Лодка плыла — сама, без участия весел, будто у нее возникла собственная твердая цель. Промелькнул и растворился в дыму позади воинский форт Кадар, потянулась полоса тракта, а после — оборвалась…
Черные, обугленные трещины вспыхнули под волнами, а в самом их сердце алым биением отзывалась огненная река, и волны вспучивались пузырями — болезненно и судорожно, как язвы на теле моря. Господин Язу, не выдержав, содрогнулся, и заинтересованно выгнул шею песочного цвета крылатый звероящер — посмотреть на пламя, оценить его несомненное величие, порадоваться, что племени драконов оно подвластно. В его невозмутимом зеленом взгляде Кьяну почудилась очередная насмешка.
Он отвернулся.
У Эса, друга Его Величества Уильяма, были все поводы недолюбливать и причинять неудобства бывшему солдату армии эделе. К тому же именно тут, на Эдамастре, его когда-то ранил верховный шаман, сгинувший в казематах под особняком высокородных. Господин Кьян так и видел, как ликует и злорадствует мерзкая крылатая тварь, пока дракон не лег на морскую воду спиной, утопив роскошный костяной гребень, и не… заплакал, и его плач странной, низковатой, звенящей музыкой зазвучал над погибшим континентом.
— Ты-то чего? — хмуро окликнул мужчина. — Ты нас ненавидел, и ненавидел вполне обоснованно. Порадовался бы, что поганые, причинившие тебе столько боли эделе вымерли, как до нас вымерло множество иных народов.
— Были дети, — всхлипывал Эс. — Были молодые девушшшки и юноши. Были супррружеские пары, одинокие женщины и мужчины, были старики. Были пожилые библиотекари в полутемных ззззалах, среди сотен и сотен сссвеч, были звездочеты в астрономических башнях, были трактирщики и менестрррели, были травники, поэты, музыканты…
— И Ами, — зачем-то поддакнул ему Кьян. — Еще была Ами.
— Коррролевская дочка?
— Королева.
Крылатый звероящер помедлил.
— Она была твоим дррругом?
— Она… — бывший солдат свесил руку и коснулся воды кончиками пальцев. Обожгло. — Она была для меня всем. Я так и не понял до конца, почему из десятков достойных знатных эделе Ами выбрала меня. Я ведь… не примечательный. Не остроумный. Не красивый, в конце концов. Я такой, какой я есть, и во мне, увы, гораздо меньше важного и драгоценного, чем она могла получить, если бы предпочла кого-то другого.
Он замолчал, а дракон покачивался на волнах, будто младенец — в колыбели. Его морда уже не казалась господину Кьяну такой уж мерзкой, а зеленые радужки, прорезанные вертикальным зрачком, приобрели неожиданно теплый и приятный оттенок.
— Рано или поздно, — сказал Эс, — каждый из нассс делает свой выбор, господин Кьян. — Имя бывшего солдата он все-таки произнес со своей привычной насмешкой, и эделе горько рассмеялся, не зная, задевает его это или нет. — Непрростой выбор. Тяжелый, если чессстно признаться, выбор. Быть хорошшшим или плохим. Быть верррным — или быть подлым. Быть сссобой — или кем-то еще, более доссстойным, но фальшивым. Бессстолковой подделкой. Мечтать о возвышенных матеррриях — или пррринимать в свою короткую жизнь обычного парня из военной сссемьи, не потому, что он — оссстроумный или красивый, а потому, что он — настоящий. Я как-то ззззаходил в торговые ррряды, где эльфы пррродавали алмазы, и, уверрряю тебя, подделки сссовершенно не стоят того внимания, что оказывает им подавляющее большшшинство…
Господин Кьян посмотрел в противоположную от крылатого звероящера сторону и часто заморгал. Может, он и прав, этот своенравный парень с хитрыми зелеными глазищами, но толку, если королева Ами исчезла, а найти ее — задача явно для кого-то более сильного и настойчивого, чем бывший солдат, чья армия умерла на вражеских берегах?
