— Ради того, чтоб жить в такой красоте, многие бы согласились ходить по лестницам! — горячо воскликнул колесный. — Я правда хотел бы остаться…
— Я рад, что тебе понравилось, — вздохнул сикер, — Но нельзя же просто так приехать и поселиться в чужом городе… нельзя же, правда?
— На самом деле можно! — воодушевленно сообщил молодой гонщик. — Просто так конечно нельзя, но можно найти способ… например, по работе журналистом или полицейским можно переехать в другой город по желанию… или торговцем, тогда вообще никаких вопросов. Только налоги заплати… эй, что ты такой грустный? Не бойся, скоро выберемся! Я дорогу помню.
Юный сикер вздохнул и попытался улыбнуться. На самом деле он уже почти не боялся низко нависших сводов тоннеля — уверенность нежданного напарника успокоила его. Страх и тревогу вызвали совсем другие слова…
У сикеров — военных моделей по жизни — не принято было устраивать своим спаркам «детство», леденцовый период, во время которого юные искры старательно оберегались от всякой неприятной информации. Так что, сикер, в глазах своего спасителя выглядевший невинным, хрупким, и вообще — подобием персонажа Старлайта из старой романтической сказочки, в своем возрасте уже хорошо знал, что такое война и смерть, имел возможность лицезреть коннект и употребление синтетиков, и понимал, что такое политика достаточно для того, чтоб испугаться.
«По работе журналистом или полицейским…»
«Ну да, так оно и бывает, — прозвучал в памяти скрипучий голос Блэквинга, воспитателя. — Лезут, как свормы на мусор… журналистишки, «независимая пресса», ха! Знаешь город Каон? Помойка всекибертронская, а ведь хороший был город, не так чтоб сияющий — но хороший. Добрый, и мехи там жили добрые. Я-то помню, я старый — жил там когда-то, у приятеля гостил… а потом приехал туда один парнишка с непонятной альтформой — не летучий, не колесный, стационарник какой-то. Тоже типа «свободная пресса», узнать хотел, как в Каоне живут. Все ходил, вынюхивал, выискивал… да его и не гоняли — скрывать особо нечего, чудик хлипкий и безобидный. Ну и вынюхал, паразит, ржу ему в порты… знаешь же, что в любом городе можно найти скверные места. Брошенные ветхие строения, пустыри, старые улицы, которые с квинтессонской войны ремонта просят… бар какой-нибудь грязный, где блатные собираются… после драки в переулке энергон несмытый и детали оторванные… вот этот меха такие места находил, как сворм помойку. И вырисовал город Каон — как скопище преступников. Каонцы сперва удивились, когда к ним из столицы полиция с проверкой приехала. Пожали плечами — смотрите, мол, все у нас в порядке. А такого, чтоб действительно «все в порядке» было — в природе нет! Там приписка, тут отписка, там кто-то кому-то одолжение по дружбе сделал, тут друг другу по фейсплейтам прошлись… вот проверяльщики это все раскопали и раскрутили — коррупция, бандитизм… побеждены, естественно. А чтоб такого не допускать — назначить городу управляющего со стороны, из Аякона, конечно. Тут-то в Каоне сообразили, что просто кто-то в Аяконе понял, что прибыль с каонских плавилен будет хорошо смотреться в его собственности, да только поздно было…»
Так и не стало хорошего города Каона. На его месте появился другой — темный, грязный, ржавеющий и жадный до чужого энергона. Тоже ведь Каон. Но какая колоссальная разница! Конечно, и в этом городе оставались простые, добрые меха, не злые, не потерявшие разум от синтетиков, не участвующие в сомнительных мероприятиях. Да толку-то? Мнение уже сложилось. И изменить его не получится. По крайней мере пока «управляющий» не перестанет класть себе в карман…
Маленький сикер вздохнул. Его новый знакомый не казался подлым — но делиться с ним всеми своими мыслями, как с другим сикером, он не хотел. Он мог ошибаться, приняв желаемое за истинное, и даже если этот колесный не окажется такой же сволочью, как тот, который очернил Каон, то все равно он вряд ли поймет, если сикер попробует ему объяснить. Об этом старшие тоже говорили. Называлось «различия воспитания» — в других городах спарков воспитывали так, что те долго ничего не понимали в жизни.
