Улыбка Мегатрона пугает спарка ещё больше.
— Как тебе возможность снова говорить, маленькая пчела? — Лидер утягивает сопротивляющегося автобота на пол, не давая дёргаться, когда к корпусу подключаются выносные кабели телепата, впиваясь в губы спарка новым кусающим поцелуем, заглушая его протестующий вопль.
Корпус стремительно греется, реагирует на прикосновения десептиконов, вентиляция набирает обороты, стремясь охладить системы, но ничего не получается. В какой-то момент перед оптикой зарябили помехи и резко вспомнился горьковатый вкус первого поцелуя Мегатрона.
Это… какой-то синтетик? Шлак! Точно синтетик, вызывающий галлюцинации, и наверняка ему только кажется, что он может говорить… это все только способ сбить его с толку, спутать мысли, заставить дрогнуть…
Зато сказать все, что он думает об озабоченных десептиконах, пусть даже в галлюцинации, ему очень приятно.
А Мегатрон смеется.
— Маленькая злобная кусачка… — и обхватывает его фейсплейт когтями, и смотрит с каким-то странным — страшным! — огоньком в алой оптике. — Держи его, Саундвейв.
Манипуляторы телепата легко скручивают, обвивают, приподнимают, удерживая на весу, растягивая конечности. А когти Мегатрона легко касаются пластин его брони, заходят в стыки и швы, пуская во внутренние системы искорки электричества. Вентиляция выходит на высокие обороты, и Бамблби понимает, что еще немного такой щекотки — и вся броня на нем расщелкнется сама собой.
Как в прошлый раз…
Когда попался. Так глупо, так просто. Глупый маленький разведчик — совсем ещё не битый войной. Он был не осторожен, слишком наивен. Его притащили в ставку десептиконов и поставили на колени перед лидером. Информация, что он скрывал, была слишком важна. Очень, очень нужная информация. Для обоих сторон.
И когда он отказался отвечать, его начали ломать. Мегатрон развлекался, а Саундвейв взламывал, пытаясь переписать…
Он не сдался, не позволил этого сделать.
Воля, разум и Искра — то, что отличает трансформеров от обычных машин. Пока ты можешь сопротивляться… пока твоя воля сильнее того, кто тебя ломает, ты можешь сохранить себя.
Он навсегда запомнил когти десептиконов в своей броне, их энергию и энергетические поля, вкус энергона на губах — своего и чужого…
А ведь давал себе слово, что не допустит повторения…
Броня щёлкает и ослабляет захваты.
Между стыками проступают капельки масла.
Мегатрон проводит глоссой, собирая пока ещё маленькие капли, наслаждаясь дрожью брони — блокировка едва держится, ещё чуть-чуть и встанет дыбом, встопорщившись, как у совсем мелкого спарка.
— Нравится?
— Сгори в плавильнях!
Тихий смешок десептикона стал ответом и сигналом к началу.
Страшнее всего то, что его ни о чём не спрашивают. И действуют не в пример мягче, чем он помнил, заставляя раз от раза возвращаться мыслями к словам серебряного кона о шпионаже.
Это ложь! Он никогда не предавал автоботов! Он не служит десептиконам! Им не удалось его переписать!
Фейсплета коснулись тонкие пальцы Саундвейва:
«Не думай об этом сейчас. Расслабься».
И он ничего не может сделать, кроме, как последовать этому совету. Подготовиться к боли и сосредоточить усилия на том, чтобы минимизировать причиненные повреждения… пока его ласкают, но только пока. Это обман — и скоро будет больно… но его корпус не желает этого понимать.
Тело уверено: все будет хорошо и приятно, и даже лучше, чем с кем-либо еще… и с готовностью раскрывается, не слушая голос рассудка, не обращая внимания на панику, когда кошмарные когти касаются уже влажных разъемов порта. Он помнит, как было ужасно-больно…
— Твое тело помнит нас лучше тебя… — шепчет тиран, и медленно соскальзывает вниз, а Би замирает почти в ступоре от острого противоречия. Он помнит, как вбивался внутрь громадный для его небольшого корпуса джампер, как его плавило разрядами и сжигало чужим раскаленным топливом, пока телепат ломал его разум…
Но он уверен: сейчас Саундвейв поднимет его повыше, а Мегатрон опустится на колени, жарко дохнет на приоткрывшийся порт, а потом… потом… он почувствует, как чужая горячая глосса скользит по разъемам, медленно, дразняще, ласково, с очевидным наслаждением вылизывая проступившее масло, а потом скользнет внутрь, и это будет…
Это будет!
