Толька жил в доме через дорогу и, у них, калитка, в заборе, была на пружине. И когда Толька выбегал (ходить медленно и степенно он не мог, всегда вприпрыжку и скорым шагом, как будто догонял или, наоборот. убегал от кого-то), калитка хлопала!

Я подходил к окну (если был в доме) и махал ему – Мол, я, сейчас!

Если был в огороде, бросал тяпку и шёл навстречу ему, уже открывающему нашу калитку.

И уже вдвоём, мы шли за Колькой, который жил, от нас, через улицу и, часто, встречали его в проулке, которым ходили в школу.

В середине июля, ещё не нарастали грибы в наших лесах, но ягода, клубника и земляника, уже вызревала. Но за ягодами, мы, не очень-то: комары, слепни, мухи. То ли дело август! В третьей, его, декаде! В августе мы ходили за грибами! Комаров нет! Мухи тоже не надоедают. Слепни, в лесу, не летают. Слепни любят высокую траву и жару!

За ягодами, если идти, то лучше, в пасмурный и ветреный день. А в жару, которая, в середине июля, почти каждый день, мы, купались и загорали!

Почему я вспомнил июль? Потому, что произошло – это, в июле.

Об, этом, чуть позже, а сейчас, ещё немного, о себе и друзьях.

Мои друзья, младше меня на целый год! Хотя мы одноклассники.

Так уж вышло!

День рождения у нас в октябре. И меня, в первый класс, с моими одногодками, но с днём рождения пораньше: в июле или в августе, не взяли!

А на следующий год, моих друзей взяли и оказался я с ними, в одном классе! И мы подружились, и стали – не разлей вода! А если бы меня взяли раньше на год?

Честно говоря, разницу в возрасте, мы, и не ощущали! До того лета, после седьмого класса. А вот в то лето, пацаны, разницу усмотрели! В буквальном смысле!

Мы катались на велосипедах по бетонке. Бетонка – междугородная трасса. Мы выезжали на великах за деревню, потом, с километр, просёлочной и, вот она! Бетонка! По трассе, разгоняться и носиться, было, конечно, лучше, чем по просёлочной. Движение, в те годы, по бетонке, было небольшое и мы насались туда-сюда. Особенно нравилось нам, проехав несколько километров в сторону райцентра, спускаться в лог, когда можно не крутить педали, а велик разгоняется до бешеной скорости! Потом, правда, приходилось вести велики, вручную, наверх. Поэтому, больше двух раз, мы, в лог не спускались.

Мы ехали назад, после лога, и захотели ссать!

Свернули на обочину и, опустив велосипеды на землю, встали рядком.

Колька и заметил!

– Вовчаа! – он даже ссать перестал

Я тоже!

– Ух ты, Вовчаа! – Колька пялился на низ моего живота – Ты оперился!

Толька, тоже с завистью, уставился на курчавящиеся, чёрные волосы, на моём лобке!

Их лобки были лысые, как жопа младенца!

Но тут они увидели ещё одно отличие!

– Вовчаа! – восторженно и, почему то, шёпотом, добавил Колька – Ты уже можешь баб ебать!

Колька был матершинник. Ну, насколько можно сказать так, о тринадцатилетнем мальчишке.

Да, разница, между их писюльками, и моим, нет, тогда ещё не хуем, но уже и не писюлькой, хуишкой (скажем так) – была заметна!

– Подрочи, Вовча! – попросил Колька

Но я, брызнув ещё струю, и встряхнув член, как взрослый, чем вызвал очередное восхищение друзей, убрал его в трусы и подтянул трико.

– Поехали!

Но ещё дважды, пришлось останавливаться и, спуская трико с трусами, показывать им волосы на лобке! И один раз, они даже пощупали волосы, словно сомневаясь в том, что видят.

Тот, кто дочитал до этого места, спросит – А при чём здесь слово «сосуд» – вынесенное в заголовок?

Хорошо, что напомнили!

Я учился в третьем классе, когда, в первый раз, это – увидел. Я, правда, тогда, не понял, что увидел.

Наша квартира состояла из кухни и комнаты.

В комнате, в одном углу, у стены, и вдоль неё, стояла кровать родителей.

Ох и скрипучая же она была!

Дальше, у стены, стоял шифоньер. А за шифоньером, в углу, моя кровать, вдоль смежной стены. Моя кровать, почему то, не скрипела.

