Из-за приготовления к балу, Кайли совсем забыла, что у нее совсем нет нормальной еды. Поэтому девушка спустилась вниз, и придирчиво начала изучать содержимое холодильника. Продуктов было много, поэтому Кайли, собрав волосы в высокий хвост, принялась за одно из своих самых любимых дел — готовку.

Аддерли так же надеялась немного расслабиться в этом, и потерять счет времени, но как назло произошло совсем наоборот. Стрелки часов шли медленно, будто нехотя, и даже таймер на духовке, после того как художница поставила в нее картофельную запеканку, отсчитывал минуты медленно, действуя на нервы. Принявшись за десерт, девушка дала себе обещание как можно реже смотреть на часы. Включив какой-то музыкальный канал, Аддерли продолжала готовить, стараясь думать о тексте песен Фредди Меркьюри, а не о том, что двое ее любимых вампиров могли просто умереть сегодня, и не факт, что она успеет попрощаться хоть с одним из них.

И это при том, что Майклсоны точно не заслуживали такого.

«У тебя откровенно плохо получается не думать о плохом» — мысленно вздохнула художница, и прибавила звук. Фредди пел о том, что его любовь опасна, и Кайли криво усмехнулась. Предатель.

После плотно обеда, когда время все-таки соизволило перейти к отметке четырёх часов, Аддерли, плотно поев, поднялась в мастерскую, намереваясь провести там время до самой ночи.

Мастерская Аддерли была тем местом, где тяжелому року или просто року не было места. Кайли любила творить под нежные, даже трогательные песни о любви. Поэтому Деймон редко совался в эту часть дома. Иногда, правда, когда все было не так плохо, мог прийти и полежать на небольшом диванчике, на котором не помещались его длинные, модельные ноги. В такие моменты он молча наблюдал за тем, как Аддерли создает очередной шедевр, который позже назовет «обычной любительской работой».

Но сегодня изначально не был «все не так плохо» день, поэтому вместо классической песни из «Титаника», с которой начиналась любая творческая работа Аддерли, девушка включила ту песню, которую слушала, пока готовила. Фредди Меркьюри снова начал выводить «My love is dangerous».

«My love is dangerous, dangerous, my love is dangerous,

Always make you bleed, always make you bleed,

Always make you bleed - love is dangerous»

«Моя любовь опасна, опасна, моя любовь опасна,

Вытянет из тебя всю кровь, вытянет всю кровь,

Вытянет всю кровь — любовь опасна».

Аддерли занесла карандаш над листом и, прикрыв глаза, стала в такт музыке водить самым кончиком карандаша по холсту. Когда она открыла глаза, уже знала, что ей надо будет рисовать.

Сначала она изобразила Финна — быстрее всего, его точеный, словно высеченный из камня профиль врезался ей в память сильнее всего.

«— Вам идут бриллианты»

Потом — такие же четкие, но более плавные и мягкие черты Ребекки. Роковой красавицы, которая, при желании, могла бы разбить сердца всем мужчинам мира. И Кайли не была уверена, что та не занимается этим каждый понедельник после обеда.

«— Просто считай, что ты прошла кастинг»

Потому, в другой стороне от брата и сестры — Элайджа. Первородный, который покорил ее сердце. Слегка надменный, холодный аристократический взгляд.

«—Я прекрасно понимаю тебя. Просто молчи, Кайли. И дай мне поцеловать тебя наконец»

Кайли замерла на несколько секунд, а потом тряхнула головой и продолжала.

Клаус. В смокинге, мужчина, которого она в первую встречу приняла за байкера. Несмотря на его жёсткий и саркастичный характер, Кайли поняла одну очень сложную вещь — он был близок со своим старшим братом Элайджей, младшими братом Колом и сестрой Ребеккой.