Он заходится криком, когда глосса проникает внутрь, выгибается, до треска в пояснице и искр перед оптикой… так, что если бы Саундвейв не держал его сейчас, он наверняка, что-нибудь себе сломал!
— А-ах! — Корпус дрожит мелкой, сильной дрожью, почти вибрирует, от такого простого действия…
…если это только начало, то что будет потом? Бамблби беспомощно и судорожно мотает головой, пытаясь выкинуть эти мысли из проца и избавится от звенящих ощущений.
— Т-ш-ш… — Связист почти мурлычет на аудиосенсор, потираясь маской о щёку.
Бамблби пробирает диким и страшным ощущением чужих чувств. Саундвейв… скучал по нему?
Гибкие манипуляторы, всё ещё подключенные к корпусу, раскрываются под бронёй сотнями штекеров, разветвляясь и подключаясь к системам. Прошибает страхом — связист забрал весь контроль над его телом, но эта вспышка мгновенно смывается резким, болезненным удовольствием, когда телепат сбрасывает на него первый разряд электричества.
Бамблби скулит и почти воет от кайфа, вентиляция не справляется с охлаждением, но ему… мало.
Сил хватает только на то, чтобы не просить, не умолять юникроновых десов о большем. Но не стонать он не мог, было… слишком жарко, слишком ярко… так не бывает!
Вскрикнув от краткого загруза, Бамблби едва услышал щелчок, с которым разошлась броня лорда. Когда Мегатрон поднял голову, лицо и губы его блестели от масла. Он поймал его взгляд и улыбнулся. Мягкой и нежной улыбкой, словно видел перед собой что-то очень красивое, кого-то близкого…
Разведчику было слишком жарко, а Саундвейв держал слишком хорошо, чтобы он смог воспротивиться, когда лорд подхватил его под коленями, разводя ноги шире и наклоняясь ближе к фейсплету.
— Ты такой красивый сейчас, малыш…
Первое подключение вырвало громкий вскрик, который не получилось сдержать.
— Вот так, расслабься, больно не будет. — Этот мягкий голос, обещания… от них хотелось кричать и вырываться сильнее, чем от жарких поцелуев и горячих ласк. Этот шёпот сводил с ума, задевая что-то в искре… а чужое оборудование вдвигалось все глубже, подключаясь, покалывая разрядами, вызывавшими сладкие судороги в системах. Это чувство… совершенно новое, но в то же время откуда-то знакомое… пронзительное почти до боли, но не боль… заставляющее терять контроль, оставляя единственную мысль — почти инстинкт — прижаться плотнее к тому, кто дарит такие потрясающие ощущения, и скулить, выпрашивая еще…
— П-пожалуйста… — Вокалайзер, давно не использованный, не желает слушаться и молчать. — Пожалуйста!
От мощной волны электричества корпус снова выгибает, броня не выдерживает и встаёт дыбом, открывая ранее скрытые разъёмы, чем мгновенно пользуется Саундвейв.
Бамблби и сам не знает, о чём просит, но молчать уже не может.
Да…
Он словно погружается в горячее-горячее масло, и серво расслабляются, лишь слабо цепляясь за мощные плечи партнера. Его удерживают на весу без малейшего труда, действительно заставляя воспринимать себя находящимся в масляной ванне.
Хорошо…
Из-под брони начинает пробиваться сияние, искру жжёт, словно ей вдруг стало тесно в груди, она обжигает, рвётся наружу. Это почти больно, а еще — немного пугает, и Бамблби вздрагивает, слегка приходя в себя, пытаясь отстраниться — и видя такой же свет, пробивающийся из-под брони Мегатрона. Такой прекрасный, теплый, манящий…
Связист за спиной сдвигается, и краем оптики Би ловит и его сияние. Красиво…
Так не бывает, у десептиконов не может… Оптимус рассказывал, что только искренние чувства… Но…
Автобот дёргает шлемом, пытаясь прийти в себя, он знает к чему всё идёт, этого от понимания, всё внутри сладко сжимается и лишь процессор заходится в панике.