— Будьте осторожней, лева Радан. Не нравится мне все это.

Радан кивнул, учтиво попрощался и вслед за невестой зашагал, на спине своей взгляд сенельца чувствуя.

Луна, луна… Что же ты делаешь с людьми, небесная странница? Почему сердце то в тоске-кручинушке заходится, а то к небесам взлететь просит? Жемчужной кисеей мир накрываешь. Кому сон крепкий, кому томление сладкое, кому грусть, кому ласки до утра.

Стоит Дея у окна. Тонкое льняное исподнее насквозь лунным светом пропитано. Волосы распущенные по плечам расплескались. Под рубахой до пят тело ладное угадывается. Радан шаг, другой к милой делает. Половица скрипнула. Облаком жемчужным кудри засверкали. Обернулась, улыбнулась ласково. Не нужны слова, милый! Всё Луна за нас сказала, всё ночь волшебная сотворила, намешала, головы вскружив.

Поднял на руки любимую. Как же красива Дея! Взглядом страстным обожгла, руками нежными шею обвила, поцелуем жарким в губы впилась. Лёгкая словно пушинка.

Осторожно, как драгоценность величайшую, к ложу понёс, уложил, рубаху на живот откинул. Беззащитная и желанная Дея. Губами приник к жаркому шёлку кожи, колени и бёдра поцелуями покрывая, пальцами лоно лаская. Сладко стонет Дея. Нежность волной к горлу Радана подкатывает. Осторожно на живот милую перевернул, до спины рубаху задрал. Ладони под живот просунул, притянул к себе. Выгнулась красавица, ягодицы жаром бёдра Радану обожгли. Когда плоть восставшая Деи коснулась, вздрогнула красавица, задрожала от страсти. Глубже… Глубже… Стон сладкий. Руки молодца груди милой сжали. Застыл на секунду, потом задвигался, любимую и себя ублажая. Тени по горнице свой танец танцуют. И только одна неподвижно застыла. Девица рыжая со двора в окно смотрит, ухмыляется.

Холод лапой когтистой сердце сжал. Крик из груди рвётся, да не продохнуть, не набрать воздуха. Ужас Радана из сна выдернул, словно кутёнка какого. Комнату всё ещё луна освещает. Только тени длиннее стали. Что же разбудило его? Кошмар, который не вспомнить, или крик… Крик! Дея! Нет милой рядом. Дверь в горницу нараспашку. А там любка его. Мёртвая? Сомлевшая? Тело белоснежное на руках когтистых куклой безжизненной висит. Глаза твари лесной охряным блеском горят.

— Дея!

Себя не помня, на ноги вскочил молодец. С голыми руками на зверя броситься хотел, да куда там… Быстрая тварь лесная, что ветер. Миг, и уже у калитки. Остановилась, повернулась. Клыки острые скалит. Слюна тягучая Дее на грудь капает. С вызовом смотрит. Попробуй, догони. Пасть распахнула.

«Чу… Ха…»

Словно выплюнула.

Только палаш из ножен выдернул парень, босым, в одних подштанниках в лунную ночь выскочил.

А зверь словно играет с ним. Отбежит вниз по улице, и врага своего дожидается. Понимает Радан, что его от дома уводят. Что тревогу надо поднять, солдат к себе призывая, да язык словно к нёбу прирос. Боится спугнуть зверя лесного. Ещё боится, что злобу в нём криком пробудит. Этакой образине стоит только лапой махнуть, и кровью истечёт Дея. Так и очутились у реки. Тут тварь уже не застыла, дожидаясь Радана. В воду вошла, поплыла на тот берег. Туда, где Темнолесье почти к самой воде подступает. Лишь одна надежда, что голову Деи над водой держит. Значит хранит и сгубить не хочет. Ни секунды молодец не думал. Мигом следом в воду вошёл. А чудище в минуту реку переплыло, на берег вышло, отряхнулось. На корточки уселось, Радана дожидаясь. Дея в ногах его лежит.

Ступил молодец на берег, и в тот же миг бросилась на него тварь лесная, с ног сбила, да к земле придавила. Ни палашом парень махнуть не успел, ни кулаком зверя приложить. Словно медведь на грудь ему уселся. Все кости затрещали. Подняла тварь голову кабанью кверху, зашипела, заклекотала.

«Чу ха, чу…хха!»

Словно зовёт кого.

Рванулся Радан, но когти грудь легонько кольнули. Не забалуешь.

Стаю он что ли созывает?

