тоже состоялось отнюдь не по расписанию — бравые солдаты никак не могли определиться, удобно ли им прийти в четыре или в шесть часов пополудни. В итоге с четырех до шести господин Кьян ждал господ Милайна и Тартаса в компании Сури, предводителя мечников, и обсуждал с ним наиболее скользкие вопросы грядущего плана.
Сури был старше Кьяна, однако относился к военачальнику с неизменным почтением. Невозмутимый, дружелюбный, с медового цвета сумасшедшей прической — она стояла дыбом, хоть расчесывай, хоть нет, — он перебирал свитки с картами и сведениями, предоставленными шаманом, и покусывал нижнюю губу.
— Если верить господину Язу, — тон командира мечников ясно давал понять, что верить верховному шаману он вовсе не собирается, — то Хальвет и Никет не придут на подмогу Этвизе, если гномы явятся туда первыми. Другое дело — если гномы не явятся, нам придется учитывать не битву с коротышками, пускай у них и будет превосходное оружие, а битву с воистину бессмертным и вечно юным, а также мудрым племенем, и оно раскатает нас в лепешку прежде, чем мы успеем попросить пощады.
— Верно, — с равнодушием подтвердил Кьян, не признаваясь, что не станет ни черта ни у кого просить — как для себя, так и для Первой Центральной Армии. Если попросит кто-нибудь из коллег Сури — во имя всех Богов, да сопутствует ему удача, — Кьян подчинится, но сам ни за что не произнесет ни слова жалобы.
В дверь постучали:
— Милорд, вы не заняты?
— Нет. Входи, Мальтри, — пригласил военачальник.
Юноша, вновь переодетый в темно-зеленую военную форму Эдамастры, закрыл за собой дубовую створку и дважды поклонился — своему господину и его подчиненному, одинаково низко. Стремительно подошел к обтянутому кожей креслу, где сидел Кьян, и вручил ему желтый конверт с фиолетовой печатью личной переписки.
Господин Сури притворился, что в упор не замечает письма, но военачальник любезно пояснил:
— Это от госпожи Малет. На днях я спрашивал у нее совета касательно установки пушек на «Maledar», и она, похоже, ответила весьма подробно.
Командир мечников усмехнулся. Малет, известная в широких кругах, как госпожа Стрелок, десять лет назад обучала молодых канониров своему нелегкому ремеслу, чтобы спорную, она же полевая, версию вооружения кораблей, наконец, переименовали в постоянную.
Мальтри поспешно ретировался, чтобы не выдать милорда своим растерянным взглядом. Письмо было совсем не от старой (но все еще боевой!) женщины, а от младшего капрала расформированной королевской разведки. Если бы господин Сури внимательнее к нему пригляделся, он бы заметил в углу пергамента изящный символ — маховое перо, вписанное в грани одноименного созвездия. Но командир мечников был, по счастью, не таким любопытным, как многие из его товарищей.
— Вернемся к нашему плану, — убедившись, что военачальник не намерен открывать послание при нем, предложил он. — Как вы упомянули, верховный шаман приказал выйти к берегам Этвизы ночью, в крайнем случае — перед рассветом, чтобы рыцари не обнаружили флот Эдамастры издали. Но что, если у них есть дозорные маяки?
— Вряд ли. У Тринны, как таковой, нет своих кораблей — а без них маяки рыцарям ни к чему. Кому они будут зажигать сигнальное пламя, ангелам? Или, может быть, четырем великим Богам войны?
— Что ж, — господин Сури отложил карты и посмотрел на серо-голубой провал окна, где ранние сумерки и море сплетались в единое целое. — Ваши аргументы обоснованы. И все же я искренне жалею, что не могу выступить против приказа Ее Величества. Что за бред — с боем идти на мирное соседнее королевство, когда в Сумеречных Водах полно архипелагов, где никто не живет? Напрашивается мысль, что господин Язу…
