Как ребенок неба, Эс был способен не спать неделями, но как человек, он путался в собственных ногах и дважды едва не вывалился из своего укрытия. Некромант не обернулся и не напрягся, что давало крылатому звероящеру понять: ему столь же дурно.

Время шло, солнце рухнуло за вершины Альдамаса, Драконий лес погрузился во тьму. Господин Эльва наконец-то заглянул в свою спальню, тяжело вздохнул и уткнулся носом в подушку, а по его спине пробежали мурашки, отчего колдун содрогнулся и глухо выругался. Судя по тому, насколько равнодушно он это сделал, подобное происходило с ним отнюдь не впервые, и Эс по-звериному повел ушами, рассчитывая лишь на свой идеальный слух.

…Люди засыпают, дыхание становится размеренным и ровным, они расслабляются и словно бы частично умирают. Эльва не мог уснуть, ворочался под пуховым одеялом, сжимал пальцами амулет на грубой надежной нитке, но, будучи измотанным, под конец ночи все-таки забылся и притих.

Крылатый звероящер зевнул, буркнул себе, что следовать примеру некроманта нельзя, но слабый человеческий образ одержал над его уверенностью победу. Эс на короткий миг сомкнул веки, и его тут же — на самом деле далеко за полдень, но для светловолосого парня солнце все еще торчало под берегами Талайны, — разбудил крик, страшный хрипловатый крик, расколовший сонное молчание надвое…

========== Глава пятая, в которой сэру Говарду платят за молчание ==========

— Прости меня, прости, прости… — бормотал господин Эльва, обхватив ладонями голову и не замечая, как слезы катятся по скулам и блестят у краешков глубокого шрама. — Умоляю, умоляю — прости меня…

Эс потянулся было к нему, намереваясь хорошенько встряхнуть, но на полпути передумал и растерянно переступил с ноги на ногу.

Некромант выглядел сумасшедшим. На его крики сбежалась половина замка и гомонила за дверью, не в силах войти, потому что крылатый звероящер опустил засов и велел подождать снаружи, пока он не уладит ситуацию.

Но ситуация исчерпалась без него.

Эльва озадаченно моргнул, смолк и сообразил, что события вышли из-под контроля. Он посмотрел на дракона несколько виновато, приподнял краешки губ и уточнил:

— Я опять сорвался?

— Хочешь сказать, что подобное с тобой не впервые?

Вымученная улыбка некроманта погасла. Эс прижался лопатками к упоительно холодной стене.

— Твои грехи, — негромко произнес он. — Что это за грехи? Ты натравил покойников на деревню, принес Шэтуалю новый материал для экспериментов или, Боги упаси, помогал ему пришить чужое лицо к черепу серафима?

Эльва не ожидал от крылатого звероящера такой настойчивости, а потому опешил.

— Нет, — тем не менее, возразил он. — Ничего из этого списка я не делал.

— Отлично, — обрадовался Эс. — Тогда подожди минуточку, я прогоню излишне любопытных детей леса и впущу тех, кто имеет полное право услышать, чем ты знаменит у себя дома и почему так стремишься избавиться от своих ошибок.

Некромант сдвинул брови, но не использовал ни единого аргумента против.

Дракон распахнул двустворчатые двери, вышел навстречу хайли и уверенно приказал:

— Расходимся, господа, расходимся, ничего страшного не произошло. Господину Эльве стало дурно, я уже разобрался, такое с людьми порой бывает. Поврежденная психика, знаете, слабое сердце… кстати, вам уже пора начинать работу… Уильям, Говард — на пару слов, обсудим возможные варианты лечения. Благодарю за внимание, господа. Нет, Эли, твоя помощь нам не понадобится, лучше иди мои занавески постирай.

Он втолкнул в комнаты Эльвы короля и рыцаря, вытолкнул девушку и поскорее заперся изнутри, пока Эли не принялась возмущенно объяснять, где именно окажется чертова ажурная ткань, если крылатый звероящер не перестанет обращаться с ней, как с хайли низшего сорта.

— Итак, — продолжил допрос дракон, подпирая деревянные створки спиной во избежание прорыва вражеских сил. — Эльва, что с тобой?

— Тебе не стоит вляпываться в это, — посоветовал некромант. — И твоим, как ты выражаешься, детям — тоже.

— Уильям, ты с ним согласен? — хитро сощурился Эс.

Его Величество, одетый в серо-голубой парадный костюм, сердито отмахнулся:

— Конечно, нет!

— Уильям с тобой не согласен, — донес до Эльвы дракон. — Ну?..

