На Элфанисе, правда, сражались в основном магией, которой она не владела, но и мечники с лучниками тоже встречались. Да и брат, конечно, не подводил — обучал её бою в волчьем обличье, которое Илва любила гораздо больше человеческого. Оно и выносливей, и, чего греха таить, симпатичней, да и мир в нём ощущается более полным и настоящим. Чего только стоит тот самый запах магии, щекочущий ноздри при каждом обращении… за него можно что угодно отдать!
Даже бочку жареных осетров.
Вот и сейчас Илва, обратившись чёрношкурой волчицей, лениво и привычно разлеглась на крыше Небесной Резиденции, прикрыв глаза и вдыхая аромат воздушной магии. Она, наверное, не смогла бы описать его словами, даже если бы внезапно научилась пёстрой и возвышенной эльфийской речи, он был не похож ни на что другое, и здесь, у Резиденции, ощущался особенно ярко. Местные же остроухие жители давно привыкли к Илве и даже не вглядывались, пытаясь понять, что же это такое чёрное развалилось на белоснежных камнях воздушного дворца.
Приближение Сверра она учуяла сразу. Только от него исходил такой запах — словно стрелой пронзающий волны эльфийской магии — запах молодого волка, хвойного леса, элфанисских вечнозеленых трав и чего-то будоражаще огненного. Эта огненная нотка появилась около года назад, когда брат в очередной раз выбрался в этот свой Ведьмин лес. Тогда он принёс на своей одежде несколько длиннющих волосинок характерного тёмно-розового цвета, чем порядком Илву озадачил. Потом уж брат нехотя объяснил, что нашёл себе девушку среди того общества. Что он будет делать с девушкой из племени аар, она уж спрашивать не стала — Сверр явно не хотел об этом говорить, слыша её скептицизм. Не то чтобы Илва порицала межрасовые браки, но ей, право, хотелось бы посмотреть на ребёнка, который может получиться у вьёла и аары.
В том, что ребёнок рано или поздно появится, она не сомневалась — вьёлы выбирают себе одну пару на всю жизнь, да и аары тоже, вроде бы, не склонны к множественным связям. А если и склонны — за брата она любой ааре пасть порвёт, он достоин счастливой жизни. Если она только узнает, что что-то не так…
Сверр тем временем легко вскарабкался на крышу, даже не вытягивая когтей, которыми было очень удобно цепляться за выступы. Он всегда был потрясающе ловким и в этой ловкости превосходил свою сестру в разы. Взглянув на неё, он осуждающе покачал головой:
— Опять ты здесь, волчонок. Мы отправляемся через час, а ты прохлаждаешься. И не совестно тебе?
Илва замотала лохматой головой и совершенно бессовестно оскалилась, предвкушая его реакцию.
— Значит не совестно? Ну что же, сейчас будет.
Через секунду пахнуло звериной, вьёльей магией, и великолепнейший чёрный волк бросился на неё. Они покатились по крыше, обмениваясь шутливыми укусами и царапинами на грани боли, когда дружеская потасовка становится настоящей дракой. В конце концов, как более сильный и опытный, Сверр одержал верх, клыками схватил Илву за шкирку и хорошенько потряс. Она обиженно заворчала и использовала свой любимейший обманный манёвр — превратилась в человека. Зубы брата лязгнули у её шеи, а она, отрастив когти, вновь бросилась на него. Сверр тоже не медлил и немедленно вывернулся, перевоплощаясь в прыжке, и всем своим немаленьким даже в человеческом виде весом уселся на Илву сверху. Она для приличия ещё подрыгала руками и ногами, а потом затихла и со вздохом сообщила:
— Опять ты меня победил.
— У меня больше опыта, сестрица, — Сверр пожал плечами и поднялся на ноги, натягивая на себя сброшенную одежду. Эльфы, конечно, сшили им какие-то волшебные недобалахоны, которые на время превращения снимать не надо было, но всё же щеголять в одном исподнем по всему острову не хотелось. Что Илва, что Сверр предпочитали надевать поверх них относительно нормальную одежду. Лично Илве не шибко нравились воздушные голубые накидки — златовласые и бледнокожие эльфы с их тонкими чертами лица и хрупкими фигурами, конечно, выглядели в них превосходно и возвышенно-прекрасно, но Илва — смуглая, чёрноволосая, желтоглазая и не похожая по комплекции на тонкое деревце неопределённого пола — выглядела в них как чучело. Да даже тому же Сверру — высокому, поджарому и такому же смуглому, они шли гораздо больше, особенно когда он включал свой занудно-рассудительный режим.
