Проснувшись в одиночестве, он испытал небольшое разочарование: раньше, когда за эти года бесплодного преследования Катерины, у него были связи с представительницами прекрасного пола, то обычно именно Майклсон был тем, кто уходил раньше. Просыпаться пусть и с красивыми, и вкусно пахнущими, но абсолютно чужими девушками Элайджа не испытывал никакого желания. Он с вечера внушал мысль о том, что на утро все забудется, и со спокойной совестью покидал дом своей любовницы-на-несколько-часов.
Но в это утро, с Кайли, все было по-другому. Элайдже хотелось проснуться рядом с ней, потому что ночью вампир явственно ощущал теплые руки вокруг себя, и с не меньшим наслаждением сам обвивал хрупкое, тепло тело рядом с собой. А утром проснулся один. И хотя Кайли явно старалась для их совместного завтрака, Элайджа испытывал легкое неудовлетворённое. В конце концов, ночь прошла прекрасно, и повторить это утром. Конечно, это и сейчас представлялось более чем возможным, и все же…
Но недовольство прошло быстро. Оставив пиджак висеть на стуле в комнате, и не до конца застегнув рубашку, Элайджа босиком вышел в коридор и практически сразу почувствовал сильный запах красок. Древний глубоко вдохнул запах, и поняв, что очевидно рядом находится мастерская Кайли — одевавшись с утра, он отметил, что для художницы у Аддерли почти совсем нет ничего в комнате. Лишь несколько аккуратно сложенных альбом и цветные карандаши. Ничего. И хотя Элайджа понравилась обстановка в комнате, это казалось странным.
Сейчас же ответ быстро нашелся. Кайли, как любой практичный человек, разграничивала зону работы, не допуская ту в личную обитель. И Майклсону представился прекрасный шанс посмотреть на место, где работала кареглазая красавица.
Он тихо открыл дверь, и едва ли не рассмеялся. Комната была огромной, освещенная солнечным светом из больших панорамных окон. И ладно бы это, но Майклсона рассмешило то, какой контраст составляли идеально убранные комнаты всего дома с этой, в которой царил полнейших хаос.
Несколько расставленных в хаотичном порядке мольбертов из светлого дерева, к которым прикреплялись незаконченные картины разного плана: городской пейзаж какого-то города, пейзаж Мистик-Фоллс, портрет Деймона, автопортрет самой Кайли и — это заинтересовала Элайджу больше всего — рисунок его с семьей с недавнего бала. Элайджа подошел ближе, рассматривая себя, Ребекку, Клауса, Кола и Финна. Аддерли явно преуменьшала свои таланты: семья Первородных была передана необычайно точно, сохранив мельчайшие детали своей внешности.
— Надо что-то делать с твоей оценкой собственных талантов, — пробормотал вампир.
У стен стояло много-много картин, с совершенно разными сюжетами. Элайджа смог разглядеть иллюстрацию к, как он решил, одному из отрывков «Гамлета», а именно к тому моменту, когда принц датский разговаривал со своей матерью-королевой. Некоторые висели, а не лежали, к примеру портрет Деймона Сальваторе в классическом костюме девятнадцатого века. Лицо вампира было серьезно, он сосредоточенно смотрел с рисунка в комнату, и Майклсон даже представить не мог, сколько он позировал, и сколько Кайли его рисовала.
В помещении также стояло несколько шкафов, на которых лежали толстые папки, бережно хранившие рисунки. Элайджа подходит ближе и берет одну наугад. «Лошади-1» выведено каллиграфическим подчерком на папке, и древний открывает ее — бережно, чтобы не растерять рисунки. Те скреплены скрепками по десять штук, и Элайджа присматривает каждый. Цветные и черно-белые карандашные зарисовки благородных скакунов, рисунки, выполненные акварелью, пастелью, даже гуашью. Кайли рисовала лошадей в беге, в стойлах, на лугах, с наездниками — множества вариантов. На нескольких изображений представлена сама Кайли рядом с животными.
Один рисунок отделялся от остальных — он был спрятан за маленькой вставкой в самом конце папки, и Элайджа щурит глаза, рассматривая его. Он сразу понимает, что эта работа не принадлежит Кайли, слишком уж различен почерк. С сильным нажимом, используя только серый, черный, белый и коричневый оттенок, неизвестный художник изобразил Аддерли в платье века девятнадцатого. Девушка сидит на коне, вставшем на дыбы, но взгляд карих глаз направлен прямо на рисующего. Потрясающая картина, хотя рисовальщику явно не хватало мастерства.
