Странно, но это тоже было на Новый Год!

Это, я, очень хорошо запомнил.

Во-первых, нас, у нас дома, было трое. Был ещё и Генка. Значит, гуляли мои, вместе, и с Юдаковыми и с Борбиными.

Запомнил я, как звал Катьку, к себе в гости, Генка. Значит, гуляли у Борбиных.

Но Катька сказала – Мне велели присматривать за ребёнком! – и в гости, к Генке, не пошла.

Гонял ли тогда, Генка, шайбу по дороге, воображая себя Харламовым, я не знаю.

Во-вторых, на гулянке был скандал! Моего папку, застукали, с Катькиной мамкой, в сенях! Она целовала папку, а он чего-то щупал у неё в трусах! Узнал эти подробности я, много лет спустя, когда мать рассказывала, об этом, своей старшей сестре, а я случайно подслушал.

Катькиного отца, видимо, не было в тот раз. Иначе, была бы драка! Но мой папка, конечно, поколотил бы Катькиного! Мой папка был моложе, занимался спортом и служил в МГБ1, которое, потом, стало комитетом, а сейчас, вообще, службой!

Дед Фёдор Борбин был тот ещё юморист!

Это мне уже мамка рассказывала.

Когда мне было три года и она, весной, вывела меня во двор, погулять.

Дед Борбин, увидев меня, подошёл к забору и наблюдал, как я измеряю глубину большой лужи.

– Эх, Вовка! – сказал дед Борбин – Да разве так глубину лужи меряют? Я, в детстве, делал так! Разбегался и прыгал в лужу животом!

Мать, едва успела схватить меня!

– Фёдор Иванович – качала она головой – Ну чему вы ребёнка учите?! Ведь он чуть не нырнул в лужу!

Дед Борбин, посмеиваясь в усы, отходил.

Вот такие, были у нас, соседи!

Мальчишки

В то лето, папку срочно отозвали из отпуска и отправили в загранкомандировку.

В Арабские Эмираты, вроде бы. Старшим группы. Он единственный, хорошо владел французским. Наши там строили не то ГРЭС, не то авиазавод. А папка, у меня, строитель.

Мама уже взяла отпуск. Мы собирались в Болгарию. Путёвку вернули, и мама поехала со мной в деревню.

– Ты уже лет семь не была у деда с бабушкой – выговаривала она мне, видя мою хмурую физиономию.

– Там есть речка. Не море, конечно, но загорать можно. Делать в деревне, сейчас нечего. Картошку уже окучили. Грядки полоть, бабушка тебе не доверит: ты, вместо травы, всю морковку повыдёргиваешь! Капусту я поливать буду. И Зорьку, встречать вечером, тоже я буду. Доить Зорьку, даже мне, бабушка не доверит. Так что тебе остаётся только одно: загорать!

– «Хм! Вот радости то: полные трусы!»

Я, однако, кое-что, точнее, кое-кого, забыла!

Мы приехали вечером и бабушка, накормив нас, отправила в баньку, натопленную, специально, к нашему приезду, дедушкой. Сама, пошла доить Зорьку.

Мы с мамой намылись и напарились, и напились бабушкиного кваса!

. Дед, что-то латал, в стайке. Мама разговаривала с бабушкой на кухне и под их монотонное – Бу-бу-бу – я заснула!

Давненько я так не дрыхла! Даже не слышала, как легла мама. Бабушка постелила нам на диване.

Я проснулась.

В доме тишина. Даже мух не слышно. Солнечный зайчик на стене, говорил о том, что уже часов девять утра. Я потянулась, сбросила покрывало и села. На мне была ночнушка. Судя по размерам, бабушкина.

– Когда я вчера могла её надеть? Ой-ой-ой! – сдвинула я коленки и встала. И, как была, в ночнушке, побежала в туалет, подцепив в сенях, чьи-то калоши.

Наверное, дедушкины, потому что они, два раза слетали с ног, пока я добежала до туалета.

Туалет, конечно же(!), на улице! За забором, отделяющим, огород от двора. Так что я чуть не обсикалась, пока открывала калитку, закрывала её за собой: не дай бог, куры в огород набегут! Открывала и закрывала, дверь в туалет.

– Уффф! Ну конечно! Откуда, в деревне, туалетная бумага! А попу чем подтирать? Тоже газетой?

Я подтёрлась полой ночнушки. И с этим жёлтым пятном, вальяжно и не спеша, пошла назад.

Я дошла до середины двора, когда хлопнула чья-то калитка, а из дома соседей, на крыльцо, выскочил мальчишка!

