— Э-э-э… — протянул рыцарь, ощущая неловкость и смутно подозревая, что и до этого встречал высокого, худого человека в синем вязаном свитере.

— Я — твоя иллюзия, — шепотом сообщил тот, и его голос — то есть голос крылатого звероящера, — в клочья разорвал тишину.

— Эс? — не поверил сэр Говард. — А почему ты… ну, такой? И давно ты носишь очки? Я ни разу…

Дракон в человеческом теле раздраженно сдернул черную оправу с носа, засунул ее в карман и повторил:

— Тебе, черт возьми, показалось, Говард. Ничего я не ношу.

— Но я же…

— Говард! — Эс почти кричал, и в его тоне рыцарю почудилось то ли отчаяние, то ли затаенная обида. — У меня отличное зрение, какие, к Дьяволу, очки? Я — страж синего осеннего неба, хозяин замка Льяно, покровитель и отец Уильяма, твоего господина… и я настаиваю, чтобы ты не шутил при нем о некоем слепом пятисотлетнем парне, которого встретил к полуночи в… — он замялся, будто осмысливая нечто новое, — в кухне… Кстати, ты в курсе, что потолстеешь, если будешь ужинать в полночь?

— Я не ужинал вместе с милордом, значит, не потолстею, — отмахнулся рыцарь.

— Это что, намек? — восхитился Эс. — Но Уильям не толстый. Он ест много сладостей, но он не толстый. Интересно, как это получается?

— Может, благодаря вину? — предположил сэр Говард. — Сладости милорд обычно запивает вином.

— Вином твой милорд вообще злоупотребляет. Вот возьму и спрячу все ключи от кладовых, и пускай пьет водичку, это полезно. Будешь бутерброд?

Он протянул кусок хлеба с маслом и вяленой олениной куда-то правее и ниже силуэта оруженосца. Тот покладисто притворился, что не заметил, и послушно сменил позицию.

Зеленые глаза Эса были широко распахнуты. Расширенные зрачки бестолково шарили по кухне, иногда натыкаясь на сэра Говарда, но не задерживаясь на нем.

Человеческое и драконье. Если соединить, то никакие очки не понадобятся, но Эс балансировал между этими двумя обликами, не принимая их полностью. Он был сородичем и людей, и крылатых звероящеров, он прожил пятьсот лет попеременно тем и вторым. Драконьи зеленые глаза по-прежнему четко видели Тринну, а человеческие, до предела измотанные таким колоссальным сроком, утратили былую зоркость и нуждались в дополнительных линзах. Повезло, что гномы изобрели их немногим позже, чем Эс перестал ориентироваться на местности, не меняя структуру зрачков так, что при сэре Говарде, Уильяме и народе хайли она была неуязвима, но подходила скорее крылатому звероящеру, чем высокому светловолосому хозяину замка.

— Надень, — улыбнулся рыцарь. — Я никому не скажу.

— Точно? — сощурился дракон, а его рука замерла у кармана. — Ты клянешься?

— Если тебе угодно — клянусь.

Эс облегченно пробормотал что-то о Богах и созданных ими воинах, достаточно благородных, чтобы не шутить жестокие шутки и ценить здоровье своих друзей. В очках он выглядел диковато, но сэр Говард старался на него не коситься и уплетал замечательный бутерброд — своеобразную плату за молчание.

— И давно ты… ну… — осведомился рыцарь, сомневаясь, что крылатый звероящер ответит на вопрос.

— Давно, — вздохнул тот. — Около двухсот лет, наверное. Я потому и не впускаю Уильяма в Кано, что сижу там в очках. Меня как-то подняли на смех выскочки из Вилейна, и я решил: с этих самых пор мои слабости будут моим секретом.

— Милорд не рассмеялся бы, — с упреком возразил сэр Говард. — Милорд бы тебя пожалел.

— В том-то и беда твоего милорда, что он слишком жалостливый, — посетовал Эс. — Ладно, доедай, и пошли спать. Поздно уже, а завтра нам придется хорошо поработать…

========== Глава шестая, в которой Уильям знакомится с Габриэлем ==========

Мальтри, оруженосец господина Кьяна, крался по спящему лагерю к шатру верховного шамана, ступая бесшумно и мягко — не хуже бывалого кота. Кольчугу, меч и сумку он бросил у костра, где дремали, укрывшись походными одеялами, товарищи юноши, и рассчитывал на то, что куртка не заскрипит, а под ботинками не хрустнет какая-нибудь ветка или, Боги упаси, камень.