«Конная ферма Пибер, 2009. P.S. но душой 1899» — гласила надпись в уголке, и рядом была выведена замысловатая подпись, в которой угадывалась фамилия Сальваторе. Что же, теперь было ясно, кто являлся автором сего изображения
— Значит, лошади, — вслух сказал Элайджа, закрывая папку и убирая ее на место. У него появился небольшой план, как можно удивить влюбленную кареглазую девушку.
Освежившись в душе, Элайджа направился на кухню, откуда доносился звон посуды, свидетельствующий о том, что Кайли действительно занималась завтраком. В гостиной спал ее бульдог, а сама девушка, под местные новости, готовила блинчики. Ароматный запах разносится по первому этажу, и бульдог Росмэн фырчит, словно желая намекнуть на свои желания, но Аддерли даже не поворачивается в его сторону.
На столе уже стоят вазочки с вареньем, сметаной, сгущённым молоком, и даже порезанными фруктами, а еще несколько готовых тостов. Элайджа улыбается и щелкает выключателем на пульте, чтобы чужие проблемы не ворвались в их такое хорошее утро, и прежде чем Кайли понимает, что к чему, Майклсон оказывается рядом с ней.
— Привет, Кайли, — ласково проговорил он, прижимаясь к ней со спины. — Я хотел встретить утро в постели вместе с красивой, сексуальной девушкой, но ты жестоко обломала мои планы.
— Ты встретил его в постели красивой девушки, пока она готовила завтрак, — игриво хихикает художницы, не отрываясь от своего занятия. — Потому что вампира тоже надо кормить завтраками. Или дать тебе вскрыть мне вены?
— Ты права, после такой ночи я чертовски голоден. Но блинчики тоже звучат неплохо. А потом я могу исправить одну оплошность этого утра и утащить свою красавицу в ее постель, — соблазнительно шепчет вампир, прикасаясь губами к ушку Аддерли.
Кайли громко рассмеялась. Ей до сих пор с трудом верилось в реальность всего происходящего. Ощущая прикосновения холодных рук Первородного, его настойчивых губ, она буквально тонула в тягучем, как патока, обволакивающем осознании того, что это самое безмятежное и идиллическое утро в ее жизни. И рядом с ней был один из лучших вампиров ее жизни. Дело было даже не в мужественной внешности. И хотя привлекательности ее любовнику было не занимать, ночью, да и сейчас, художницу будоражило другое —исходящая от него сила. И власть, которой хотелось подчиниться.
Не дождавшись окончания приготовления блинчиков, Майклсон все-таки исполняет свою угрозу, и хотя встали они с Кайли рано — часы показывали только девять утра — постель они покинули ближе к двум часам дня.
— Лошади? — тянет Кайли, переворачиваясь на живот и смотря на то, как Элайджа в этот раз одевается целиком. — Почему именно… Ты что, видел мои рисунки?!
— Сама виновата, — сказал Элайджа, застегивая манжеты рубашки. — Не надо было оставлять меня утром одного.
— Ах, ты! — взвизгнула Кайли, запустив в вампира подушкой. Элайджа ее поймал и хрипло рассмеялся, после чего метнулся вперед и резким выпадом прижал художницу к постели. Кайли взбрыкнулась, и в возмущении открыла рот, чтобы что-то возразить, но древний порывисто заткнул ее, проводя языком по губам, и ловко проталкиваясь между них.
Кайли замычала, но на откровенный поцелуй ответила с охотой. Отстранившись, Элайджа провел рукой по мягким волосам и улыбнулся.
— Я приеду часа через два, — сообщил он. — Будь готова.
— Хорошо, — кивнула Аддерли. — Верховая езда… Надеюсь, не сломаю себе шею в первые пять минут.
— Не допущу, — улыбнулся Элайджа, поцеловав девушку в висок. Аддерли подмигнула вампиру.
Проводив Майклсона, девушка, отбрасывая в сторону стереотипы о долгих женских сборах, быстро сверилась с погодой, после чего влезла в свои любимые черные джинсы, надела майку с кружевами по линии декольте, приготовила небольшой рюкзачок и рядом положила синюю толстовку — к вечеру обещали небольшой ветер. Собственно, засунув в рюкзачок флакончик духов, влажные салфетки и зеркало, Кайли этим закончила свои сборы. Она спустилась вниз, на кухню, зная, что вечером есть она захочет, но готовить не будет абсолютно никакого желания.
