Мария Николаевна, по примеру французских кокоток, завела себе прислугу, которая была посвящена во все амурные дела госпожи и помогала ей избегать прямой встречи любовников с мужем. Самой доверительной была Настасья Ивашева, кроме неё в курсе тайной жизни госпожи были и другие служанки, а также лакеи и даже швея.

В предзимье похолодало, оставаться в имении, находящемся в 250 верстах от Киева, уже не было никакого смысла, и семья задумала переехать в город.

– Надо только подыскать новую хорошую квартиру, – почесал в затылке супруг, – порасспрашиваю-ка я знакомых.

– У меня есть вариант, – неожиданно быстро откликнулась Мария, – дом Гинцбурга на Николаевской. Такая милая квартирка на четвёртом этаже. Посмотрим?

Квартира была одобрена, и вскоре семья переехала. Одного только не заметил Василий – чёрного хода, выходящего на Институтскую. А если б и заметил, не обратил бы внимания. А зря. Как только муж отправлялся в клуб, а посещал эти заведения он частенько, подкупленный швейцар Пузырников звонил Стефану Здиславовичу в гостиницу «Париж» на Подоле. Тот немедленно являлся и поднимался на лифте к возлюбленной.

Если же Василий возвращался, проходя мимо Пузырникова и задержавшись, чтобы переброситься парой слов, швейцар немедленно предупреждал Боржевского:

– Идёт.

И влюблённый поляк исчезал через чёрный ход, нащупывая в кармане взятый на всякий случай револьвер.

А то придумывала Мария Николаевна причину, по которой ей срочно надо было посетить усадьбу.

– Васюк, прошу тебя, побудь, пожалуйста, с детьми, я вернусь быстро.

Супруг недовольно крутил головой, но отказать жене не мог, тем более очень любил детей, и побыть с ними лишний раз было ему совсем не в тягость.

– Ладно уж, если ты просишь…

Мария брала два билета на себя и горничную Ивашеву в купе первого класса, а Стефан Здиславович для себя – в третьем. Через некоторое время Боржевский приходил в купе первого класса, а Ивашева шла в купе третьего. Лишь закрывалась дверь за горничной, влюблённые бросались в объятья друг друга. Они быстро освобождали себя от одежды и начинали возбуждающие игры, такие пикантные под стук колёс на стыках. Маленькое купе рождало фантазию замысловатых поз и пробуждало устойчивый ритм, совпадающий со стуком колёс. Это так возбуждало, что влюблённые, предаваясь страсти, не замечали, как текло время. Горничная возвращалась, тихонько стуча в дверь, чтобы дать им возможность одеться и привести себя в порядок.

Василий, конечно, замечал то, что не заметить было невозможно, но до поры не признавался в этом. Однако по прошествии нескольких месяцев больше терпеть такого бесчестья уже не мог.

Он чувствовал реальную опасность и умолял супругу прекратить порочащее знакомство, но она только смеялась.

– Хочешь, я на колени перед тобой встану? – Супруг опустился на ковёр. – Ты губишь нашу семью, ты променяла меня на какого-то бандита… – Эмоции переполняли его, Василий разрыдался.

Мария лишь презрительно смерила мужа взглядом. «Подожди, недолго тебе осталось», – подумалось ей. А вслух сказала легко и непринуждённо:

– С чего это я должна с кем-то начинать или прекращать знакомство по твоему хотению? Он мне нравится.

У Василия болело сердце, он не чувствовал рук, отчаянье и расшатанные вконец нервы привели его на грань помешательства.

Мария Николаевна не была влюблена в Боржевского, она вообще вряд ли могла кого-то полюбить. У неё было множество любовников из разных слоёв общества: студенты, офицеры, чиновники, адвокаты, но пылкий поляк нужен ей был для определённых целей. Её донимали скандалы и слёзы Васи, и она доверительно жаловалась горничной:

– Знаешь, Настя, он мне так надоел со своими слезами. Тряпка какая-то…

Всё сводилось к тому, что от Василия надо было избавляться любым способом, но желательно таким, который бы к полученной свободе прибавил бесконечные деньги.