Некромант пересел на край постели и уткнулся носом в широкий белый рукав рубахи. Его босые ступни коснулись пушистого ковра, и мужчина грустно отметил:

— Как в особняке отца. Уютно, светло и… не спастись…

— От кого?

— От нее. — Эльва жестами обрисовал нечто маленькое и хрупкое. — Она беспощадна.

Эс едва не задал очередной вопрос, но Уильям ткнул его локтем под ребра и, помедлив, сел рядом с некромантом, положив тонкую руку ему на плечо. Мужчину передернуло, но юноша держал крепко.

— Ты нам не доверяешь? — спросил король, и его серые глаза отразили участие и тепло, будто убеждая мага: давай, откройся, не смей противостоять. — Если мы в состоянии тебе помочь, мы обязательно поможем. Если дома, в особняке отца, тебе не спастись, давай мы спрячем тебя там, где она не сможет найти.

Эльва покосился на Уильяма… и рассмеялся, горько, тоскливо рассмеялся, умудряясь вкладывать в этот смех больше смысла, чем иные его сородичи вкладывают в слова.

— Она отыщет меня повсюду, — признался некромант. — В любом из миров, даже в Аду, а в Раю — тем более. От нее не сбежать. Она… беспощадна.

— Это мы уже слышали, — фыркнул Эс. — А подробностей все еще не получили.

Сэр Говард молча подошел к окну и выглянул во внутренний двор. Смущенно отвернулся, бросил предупреждающий взгляд на дракона и сбивчиво пояснил:

— Там Эли. Она показывает кое-что неприличное.

— Тогда я не буду подходить, — немедленно решил Эс.

Уильям, не отвлекаясь, наблюдал за поведением гостя. Эльва дрожал, пусть и едва ощутимо, его черты выражали какое-то особенное, обреченное спокойствие, а кожа была горячей, словно у мага вместо крови по венам бежал огонь. Пальцы юноши, обычно прохладные, согрелись, и теперь отпускать плечо некроманта было жалко по двум причинам.

— Ты горой стоишь за каждого, кого называешь другом, — тихо обратился к Эльве Его Величество. — Я не верю, что ты бы добровольно совершил плохой поступок.

— Я — смерть. — Некромант нервно перебирал шнуровку у ворота своей рубахи. — Я несу смерть, как если бы она была моей любовью, несу, прижимая к себе, как сокровище, которое нельзя потерять. Она просит меня: убей, убей кого-нибудь снова, и я буду счастлива, буду сильнее, чем до убийства. Она просит меня: беги, не ищи укрытия, обойди все измерения, все дороги, но не смей, ни за что не смей спотыкаться, беги так, словно от этого зависит моя, а не твоя, жизнь.

— Это она… — Уильям запнулся, — по-твоему, беспощадна?

Эльва улыбнулся, на этот раз — по-настоящему, широко, хоть и слегка неловко.

— Нет. Нет, она… прекрасна.

— Некроманты все двинутые, — вынес вердикт Эс. — Велика вероятность, что он обожает предмет своего страха, и поэтому не скрывается от него. Если так, то мы действительно ему бесполезны.

— Смерти я не боюсь, — прямолинейно сообщил гость. — И не боюсь ее дочери, хотя госпожа Аларна бывает немного диковатой. Я боюсь…

Он осекся, глаза цвета морских глубин потускнели, утратили блеск, лишая некроманта видимых эмоций. Впрочем, его с поличным выдавала все та же едва ощутимая дрожь, и Уильям, в отличие от своих друзей, ни капли не испугался.

— Это было во сне, — признался Эльва, и его пальцы на шнуровке замерли, сжимая прочные нити. — Меня часто обвиняли, что я ворую чужие сны, но, клянусь, у меня и в мыслях не было воровать. Мне снились, — он перешел на вкрадчивый, осторожный полушепот, — высокие башни, опустевшие замки, пустоши, а над ними — бесконечное множество часовых механизмов. Мне снились демоны, чьих имен я не различал, мне снились изувеченные тела. Мне снились лабиринты внутри зеркал, мне снились железные дороги… у вас их, наверное, не скоро изобретут… Мне снились книги, но я никогда не читал их в реальности, а во сне они были куда более полезны, чем если я просыпался и записывал то, что успел запомнить… и она, — некромант накинул на себя одеяло, будто оно сумело бы его защитить, — в конце концов, не выдержала. Она пришла и спросила, какого черта я лезу в ее мир, какого черта создаю в нем свои законы. Я ничего не создавал, серьезно, у меня… опять же, и в мыслях такого не было, но она так разозлилась, что не поверила. Она посмеялась надо мной, а смерть… смерть наклонилась над моим ухом, наклонилась и…