— Я слышал, что драконам очень вредна морская вода, — сменил тему разговора он. — Я слышал, что вода им вредна вообще. А ты валяешься на ней, будто она служит твоей постелью, и тебе, кажется, вполне уютно…
— Не помню, чтобы всссерьез называл себя драконом, — пожал огромными плечами тот. — И не помню, чтобы всерьез называл себя человеком. Хотя мои-то ррродители, — он покосился на господина Кьяна так мрачно, словно прикидывал, не позавтракать ли его кишками, — вне всяких колебаний, были истинными драконами — и ненавидели выррродка, в котором смешались два облика, и второй — человеческий — ввиду своего удобссства был более почитаем.
Он ударил по синим волнам краешком распростертого крыла.
— Это потом, спустя двести, а то и триссста лет, я понял: человеком и драконом мое сердце не ограничивается. Взбррредет мне такая мысль — и я стану морем, приссспичит — поднимусь на небо луной. Буду чрезмерно пьян — обернусссь островным архипелагом, а потом выпущу плавники, словно горрры, и вместе с теми, кто рискнет на мне поселиться, нырну в такие глубины, где не плавают ни рррыбы, ни крупные их сородичи, потому что их тела не способны сссопротивляться тамошнему сокрушшшительному давлению. Надоест ходить по земле человеком — интереса ррради побегаю дикой ланью, оленем или медведем, трех-четырех непутевых охотников задеру…
Лицо господина Кьяна потрясенно вытянулось. Он догадался, но Всеобщая речь не имела таких слов, чтобы выразить эту его догадку.
— Laerta Estamall’, — прошептал мужчина, таращась на дракона так, будто увидел его впервые.
— Ага, — спокойно подтвердил тот. — Предссставляешь, каково мне?
Бывший солдат помолчал, пытаясь переварить свои выводы и тот очевидный факт, что они оказались верными. Крылатый звероящер все так же болтался над морской пучиной, поглотившей Эдамастру, и подземная, а теперь — подводная огненная река плясала карминовыми отблесками на его гребне и хвосте, трепетала от восторга, что такое важное существо находится здесь, рядом с ней.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросил господин Кьян.
— Зззачем? — уточнил дракон. Его пасть исказило нечто вроде улыбки, но драконья башка не была приспособлена к чему-то подобному, и получилась жуткая гримаса. — У меня нет определенной цели. Ты рррассказал о себе, я — о себе. Это будет нашшшим знакомством. К тому же, — он указал на обугленный островок впереди — осколок прежнего континента, — ты все ррравно умрешь и заберешь мою тайну с собой на морское дно. Прощай, потомок племени эделе, тот, на ком ангельская кррровь обрывается. Мне пора улетать.
Его крылья взметнули к небесам тысячи бирюзовых капель, и господин Кьян, щурясь на черный неприглядный кусочек то ли земли, то ли застывшей лавы, различил в ореоле их падения блеск длинных серебристых волос.
========== Глава десятая, в которой Уильям отчаянно всем врет ==========
— Мы выражаем вам свое искреннее сочувствие, — распинался Его Величество Улмаст, — и готовы предоставить любую помощь, в том числе и прислать опытных специалистов, чтобы они временно заменили господина Уильяма на посту короля — разумеется, пока не отыщется герой, который отберет его у небесных детей.
Альберт стоял ровно и непоколебимо, как скала.
— Благодарю, но мы сами справимся, — вежливо ответил он. — И никакие герои нам не нужны.
И, словно оправдывая его надежду, загремел рог на дозорной башне цитадели Сельмы, оповещая короля Нойманна и его союзников о прибытии гостя благородных кровей.
***
Уильям, Эльва и Габриэль единодушно уступили единственную лошадь Гертруде. Поначалу девушка отнекивалась, но вскоре притихла и задремала, забавно устроив щеку на лошадиной гриве. Она была храброй, но пока слабоватой, чтобы совершать подвиги и пускаться в путешествия, особенно если спутниками в нем выступят раненый девятнадцатилетний юноша, сумасшедший некромант и брат-близнец, чья покалеченная нога не позволяет передвигаться быстро.
Раны Уильяма кое-как обработали и перетянули чистыми повязками, благоразумно прихваченными из дома, но это не очень помогло: он по-прежнему мучился от головной боли, а правая рука опухла и утратила всякую чувствительность, словно ее оторвали от чужого тела и пришили к телу юноши, не зная, что она ему не подходит. И все же Его Величество терпеливо и упрямо шел туда, где его ждали верные друзья.