В знаменательный день 21 ноября 1903 года муж и жена Тарновские были приглашены на бал. Давал его барон Владимир Александрович Сталь фон Гольштейн. В отпрыске древнего немецкого обрусевшего рода соединились воедино самые значимые оттенки внешности и характеров предков. Красивое мужское лицо с прямым носом и тонкими чертами римского легионера сразу привлекало внимание женщин. Заядлый бретёр, азартный игрок и драчун, Владимир окончил университет и удачно женился на дочери профессора медицины, давшего за неё миллионное приданое. У барона Гольштейна за плечами было уже несколько дуэлей, и секундантом он был не раз. Однажды, приняв на грудь изрядное количество спиртного на большом застолье в общественном саду, он подрался с Павлом Голицыным (тем самым), и тот раскроил ему череп. А потом и сам ударил одного из осмелившихся остановить его приятелей по голове чем-то тяжёлым.

Барон был в дружеских отношениях с Боржевским, он и пригласил супружескую пару Тарновских на бал с согласия Владимира. Как обычно, Мария вела себя вызывающе, танцевала с Боржевским, прижимаясь к нему тесно на глазах у всей публики. Василий сидел как истукан, чувствуя себя оплёванным, ему оставалось только пить для успокоения.

Владимир, который не мог пропустить ни одной миловидной женщины, появляющейся у него на горизонте, тихо попросил Боржевского:

– А познакомь-ка меня, дружище Владик, вон с той дамой, – он показал в сторону Марии.

– С удовольствием познакомлю, но не забывай, что она моя.

– Уж не думаешь ли ты, что я намерен отбивать её у тебя, наоборот, рад, что ты вхож в такую прелестную женщину. – Барон подмигнул товарищу.

– Пойдём, я тебя представлю.

Подошли к столику, за которым сидела пара Тарновских, и Боржевский, не обращая никакого внимания на сидевшего с каменным лицом Василия, представил:

– Владимир Александрович Сталь фон Гольштейн. – Барон поклонился, не сводя глаз с женщины. – Мария Николаевна Тарновская – самая прекрасная женщина Киева.

Владимир, смотря прямо в глаза Тарновской, проговорил:

– Я восхищён вами, мадам. Вы позволите? – Он взял её руку и прижался к ней губами, нарочно затянув поцелуй, к явному неудовольствию Стефана Боржевского. – Разрешите пригласить вас на танец?

Когда Мария в сопровождении барона возвратилась к столику, Василий уже дошёл до кондиции, и ему было всё равно, что подумают вокруг.

– Долго ещё ты будешь позорить меня и прижиматься к этому хлыщу, как проститутка из борделя?! – закричал он жене.

– Закрой свой рот, оттуда уже давно ничего доброго для меня не исходит, только грязь.

– Это ты купаешься в грязи и только грязи достойна!

– Давай, оскорбляй меня, ничтожество, ещё рукоприкладством займись! – громко кричала Мария, явно рассчитывая на привлечение внимания присутствующих.

– И займусь, у меня руки чешутся, да положение не позволяет, – Василий сбавил тон, – пошли отсюда, а то поляк сейчас вцепится в тебя, как клещ.

Тарновские покинули бал, но назавтра Мария встретилась со Стефаном Здиславовичем:

– Посмотри, как меня избивает муж, на людях старается вести себя прилично, а дома буквально измывается надо мной. – Мария Николаевна расстегнула блузку и показала любовнику большой синяк на груди.

– Негодяй! – Боржевский вскипел и забегал по комнате. – Клянусь, я сделаю всё, чтобы избавить тебя от этого садиста.

Через три дня Василий получил записку:

«Уважаемый В. В. Убедительно прошу Вас встретиться со мною сегодня. Назначьте мне только время и место».

Василий ответил:

«Уважаемый С. З. Через полчаса я буду в “Гранд-Отеле”». Он знал, в какой гостинице остановился любовник жены.

Конечно, всё было подстроено заранее. Боржевский посвятил приятеля барона Владимира в дело:

– Хочу попросить тебя находиться в соседнем номере во время моего разговора с Тарновским.

– Что я должен делать?

– Внимательно слушай, что происходит в комнате, возможно, критический случай потребует твоего вмешательства.