Элайджа же, оказавшись рядом, напротив, быстро обхватил художницу за худые плечи — вся она теперь казалась какой-то поломанной-сломанной, субтильной и такой маленькой, что сердце замирало — и прислонил безвольно мотнувшуюся голову к своему плечу. Под бледной кожей от движения нелепо двинулись вырванные и сломанные кости.

Майклсон одним быстрым укусом вспорол себе запястье, и приложил к губам девушки, но никак не смог сделать то, что замыслил — голова не фиксировалась в одном положение, а у Первородного была слишком сильная дрожь, чтобы удержать ее на месте, да и вторая рука была занята.

Деймон болезненно застонал, и Элайджа метнул в него быстрый взгляд.

— Держи ее голову.

— Нет, Элайджа…

— Мы успеем. Немного крови, и она превратится.

— Элайджа…

— Я не могу ее потерять, не могу!

— Элайджа! — крикнул Деймон, вскидывая вперед руку и хватая Первородного за плечо, безжалостно мня дорогую ткань пиджака. Элайджа посмотрел на Деймона с испугом и примесью какого-то отстранённого интереса, будто видел вампира впервые. Его руки, державшие Аддерли, все еще крупно дрожали. Деймон, бросив только один взгляд на застывшее лицо подруги, медленно опустил руку и одним движением закрыл широко распахнутые глаза Кайли. Сглотнув слюну, подавив отчаянный рев, который родился где-то внутри из неожиданно образовавшейся пустоты, Деймон посмотрел в лицо Элайджи, с которым его навеки связало одно горе, и произнес четко и скорбно. — Она мертва, Элайджа. Все кончено. Она умерла. Кайли мертва.

***

Ее тело занесли в дом, и Элайджа поднялся наверх, аккуратно укладывая тело возлюбленной на развороченную постель. Первородный криво усмехнулся, несколько секунд постояв над телом: только сегодня утром он любил Кайли на этой самой кровати, слушая ее тихие стоны, и смех, когда он позволил перевернуть себя на спину. Он обещал себе беречь ее, свозить в какую-нибудь забегаловку, а ночью заняться пассивным, медленным, нежным сексом, а утром дать ей поспать и…

Ничего не будет. Ничего уже не будет, потому что та, на которую Элайджа рискнул возложить все свои мечты, сейчас лежит мертвая на этой самой кровати. Кожа Кайли бледная-бледная, и Элайджа пытается понять, всегда ли она была такой, или же просто так случилось… сейчас.

Кайли выглядит так умиротворённо, будто спит, а Элайджу едва ли не тошнит от мысли, когда он представляет, как будет смотреться на черной мраморной табличке гравировка «Кайли Фрэнсис Аддерли, 2 ноября 1987 — 7 ноября 2010».

«Интересно, — отстранено думает Майклсон, неосознанно прикасаясь к красивому, будто бы выточенному из камня лицу. — Как и что Деймон скажет ее родителям? Что их дочь упала и сломала шею? Что она попала в аварию? Или что на нее напал маньяк?»

Элайджа мог бы спасти ее от всего этого, но видимо где-то замедлился и не успел.

Майклсон прикрывает дверь и спускается вниз.

Нельзя было, ох, нельзя было впускать ее так далеко и глубоко. Элайджа понимает — это не временно, это навсегда. Он ошибся, где-то сделал неправильный ход и Кайли внезапно оказалась его смыслом, его жизнью, просто его…В череде событий он обрел ее и в череде событий он потерял ее. Возможно, им надо было найти друг друга, но почему тогда сейчас Элайджа остался без Кайли, в стремительно затягивающейся темноте.

Деймон сидел на диване, раскинув руки, в правой был зажат бокал с виски. Его отстраненный, холодный взгляд был устремлен на выключенный телевизор. У его ног сидел бульдог Росмэн, как-то преданно и жалостливо пытался заглянуть в глаза Сальваторе, будто надеясь, что ему сейчас объяснят, что произошло с его хозяйкой. Деймон подрагивал, то ли от злости, то ли все еще от невозможности принять произошедшее. В абсолютной тишине продолжал пить виски, будто ничего такого не произошло, и Кайли сейчас спустится вниз, и Сальваторе кинет что-то такое насмешливо-ласковое про ее опоздание.

И когда Элайджа уже было собирался что-то сказать, Деймон, не меняя позы, выдал:

— Я не могу на него смотреть.

— Что? — переспросил сбитый с мысли Майклсон, непонимающе хмурясь.