Но ему нравился этот колесный, светлый, веселый, и какой-то весь… легкий, как будто тоже крылатый. Как будто воплощение того самого «свободного духа», который должен был заключаться в крылатых сикерах, но на самом деле давно их покинул, сменившись угрюмым страхом — перед будущим, перед силой Аякона, перед лишением тех вольностей и благ, какие еще оставались у Воса…
Юный сикер не хотел говорить об этом сейчас. Будь новый знакомый военным, он уже знал бы, как пойдет разговор — они вместе всласть поругают подлых и жадных айконцев, сойдутся на том, что если бы столица куда-нибудь провалилась, всему Кибертрону стало бы лучше, и расстанутся лучшими друзьями. Как среагирует на эту тему колесный из Праксуса — наверняка будущий автобот — он не знал и не хотел узнавать. Он просто хотел уцепить каплю того безмятежного веселья и радости, которые новый знакомый распространял вокруг себя, словно теплый солнечный свет.
— А ты правда запомнил дорогу? — тихо спросил он, не зная, что еще можно сказать. Сам-то, кубарем катясь по тоннелям, думал только о том, как уберечь крылья…
— Конечно! — Просиял новый знакомый.
Как и у всех праксианцев, у него была идеальная память, а ещё — одна маленькая привычка: составлять маршруты. Вообще, у многих праксианцев, даже самого лёгкого и светлого характера, к сознательному возрасту что-то такое набиралось — кто-то сортировал магнитные нашлёпки на энергарий по размеру, кто-то выстраивал башенки из опустевших кубиков энергона, кто-то составлял таблицы данных в планшете или ещё что-то такое. По-научному называлось «безопасные баги производительности». Приобретались они самостоятельно, и не всегда сознательно.
Колёсный спарк уже составил маршрут и с радостью трещал об этом сикеру. А тот улыбался, старательно гоня от себя мысли о том, что возможно, меха-журналист точно так же пробирался по Каону.
Взявшись за руки, спарки пошли по выстроенному маршруту и то ли Праймас улыбнулся им, выйдя ненадолго из своего сна, то ли везение маленького колёсного распространилось на нервничающего сикера, но к нужному месту они вышли всего за пару джооров, не провалившись больше ни в какие трубы-люки-дырки, не встретившись ни с какими монстрами, неприятностями или пугающими личностями. Повезло.
Даже клаустрофобия будущего воздушного аса отступила под весёлый пересвист сверкающего путешественника.
Единственное, чего не учел юный праксианец, это высоту выхода. Если летучий мог довольно легко подняться наверх даже с трещиной в крыле, то вот ему самому было ни за что не подняться. Озадаченный, он огляделся, ища какой-нибудь путь наверх — и тут его подхватили на руки.
Боевые модели, даже юные, с не до конца сформированными корпусами, были сильней своих мирных собратьев. Поэтому новый знакомый без особого труда подхватил его под руки и взлетел — медленно, но уверенно, за десяток кликов достигнув приоткрытой решетки.
— Здорово!
Летучий смущенно улыбнулся. Искреннее восхищение колесного было приятно… но он уже поймал сигнал Тандеркракера, своего старшего друга, искренне ненавидящего именно праксианцев — полворна назад его еще оставшийся в живых создатель был арестован за какую-то мелочь и отправлен на фронт, туда, где уже погиб другой.
Но насовсем расставаться с веселым колесным не хотелось…
— Это… давай обменяемся линками?
— Давай! Я буду тебе писать!
Обменявшись адресами связи, они едва успели разбежаться, как каждого из них отловили старшие товарищи и воспитатели. Те успели поволноваться за пропавших подопечных и стремились донести эту мысль до спарков.
Но как бы их не ругали, ни один не выдал нового знакомства и всей правды о своих приключениях. Это была их тайна — одна на двоих.
========== Старая мелодия 2 ==========
Время шло, но их дружба не уходила. Начавшись со случайного знакомства, с привкуса опасности, она проросла лиловыми кристаллами запретности — близкое общение мирных и военных граждан общество не одобряло… поэтому, возможно, они и не забыли друг друга — из спаркского желания поступить наперекор, из любопытства и упрямства… они продолжали писать друг другу.
