Я выпустил пар и замолчал. Лорд Эвард продолжал, лежа, меня рассматривать, как какую-то заморскую зверушку. Черт, вот опять я вспылил, не подумав, ведь давал же себе зарок: не открывать рта попусту!
— Ладно, прости. Я сам ее сюда притащил, а теперь на тебя ору. Просто я перенервничал. Прости. И не делай так больше, пожалуйста, — пробормотал я и отвел глаза.
Он усмехнулся, привстал, ухватил меня за руку и дернул на себя. Не ожидая подобного подвоха, я потерял равновесие и упал прямо на него, впечатавшись лицом в его плечо.
— Спасибо, — шепнул он прямо в мое ухо и взъерошил мои и так торчащие во все стороны волосы. — Ты не представляешь, как это приятно, когда на тебя орут, потому что беспокоятся.
— Всегда пожалуйста. Что-что, а орать я умею.
— Это семейное.
— Ну, да.
Я лежал, как идиот, в постели рядом с отцом, растрепанный, нелепый, говорил какую-то чушь и чувствовал, как совершенно неведомое мне чувство наполняет грудь. Мне было тепло, спокойно. И я ловил себя на мысли, как много я потерял. Если бы судьба сложилась по-другому, в моем детстве было бы много таких моментов. Я бы мог по утрам забегать в его спальню и будить, прыгая по постели, как это проделывала иногда Азарика. Мог бы, забравшись к нему на колени, рассказывать, как прошел мой день, или просто прижиматься к его груди и слушать, как бьется его сердце. Мог бы вместе с ним сварить свое первое зелье и взорвать свой первый котел, летать на метле, плавать в реке, играть в шахматы, слушать перед сном сказки и собирать башню из кубиков. Словом, делать все, что делают отец и сын. Наверное, это и есть детство. Детство, которого у меня не было. Так много я упустил, и это уже не вернешь. Сейчас я уже не ребенок, и было немного стыдно вот так валяться на постели у отца, с которым, к тому же, я познакомился всего каких-то пару недель назад. Хотя он, по-моему, так не считает. А может быть, он прав, не стоит городить стен из условностей, надо просто получать удовольствие от общения? От того, что имеешь?
— Пап?
— Что?
— Ты расскажешь, как там все прошло?
— Что, от любопытства умираешь? Ладно. Дай хоть оденусь, что ли. А то правда буду валяться до обеда. Как там наша непоседа? Часок на разговоры у нас есть?
— Она с Роззи. Думаю, да, если что, она нас сама найдет, ты же знаешь.
— О, да!
Я поднялся, устроился в кресле и стал наблюдать, как лорд Эвард, облаченный только в длинную ночную сорочку, ничуть не смущаясь своего внешнего вида, величественно отправился в гардеробную. Спустя пять минут он вышел совершенно преображенный, в безупречно отутюженных белоснежной шелковой рубашке и черных брюках. Элегантный, как всегда. Все-таки, интересно иногда посмотреть на себя со стороны. Хотя нет, не совсем на себя, при всем нашем внешнем сходстве я, наверное, никогда не буду так внушительно выглядеть. Лорд Принц, одним словом. Но основательно поразмыслить о своем внешнем виде мне, конечно, не дали.
— Пойдем в столовую. Я голоден, как гиппогриф во время перелета. За завтраком все тебе расскажу.
Не знаю, как ест гиппогриф, но голод лорда Принц нисколько не повлиял на изящество его манер. Намазывая тост сливочным маслом, отец не стал меня мучить и начал свой рассказ.
— Мы аппарировали вполне благополучно; я слегка опасался реакции Петунии, все-таки такой способ перемещения не привычен для магглов, но она повела себя молодцом. Вообще, она истинная леди, несмотря на происхождение. Такая сила характера.
Ты был прав, дом надежно укрыт. Дамблдор не пожалел сил и постарался на славу. Я лишь обнаружил нити внешних охранных чар. И ничего за ними. К счастью, как я и предполагал, Петуния смогла провести меня сквозь них. Скорее всего, они реагировали на грубое проникновение и наличие метки Темного Лорда, так что тебе в любом случае не стоит пока туда соваться. Но все это еще предстоит детально проверить. У меня просто не было на это ни времени, ни сил. Я нанесу визит достойной чете Дурслей через пару дней.