Мы оба замерли, одновременно увидев друг друга. Но я, через секунду, как ни в чём не бывало, направилась к забору, помахав ему рукой и забыв, что я, во-первых, в ночнушке, а во-вторых, с жёлтым пятном, чуть ниже лобка!

Пацан же застыл, как борзая в стойке! И пялился на меня, во все свои голубые глазёнки!

– Привет, Вовка! – вспомнила я

– Здравствуй … те, Катя – тоже вспомнил Вовка

А от калитки, пялясь на меня серыми глазищами, шёл ещё один.

– «А как вырос то, пацан!» -вспомнив, наконец, что в ночнушке, отошла я от забора.

– Что за девка? – услышала ещё я, открывая дверь, и заходя в сени.

Мама, с бабушкой, наверное, ушли по ягоды. Дед, на мотороллере, или на рыбалку, или за ряской, для утят.

Я переоделась в трико и футболку, заметив жёлтое пятнышко от мочи, на ночнушке. Ночнушку пришлось замочить в тазу. Сполоснула под рукомойником лицо и руки, обтёрлась полотенцем и на кухню.

Когда бабушка успела напечь пирогов? И с картошкой, и с капустой, и с творогом, и даже с малиной. Не хватало только молока.

Я вышла в сени и заглянула в холодильник. Молока нет.

Я вернулась в кухню, и увидев на полу щель по квадрату, и небольшую скобку, вспомнила!

Я потянула за скобу и открыла крышку в подпол.

– Ага!

Молоко, в двухлитровой банке, стояло на деревянной приступке, по которой спускались в подпол.

Я вытащила молоко и закрыла крышку.

Поставив банку на стол, вспомнила ещё кое-что. В банке, сверху от горлышка, на пятую часть примерно, собрались сливки, отделяясь о белого молока, желтоватым оттенком. Я сняла крышку и, черпая ложкой, залила сливками малину в миске.

В общем, я налопалась!

Сидела минут пять, выбирая, с чем ещё съесть пирог. Но больше не смогла. Точнее, больше в меня не влезло!

Я убрала молоко в подпол. Накрыла полотенцем пироги, и сполоснула стакан и миску.

Вспомнила про ночнушку и состирнула её. Повесила на верёвке, протянутой от стайки к тополю.

Было очень жарко и я зашла в дом.

Вспомнив, что не убрала постель, убрала её и свернула диван.

Только присела на диван и тут у меня забурчало в животе. Я подхватилась и, опять на ходу подцепив калоши, побежала в туалет.

Они стояли рядком, у стены сарая, и … писали!

Двое, мой Вовка и тот, что хлопал калиткой, быстро поддёрнули трико, а третий (ооо! так их трое!), продолжая ссать, общупал меня, своими карими глазами, пока я закрывала на завёртку калитку, и заходила в туалет.

Я закрыла дверь, быстро сдёрнула трико, и присела над очком, и … меня пронесло!

То ли от воды деревенской, то ли от молока.

Наверное, было слышно. Кто-то из мальчишек, захохотал.

Да и ладно! Вот ещё, не стеснялась я!

Но смех оборвался, скрипнула калитка и стало тихо.

Сидя над очком, я вспомнила, как водила Вовку в туалет.

Это было давно. Ему было лет шесть, не больше. Он стеснялся, сказать мне, но я поняла и мы, одевшись, вышли на улицу, и пошли к туалету. Было уже очень темно, к тому же завихеривала метель.

Я бы тоже боялась, в темноте и одна, ходить в их туалет!

Он был пристроен к сараю и под навесом. С одной стороны, стена сарая, с другой, глухой, высокий забор. В этом проходе, даже днём, было темно. В самом туалете, было немного светлее, за счёт окошечка в одной из стенок. Я испугалась, что Вовка может поскользнуться и провалиться в очко, и хотела удержать дверь, чтобы видеть его. Но он, упрямо, тянул её на себя.

Я стояла, прислушиваясь, но кроме журчания мочи, ничего больше не было слышно. Прошло минуты три, в полной тишине, и я не выдержала – Ты там, как? Закончил?

– Нет! – видимо, испугавшись, что я сейчас открою дверь, крикнул Вовка.

И до меня дошло! Мальчишка хочет какать, но стесняется того, что я могу услышать.

– Я подожду тебя там! – махнула я рукой в темноту и, поскрипывая пимами по снегу, вышла из-под навеса.

Вовкина мама была приветлива и поздоровалась с улыбкой. Но её настроение изменилось, когда она увидела маму.