Поведение милорда юноше совсем не нравилось, как не нравилось и поведение господина Язу. Военачальник Первой Центральной Армии был подчеркнуто равнодушен ко всему, кроме планов скорого сражения, а к ним прилагал несвойственное ему усердие, словно они представляли собой способ отвлечься от чего-то иного. Командир колдунов, напротив, так и давился весельем и предвкушением грядущего боя, но со своими подчиненными общался лишь официальным и предельно емким тоном, чтобы они не уходили от интересующей верховного шамана темы.

Мальтри сообразил, что милорд в чем-то подозревает господина Язу, а вот в чем — было для него загадкой. Помимо тех недолгих минут, когда господин Кьян раздавал приказы или объяснял, как именно следует поступить в грядущей битве копейщикам или арбалетчикам, он хранил задумчивое молчание и таращился в книги, карты, письма, лишь бы никто не счел его свободным от работы и не заговорил о госпоже Ами и о гибнущей Эдамастре. Побеседовать с ним стало труднее, чем добраться до поверхности луны, и Мальтри двинулся обходным путем, намереваясь подобраться к милорду по кругу, попутно выяснив, что же его так раздражает в господине Язу.

Шатер верховного шамана трепетал под порывами ледяного ветра — тот шел от подножий Альдамаса, падал с вершин, приносил редкую россыпь белых, острых снежинок. Справа от шатра темнота пожирала очертания предметов, и Мальтри доверил себя ей, замерев у краешка плотной ткани, накинутой на деревянные столбы и перекрытия.

— Вы подвергаете опасности Орден, — донеслось изнутри, и оруженосца бросило в дрожь. Как эделе благородный, верный своему господину и общему делу, он никогда раньше не подслушивал, и смешанное чувство страха, стыда и гордости было ему в новинку. — Мастера не нуждаются в той силе, что вы собираете. Во-первых, она раздобыта ложью, и за нее уплачено смертью. Во-вторых, вы продолжаете меняться, и не эта ли сила, такая желанная для вас, уничтожает ваше сознание?

— Заткнитесь, — гневно приказал господин Язу. — Ваши паршивые мастера — пережиток прошлого, и не более того. Они на дух не переносят перемены, даже если эти перемены несут в себе пользу — как для юных шаманов, так и для стариков, чей дар почти полностью исчерпался. Я обеспечу своих сородичей неугасимой, воистину бессмертной, магией, и никакие ваши уговоры…

— Вы сошли с ума, — перебил его собеседник. — Вы не способны здраво оценить угрозу. Сила, обещанная вами, не стоит подобных жертв. Мне жаль, но вы — убийца, а не спаситель.

Верховный шаман расхохотался.

— Убийца? И пусть, но зато я — повелитель подземной огненной реки, и те жизни, что я забрал, отныне — ее частица! Они все еще там, на Эдамастре — убивают своих друзей, своих детей и своих любимых. Они все еще там, в дыму над последними дорогами, в трещинах, откуда выползает лава, они — в ней, они поглощают стены, рвы и ворота. Королева Ами погибнет еще до того, как закончится бой с рыцарями Сельмы, и эта ее судьба — заслуженная штука. Вы не согласны?

Собеседник господина Язу фыркнул и стремительно покинул шатер, но Мальтри удалось разглядеть только его спину, а рыжеватая коса могла принадлежать любому из эделе — этот цвет в их генетике преобладал. Вместо него в глаза бросались менее приметные: иссиня-черные, как у Милайна, пепельные, как у адмирала Тартаса, плавные серебряные, как у Ее Величества Ами… словом, опознать позднего гостя верховного шамана предстояло либо по голосу, либо никак.

Повелитель подземной огненной реки… юноша, конечно, догадывался, что господин Кьян подозревает колдуна не просто так, но чтобы смерть Эдамастры была делом его рук?.. Нет, здесь явно какая-то ошибка. Господин Язу оборонял гибнущий континент полжизни, доблестно служил королеве, учил молодых шаманов не только магии, но и военному ремеслу. Кстати, зачем? Никаких врагов, кроме драконов и нежити, у племени эделе не было, а гражданские войны канули в лету задолго до того, как престол перекочевал под хрупкую власть женщины. Да и в сражениях с бунтующими торговцами, аристократами или охотниками шаманы не принимали участия, высокомерно заявляя, что их умения росли и крепли ради великих дел, а не таких мелочей.