Из прорех в белёсом мареве по глазам лупанул яркий свет. И по ушам тут же пилой звезданул скрежет сминаемого металла.

Добившим до конца сюрпризом стало пришедшее через секунду понимание, что устроившая концерт пила у меня в руках.

Выходило, это я только что с какого-то перепуга взрезал зубастым диском сверкающий стальной борт новенького фургона «Газели» – название машины, возле которой я оказался, само собой всплыло в пустой голове.

Перед глазами тут же вспыхнули красные строки сообщения:

Едва я успел дочитать сообщение до конца, как в левой руке раздался хруст.

Сморгнув красные строки, я посмотрел на отломившуюся от пилы нижнюю ручку со свисающим вниз проводом. Лишённый электричества массивный агрегат, заметно провисший в удерживаемой за вторую ручку правой руке, и не подумал прекратить вращение зубастого диска.

Невольно задержав взгляд на неугомонной пиле, я чуть по новой не всадил её в злосчастный борт «Газели», когда вдруг сбоку от агрегата появились зелёные строчки убористого текста:

От греха подальше я отодвинул опасный диск за спину, подальше от машины и своих ног.

Из описания агрегата с ходу понял только «шестизубый» – у круга реально было шесть длинных и искривлённых в сторону вращения зубьев с мой средний палец высотой.

Ещё в пустыне памяти проклюнулся очередной росток воспоминай на «рихтовочный аппарат», но всплывшая в голове картинка разительно отличалась от пилы-Шпоры в моей руке. Достоверность воспоминания подтвердила очередная загоревшаяся красная строка сообщения:

Я сморгнул уведомление, и сравнил Шпору с картинкой в голове.

Оба аппарата имели по две ручки – правда, у Шпоры они было вдвое длиннее и нижняя отломилась, но изначально-то она была, и доказательство её существования я до сих пор держу в левой руке. Ещё у каждого аппарата сбоку крепится массивный толстый диск. Только на картинке в голове это был сплошной круг с мелкоячеистой насечкой по широкой кромке, как у напильника, удобный для стачивания разного рода дефектов типа грубого следа сварки или штамповочного брака в виде наплывов металла на гладкой поверхности штамповки. А на Шпоре такого же размера круг трансформировался в хищную зубастую пилу. На этом сходство рихтовочных аппаратов заканчивалось.

Корпус аппарата с картинки был как пятилитровая пивная банка, пузатый и компактный, с диском-напильником на боку. Корпус же Шпоры имел форму длинной узкой трубы, с загибом на конце, к которому и крепился вращающийся диск-пила.

Да, я не оговорился, зубастый диск на Шпоре, игноря отсутствие электричества, продолжал вращаться, честно выдавая заявленные в описании 222 оборота в минуту. Вертелся, как грёбаный флюгер в ураган. Только ни урагана, ни даже лёгкого сквознячка вокруг него не было и в помине. Чертовщина какая-то, да и только.

Перед глазами загорелась очередная красная строчка, поощряющая воспоминая о флюгере и урагане:

От дальнейшего сравнения аппаратов меня отвлёк злой окрик подскочившего красномордого мужика в синей рабочей спецовке и серых штанах. Кстати, на мне была точно такая же униформа.

– Кэмел, мля! Ты чё творишь, бесов сын?!

– И тебе, дядя, здрасте, – на всякий случай вежливо откликнулся я. – Только ты что-то паришь, никакой я не Кэмел.

За спиной мужика я увидел огромное светлое помещение из железа и бетона, и в пустой голове тут же всплыло воспоминание о рихтовочном цехе. Красные строки перед глазами, оповестив об очередном повышении характеристики «Познание скрытого», подтвердили правильность догадки.

По полу цеха с черепашьей скоростью ползли вперёд две параллельные линии конвейера. На одной из них сейчас стоял я, возле продырявленного кузова «Газели». На второй линии тоже была «Газель» с парой копошащихся возле неё работяг. Но тот фургон уже почти добрался до конца цеха, и от работающих там парней меня отделяло расстояние в добрую сотню метров.

– Опять на работу датый пришёл! – продолжил наезжать заскочивший на мою ленту скандалист. – Кэмел, у тебя уже было последнее предупреждение! Всё, моё терпенье лопнуло!

– Да не Кэмел я. У меня вообще-то имя есть.

– Мля! Двадцать лет был Кэмелом, горя не знали, а теперь «У меня имя есть», – передразнил мужик и, заметив рваную дыру на борту фургона, аж затрясся от бешенства.

– Мать моя женщина! – оттеснив меня плечом от «Газели», он ощупал края вспоротого металла, открыл дверь, заглянул в салон и исследовал повреждение изнутри.

Пока осматривал, сбоку от мужика загорелись зелёные строчки, точь-в-точь, как висящие рядом со Шпорой:

– И чем же ты, чудила недоделанный, такую беду сотворил? – по новой насел на меня Митрич, закончив осмотр.

– Этим вот, – отбросив обломок второй ручки с проводом, я обеими руками приподнял Шпору за первую рукоять.

И был приятно удивлён лёгкости, с которой удалось это проделать.

Подтверждая свой брутальный вид, Шпора весила килограммов десять, не меньше. Но руки, словно под воздействием невидимого стимулятора, вдруг буквально налились силой и играючи зафиксировали тяжёлый аппарат на весу.

Проверяя неожиданно открывшийся талант силача, я убрал с рукояти левую руку и даже не удивился, когда Шпора даже не дрогнула, оставшись в одной правой.

– Что за хрень ты мне под нос суёшь?!

– Рихтовочный аппарат.

– Мля, Кэмел, ты сегодня до инфаркта что ли довести меня вздумал! Какой, к чертям, это аппарат?!

– Шестизубый персональный…

– Всё, чудила, достал! – перебил мужик, схватив загнутый конец Шпоры у основания вращающейся пилы, и резко потянул на себя.

Признаюсь, я не был готов к такому повороту. Рывок застал меня врасплох. Но ладонь и пальцы правой руки словно приросли к ручке Шпоры, так что вырвать у меня аппарат Митричу не удалось ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего…

– Митрич, ты чего! – возмутился я, хватаясь левой за издёрганную кисть правой руки.

– Я те покажу! Ща ты у меня попляшешь! – Митрича заклинило на желании вырвать у меня Шпору. Его и без того злая красная рожа исказилась в безумной ухмылке маньяка. С уголков губ потянулись нитки слюны. – Кровью, сука, умоешься за свои выкрутасы!

– Мужик, успокойся!

– Кровью, сука! КРРР!.. – он дёрнул Шпору так сильно, что поскользнулся. Падая, потащил за собой вращающийся диск, и воткнул его себе в горло.

Всё случилось так быстро, что я ничего не успел сделать. Отдёрнул Шпору назад, когда из широкого разреза уже брызнул фонтан крови.

Схватившийся за горло Митрич, лёжа на полу, ещё пару секунд пытался что-то говорить. Но вместо слов изо рта вырывались только кровавые брызги. Потом он забился в судорогах, расслабился и затих. А кровь продолжала точками выплёскиваться из развороченного горла, разливаясь на полу возле головы в широкую лужу.

Зелёные строки рядом с Митричем заморгали и погасли.

– Да как так-то, – пробормотал я, растерянно озираясь по сторонам.