В общем, мы вполне благополучно вошли в дом. Очень милый, между прочим. Хотя я никогда не бывал в маггловских домах, так что мне не с чем сравнивать. В доме было тихо, никакой паники по случаю отсутствии хозяйки не наблюдалось. Кошмар начался чуть позже. Петуния держалась молодцом до самого момента, когда оказалась у дверей чулана. Затем…
Отец задумчиво покачал головой, как будто припоминая недавние события, и продолжил:
— Не знаю, что именно, по мнению твоего директора, должно было произойти для его вмешательства, но это было страшно, даже для меня. Я прекрасно понимаю, почему несчастная женщина сходила с ума.
Петуния рывком открыла дверь, и мы увидели маленького мальчика в углу чулана. Он лежал на каком-то матрасе, одетый в растянутый свитер, маленький, очень худой, по-моему, мокрый. Он испуганно смотрел на нас. Как звереныш из клетки. Петуния рухнула возле него на колени, прижала к себе и завыла. Тонко, страшно, как волчица зимой. На крик сверху прибежал ее муж, довольно крупный мужчина лет тридцати. Я не дал ему ничего сказать, просто с ходу проник в разум, прислонив предварительно спиной к стене. А то, не ровен час, свалился бы и голову себе пробил. Прямое проникновение в мозги не слишком этично, конечно, но у меня не было сил возиться и уговаривать. Тем более оказалось, что с ним, в принципе, все в порядке. Сойти с ума, как Петунии, у него не было предпосылок. Да, он вполне понимал и не одобрял в душе действий жены по отношению к ребенку, но большую часть времени просто отсутствовал. И вообще, как мужчина, практически не вмешивался в воспитание детей. Что в корне неверно, конечно, но не мне судить. К тому же его блок был направлен не на неприязнь, а на равнодушие. А для флегматика по жизни не обращать внимание на неприятные моменты — вполне в природе вещей. В общем, я не слишком миндальничал с ним. Вырвал блок, так сказать, с корнем. Ничего, лоб здоровый, выдержит. Кроме головной боли на пару дней, никаких последствий для его здоровья не будет.
К тому же, копаясь в его воспоминаниях напрямую, мне удалось установить кое-что весьма любопытное, первопричину блока. Петуния не могла этого запомнить, так была потрясена внезапной кончиной родителей и исчезновением сестры. Она ведь не видела Лили уже более года, с тех пор, как Дамблдор спрятал дом Поттеров. Вести от дочери изредка получала только миссис Эванс. Так что Петуния даже не могла сообщить сестре о смерти родителей и очень переживала. Но ее супруг не подвержен сильным эмоциям. Так вот, возле ребенка, которого они обнаружили на крыльце, лежало письмо. Очень похожее на то, что приходит с приглашением из Хогвартса. Написанное тем же почерком, с той же печатью. Предупреждая твой вопрос, отвечу: да, мне тоже приходило приглашение, только я не поехал учиться, в нашем роду Наследники учатся на дому, впрочем, я тебе уже говорил. А вот твоя мама настояла на учебе, ей было интересно, и наш отец не возражал. Но я отвлекся. Так вот, в письме было написано о гибели четы Поттер и просьба-приказ позаботиться о ребенке. Но это на первый взгляд. Между строк и скрывался код будущего поведения родственников Избранного. Нельзя отрицать гениальную простоту такого способа внушения. Никто из посторонних не увидел бы в послании ничего необычного, блок был направленного действия. И он попал в цель. Там же был приказ уничтожить послание после прочтения, что они и исполнили. Все было просчитано просто идеально, Дамблдор — гениальный стратег, он просчитался лишь в одном: не смог понять, что подобное поведение идет вразрез с внутренней сущностью Петунии. В самом конце письма, а Вернон Дурсль четко его запомнил, была милая такая приписка: “Удачи, Гарри Поттер!” О да, малыш, она бы точно тебе понадобилась.
— Какой негодяй!
У меня не было слов. Так цинично распоряжаться судьбами людей! Судьбой маленького ребенка. Круглого сироты.
— Вот и я о том же.
Отец допил кофе и незамедлительно продолжил:
— Закончив с мистером Дурслем, я помог ему устроиться в кресле в холле, и тут мой взгляд упал на зеркало. Обычное такое трюмо у самой двери. В нем отражались весь холл и поворот в кухню. К счастью, из-за настежь открытой двери то, что происходило в чулане, видно не было, как и мои манипуляции с Верноном. Так вот зеркало абсолютно точно было сквозным. Что ты знаешь о сквозных зеркалах?