— Илва, пойдём. Нужно забрать вещи и спускаться к остальным. Я и так с трудом уговорил их подождать нас, — поторопил её брат.
— Да, сейчас, — она растерянно смотрела на раскинувшиеся перед Резиденцией дома и сады, почему-то ощущая какую-то непонятную звериную тоску.
Сверр подошёл к ней сзади и обнял. Солнце расцветало в его волосах багровыми искрами.
— Мы ещё вернёмся. Мы ведь уезжаем с Элфаниса не навсегда, и будем дома максимум через полсезона. Не грусти, волчонок. Выполним задание и вернёмся, поиски не продлятся долго.
— Ты прав. Действительно, чего это я расклеилась? Не помню, чтобы была шибко сентиментальной, — Илва широко улыбнулась, скаля острые клыки, и первой спрыгнула с крыши, зацепилась за стену и шустро спустилась вниз.
Сверр покачал головой. Он знал, что возвращение на Элфанис будет совсем нескорым, но сестре — а имеет ли он право продолжать называть её сестрой после всего, что узнал? — не стоит говорить об этом.
Комментарий к Глава VIII. Стоило ли знать?
На этой радостной ноте так и не свершившейся романтики часть первая “Туманная ночь” завершается. Но впереди у нас ещё часть вторая, которая, возможно, тоже появится довольно скоро :)
И с праздником, конечно, милые дамы!
========== Часть вторая. Туман сгущается. Глава IX. Бой в скифьевой пещере ==========
42 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Земли руссов, Миро, Странный мир
Мирэд аккуратно спрыгнул на каменный пол пещеры и огляделся. Всю её заливал неровный голубоватый свет, исходящий от одеяния вождя Водяного Вихря. Блики воды белыми звёздами вспыхивали на крупинках драгоценного сизого металла, усеивающих каменные своды. Скифь! Как много её было здесь…
Мирэд неприязненно поморщился. Скифь была, пожалуй, самым редким ресурсом во всём Странном мире. Её добывали всего в нескольких рудниках по одной крупинке на тонну обычного камня, и одна эта крупинка стоила как маленький замок, ведь даже с её помощью можно было натворить многое. Скифь была, прежде всего, оружием. Однако из неё не делали ни мечей, ни секир, ни посохов — слишком уж мало её было. Её использовали иначе. В “малых дозах”.
Достаточно было иметь небольшой ножичек или кинжал, да даже иголку, и уже можно было легко устранять своих врагов — ранения от скифи заживали с трудом, а она, единожды испив чьей-то крови, оставалась в ней навсегда. Мельчайшие частицы разносились кровью по всему телу, и при повторном соприкосновении с сизым металлом взрывались, разрывая кожу и внутренности, оставляя от прежде живого существа лишь ошмётки плоти.
А ещё она напрочь блокировала расовую магию Забирающих. В скифьевой пещере Мирэд чувствовал себя как в капкане, в который он к тому же зашёл добровольно.
Вроде ты и сильный могучий зверь, но здесь, в клетке из скифи, ты слабее слепого новорожденного котёнка.
Но всё же и это не было самым страшным её свойством.
Скифь разъедала душу. Любая рана на теле равнялась ране на душе, а уничтожение тела — и её уничтожению. Мирэд не знал, как это работает, почему какой-то металл способен влиять на душу, неподвластную никому, кроме демиургов, как соотносятся раны на ней и на теле. Он не знал, но боялся. Помимо блокировки способностей Забирающих, скифь была тем единственным средством, что могло по-настоящему навредить тёмным.
У них было множество недоброжелателей из числа тех, кто не чтил Семерых. Те, кто ещё помнили о древних демиургах, создавших Странный мир, могли пусть и не принимать служения Смерти, но понимать и уважать его. Все ведь служили своим богам по-разному: кто-то — молясь в храме, а кто-то — выполняя неясные туманные поручения, смысл которых познать, наверное, могли только сами демиурги.