Изголовье моей кровати было у стены, вдоль которой стоял шифоньер, скрывающий кровать родителей. Расчёт, видимо, был такой, что я, даже, случайно, проснувшись ночью, не смогу подглядеть, почему у родителей такая скрипучая кровать!

Всё верно! Но дело в том, что на противоположной стене, висело зеркало. Висело в наклон, чтобы мать, или отец, собираясь в кино, в клуб, или в гости, могли осмотреть себя.

В это зеркало, я видел всё! Ясными лунными ночами. Когда просыпался, от ритмичного поскрипывания, родительской кровати. К третьему классу, я уже знал, что мать и отец – ебутся!

Но в ту ночь, безлунную и тёмную, я проснулся не от скрипа, а от шёпота мамки. Я лежал, всматриваясь в зеркало, но темень, хоть глаз выколи. Я понял, только, что папка, принуждал мамку к чему то, а она оговаривала какое-то условие. Это я сейчас, говорю такими словами, а тогда понял только, что мать согласилась и полезла под одеяло. Глаза, всё-таки, привыкли к темноте, и это – через зеркало, я увидел. Я прислушивался, но слышно было только сопение отца, и возню матери под одеялом. Потом она вылезла из-под одеяла и что-то зашептала отцу. Отец, видимо, отказался выполнять, оговоренное, и мамка, возмущённо, и громко прошептала – Ты же обещал!

– Пошла на хуй! – не шёпотом, ответил папка – Мне спать надо!

Мамка замолчала и, минут через пять, я уснул.

В следующий раз, луна была, и я увидел, как под одеяло сунула голову мать, а потом и отец, и услышал, как, сначала шумно задышала мать, а потом застонала …

Потом, то ли они больше не практиковали это, то ли я спал крепко, но ещё раз, такого, я не видел и не слышал.

Лишь через год, от подслушанных, у старшеклассников, разговоров и похабных анекдотов, я узнал, чем занимались мамка и папка, по очереди ныряя под одеяло!

Ну вот мы и добрались до сосуда!

На уроке русского языка, Наталья Борисовна дала нам задание: придумать предложение со словом сосуд.

Воронина, как всегда (!), первая потянула руку

– Скажи, Леночка!

– Стакан – это маленький сосуд.

– Хорошо, Леночка. Садись. Кто ещё?

И хотя в Леночкином предложении, была огромная подсказка, для развития темы, никто больше, кроме Ворониной, руку не тянул.

– Леночка!

– Ведро – это большой сосуд

– Садись, Леночка. Хорошо. Кто е … Скажи, Вова!

– Папка, на прошлой неделе получил зарплату, и пропил её с друзьями! А на нас, с мамкой, хуй положил!

Наталия Борисовна, была учительница опытная и с большим стажем, и не растерялась – Вова, разве – это, сосуд?

И я ответил – Сосут, Наталья Борисовна! Ещё как сосут!

Наталия Борисовна была мудрая женщина, и мамке не рассказала.

В соседях, у нас, с одной стороны были Юдаковы, а с другой, Борбины.

У Юдаковых был сын, Генка, старше меня на девять лет. Когда я пошёл в первый класс, Генка уже учился в ПТУ, в городе. Потом ушёл в армию. Потом я его видел раза два, когда он, после армии приезжал к родителям. Потом у него завелась семья и Генку, я, больше не видел. С Юдаковыми, мои, были в дружных отношениях и они, частенько, вместе, встречали Новый Год. В смысле, гуляли вместе!

Если гуляли у нас, то меня отводили к Юдаковым и Генка, поил меня чаем с конфетами. Потом мы смотрели по телеку «Голубой огонёк». Потом одевались и выходили на улицу, и Генка, в пимах, гонял по дороге шайбу клюшкой, воображая себя Харламовым!

Если гуляли у Юдаковых, то Генка поил меня чаем с конфетами, у нас. А всё остальное, повторялось!

Борбины были старше, и моих, папки с мамкой, и Генкиных родителей. У них была дочь, которая, с мужем и очкой, жила в городе.

Внучка, частенько, гостила летом у бабушки и дедушки, но она была намного старше меня, на восемь лет, и я с нею был едва знаком. Хотя, один раз, Катька, даже ночевала у нас, и спала со мной.

Мне было лет шесть, не больше. В школу, точно помню, я ещё не ходил! Наверное, поэтому, я её и не пощупал тогда, хотя Катька, обняла меня и прижалась своим горячим животом к моей жопе. От её тепла и дыхания, меня разморило, и я уснул.