— Пес. Я не могу на него смотреть. Это из-за него она вышла… — вампир сжал бокал в руках, и Древний подумал, что тот сейчас разлететься на несколько осколков, но Деймон неожиданно вскочил и запустил бокал с недопитым напитком в стену, немного выше уровня головы пса. — Слышишь, тупая ты псина?! Это из-за тебя она вышла!!! Это из-за тебя она попала к Аларику!!! Из-за тебя!!!

Продолжая кричать на бульдога, Деймон направлялся в его сторону, пригнувшись, как барс перед прыжком. Его лицо исказил оскал. Росмэн, скуля и тявкая, будто зовя хозяйку, отползал в сторону от надвигающегося вампира, пытаясь встать на больную лапу, но в итоге лишь полз куда-то в угол, таща за собой сломанную лапку. И не прекращал скулить, будто веря, что Кайли сейчас спуститься и спасет его.

Когда деваться Росмэну уже было некуда, а Деймон оказался рядом с ним, Элайджа сначала подумал, что вампир сейчас разорвет пса на куски. А потом сожжет дом, и уничтожит все, что напоминало бы о Кайли Фрэнсис Аддерли.

Но Деймон поступает иначе. Он падает на колени перед травмированным псом, как совсем недавно перед телом лучшей подруги, тянет руки и обнимает бульдога, начиная медленно раскачиваться взад и вперед. Росмэн скулит, а потом тычется носом в щеку Сальваторе и неуверенно лежит.

— Она умерла, — глухо проговорил Деймон, обращаясь будто не к Элайдже, а к Росмэну, или к самому себе. — Почему она? Почему не Кэролайн, почему не кто-то еще, почему она? Кайли, которая никогда никого… — Сальваторе болезненно сглотнул. — Почему она? За что? За мои грехи? Так пусть мироздание раздавит меня, это же справедливее.

— Тогда уж за наши грехи.

Чувствуя необходимость этого действия, Майклсон подошел к вампиру, который сейчас поразительно передавал весь спектр скорбящего и горящего человека, и положил руку на плечо, крепко сжимая. В этот момент он чувствовал тоже, что и Деймон раньше — их навеки связало одно горе, одна потеря. Одна девушка. Одно имя.

«Покой, — подумал Деймон. — Покой существует. Он живёт во всем, что нам дорого. Это и есть обещание покоя, что однажды, после долгой жизни, мы снова найдём друг друга».

Телефона трель разорвала повисшую тишину. Деймон вздрогнул и тряхнул плечом, скидывая руку Элайджи, но тот уже и сам убрал ее, доставая из кармана аппарат. Лаконичное «Никлаус» он увидел лишь краем глаза, продолжая смотреть на то, как Деймон Сальваторе продолжал стоять на коленях, обнимая скулящего бульдога, и медленно раскачиваться из стороны в сторону.

========== Его надо убить ==========

— Его надо убить, — это первое, что слышит Никлаус, когда его брат берет трубку. Ник раздраженно выдыхает — пару минут назад буквально у него из-под носа Стефан и Тайлер увели Елену, так еще и выяснилось, что Аларик связан с двойников — умрет один и другой не задержится на этом свете, поэтому ничего удивительного в том, что Никлаус сразу начинает злиться.

— Нельзя, — коротко отвечает Клаус. — Аларик умрет — и Елена тоже.

Никлаус коротко излагает всю суть ситуации, но если бы сейчас он видел лицо старшего брата, понял бы — все бесполезно. В Элайджу надо воткнуть кинжал и спрятать в гробу лет на девяносто, пока Елена не умрет вместе с Алариком — вот тогда Элайджа не пойдет за ним. Только собственная нейтрализация будет достаточно веским поводом, чтобы не оплатить жизнь Кайли.

Элайджа равнодушно смотрит в одну точку, и весь его вид говорит о том, что сказанное Клаусом мужчина не воспринимает.

Никлаус пытался давить на человечность Элайджи, говоря о Елене и ее достоинствах, но вдруг его прервал громкий, надрывный хохот Сальваторе. Он бережно опустил пса на пол, и воскликнул:

— А плевать! Пускай отмучается «старушка».

— Деймон-Деймон, — протянул Клаус, кажется, сильно обескураженный такой реакцией Сальваторе. — Неужели ревность настолько сильно одолела тебя.

— Он убил ее, Никлаус. Аларик убил Кайли, — выдавил из себя Элайджа раньше, чем Никлаус продолжил бы петь дифирамбы Елене. Где-то в уголке его сознания закралась шальная мысль, что Елена тоже виновата в том, что случилось… Ведь она была жива.