И тут что-то большое и тяжёлое в тварь ударилось. Тяжесть исчезла. Скатился с Радана зверь. Парень, недолго думая, к палашу бросился, а когда оглянулся, застыл поражённый. На берегу уж два огромных чудища друг другу бока дерут. Один тот, что Дею утащил, другой чёрный, в два раза больше. Этот на льва похож. Только хвост куцый, а вместо гривы гребень костяной вдоль хребта, что рогом на лбу оканчивается. Добычу делят? Вот удача так удача! Надо успеть убежать от тварей. И Дею унести.

Радан оглянулся вокруг, застыл растеряно. Нигде на берегу милой его не видно. Вот и борозды глубокие в гальке. Здесь чудище на берег выбиралось. Вот тут он Дею на землю положил.

Пока стоял так парень, новый зверь шею похитителю сломал. Рыкнул довольно, потом мягкой поступью к вояке шагнул. Тот тут же палаш вперёд себя выставил, желая жизнь подороже продать. Зверь короткий кошачий нос наморщил, оскалился и выдохнул:

— Дурррак! Ррр…

Икнул от удивления Радан, но палаш не отпустил. Мало ли в округе говорящих зверей бродит? Темнолесье и не на такое способно. Пока прикидывал, как поудобней рубануть, зверь меняться стал. И минуты не прошло, как бородатым мужиком обернулся. Взгляд грозный, одежда простая, крестьянская. Домотканые штаны да рубаха, верёвкой подвязанная.

— Дурак, — повторил перевёртыш, — хватит железкой своей в меня тыкать. Неровён час, осерчаю, отберу и по мягким местам как розгой пройдусь, чтоб малость ума вбить.

Парень раскрыв рот стоит, палаш всё не опускает.

— А ты к-кто? — спрашивает, заикаясь.

Хитро прищурился мужик, подбоченился.

— Сам не догадываешься?

Подумал с секунду Радан, потом молвил:

— Егерь? Егерь Темнолесья?

— А ты не такой дурак, как я погляжу. Давай, прояви еще смекалки малость. Хотя, нет. Недосуг сейчас загадки разгадывать. На тот берег тебе надо срочно. Нам повезло, что Стешкин слуга по своей воле тебя в лес подманил, хозяйке угождая. С самой хозяйкой я ничего поделать не смог бы. Но звал он её. Поди уж спешит через лес со свитой своей. С ней я не справлюсь.

— Без Деи никуда не пойду!

Радан палаш опустил, но и шаг к лесу сделал, словно Егерь его силком в деревню мог отволочь.

Хохотнул мужик.

— Нет, всё-таки ты дурень. Голову тебе зверь заморочил. Дома спит любка твоя, в своей постельке. Стешку или её слуг в деревню пригласить можно. Тогда они хозяевами туда придут. А сами туда сунуться не могут. Вот он морок и навёл, тебя, дурака, призывая. Знал, что за невестой в лес попрёшься. А сам на этом берегу сидел, тебя дожидался.

Что-то подсказало Радану, что не врёт колдун колдунов. Что и правда видением была Дея, в лапы лесной твари попавшая. И еще мысль мелькнула.

— Но ведь прошлой ночью слуга Стешки следы оставил!

Затрещали сучья в глубине леса. Что-то огромное через чащу к ним спешит.

— Хватит языком трепать, балабол! — рявкнул Егерь. — Брысь за реку. Потом поговорим!

Снова чудищем колдун обернулся, и рванул вниз вдоль берега, а Радан, времени не теряя, в воду прыгнул. Когда на тот берег выплыл да оглянулся — застыла кровь в жилах. Стешка верхом на одном из слуг прискакала, вся свора вокруг неё кружит, беснуется. Следы нюхает. Десять пар жёлтых глаз парня сверлят, да ни одна тварь в воду не суётся. Приподняла платье дорогое рыжая красавица, ногу через загривок слуги перекинула, сходя. На секунду ножки белые мелькнули в лунном свете. Радану показалось, что и треугольник волос возле лона заметил. Таких же рыжих. Из сна. Стоит девица на берегу. Бесстыдно подол в руке теребит, все прелести напоказ выставив. Улыбается улыбкой хитрой. Словно волк скалится.

Плюнул себе под ноги парень, отвернулся от тварей лесных, шаг вверх по улице сделал. И тут ноги его подкосились со страха. Как вся эта свора через реку так быстро перебралась? Или это другие? В обход пошли? Стоят полукругом, скалятся. Обратно в реку загоняют. Видать, приказа хозяйки ждут, чтобы броситься.

Вновь к Стешке Радан обернулся. А она уже прилегла на берегу. Ножки полусогнутые раздвинула, да пальчиком парня манит.