«— Это грустно на самом деле. Такая девушка как ты заслуживает все балы мира»

И Кол. Первородный, который, очевидно, была куда более жесток, чем его братья и сестра. Кайли говорила с ним всего один раз, и, может, выводы были поспешными, но Кол создавал впечатление подростка, которого в детстве недолюбили родители. А может, так и было…

«— А вашим родителям сын не нужен?»

Аддерли опустила руку. Рисунок был лишь наброском, над ним надо было поработать еще, но Кайли почему-то замерла, внимательно глядя на него.

Ребекка. Кол. Клаус.

Элайджа.

Деймон.

Разве они все заслуживали смерти в этот вечер? Разве могли они умереть сегодня?

— I’m your one day ecstasy, next day no

/Эйфория на один день, на следующий — нет./ — повторила Аддерли слова песни.

Кайли продолжала смотреть на рисунок. Плотину прорвало. Горячие слезы побежали по щекам художницы, крупными каплями падая на испачканный в красках деревянный теплый пол. Девушка взревела, уронив лицо в ладони. Хрупкие плечи сотрясались в рыданиях. С каждым новым криком, Кайли сжималась в комочек. Осознание одиночества, несуразности происходящего, боли, обиды, убивало, разрывало на части.

Через несколько минут она просто сидела на полу, прислонившись к мольберту, иногда вздрагивая от рыданий. Кайли всегда была достаточно эмоциональной девушкой — каждую радость воспринимала как огромное счастье, а маленькие обиды ранили ее. После знакомства с Деймоном она научилась отделять важное от пустякового, но сейчас она плакала и не могла остановиться. Ей было больно, было страшно; дорогие ей люди были в опасности, а художница не могла сделать хоть что-то. Весь страх, боль и разочарования уходят вместе с её слезами. Она наконец позволила себе освободиться от этого.

С трудом вдыхая воздух, Аддерли поднялась. Ей так хотелось, чтоб кто-то был рядом в этот момент, но она осталась совсем одна в большом доме, и в этот раз не могла набрать номер Деймона, чтобы попросить его приехать. Да и не хотела — у него и без истерик подруги проблем хватало.

Кайли дотащилась до комнаты, утирая глаза. Ей еще в детстве говорили, что тереть глаза, когда плачешь — нельзя, они лишь больше покраснеют, но сейчас ей было все равно. На коже остались разводы от туши, но девушка продолжала только тупо смотреть на них, размазывая по ладони самым кончиком ногтя. Потом она вздрогнула и, на ходу раздеваясь, пошла в ванную.

Время было около семи вечера. Кайли выпила таблетку от головы, потому что плакала много, долго и навзрыд, голова пульсировала тупой болью где-то в районе висков и лба. Залазив под теплое одело, которое уже успело немного похолодеть из-за раскрытого настежь окна, девушка с трудом попыталась успокоить себя и держать в руках, но у неё ничего не выходило: слишком долго она держала всё в себе. Кайли лишь оставалось сидеть в стенах своей комнаты и наслаждаться заслуженной тишиной, которую ей предоставили.

Уснула она тем сном, обычно приходящим в ее ситуации — поверхностный, неглубокий, который мог нарушить любой скрип. Во сне она чувствовала тяжесть собственного тела и видела сон, окрашенный в неприятный оранжевый цвет. Там — во сне — она рисовала на большой поляне, а Деймон сидел рядом и что-то ей говорил. Через сон Кайли подумала о том, что это было одно из того летнего времени, которое она и вампир провели в России.

Она забылась этим сном, а когда открыла глаза, часы на тумбочке показывали полдесятого вечера. Позади нее кто-то копошился, и художница приподнялась на локтях, вглядываясь в темноту.

— Деймон? — сонно позвала Кайли. Вампир бесшумно лег на покрывало и погладил подругу по волосам.

— Спи, Кайли, — мягко проурчал он. — Спи, все хорошо.

Большинство мужчин весьма слабо представляют себе, насколько важно для женщине чувствовать, что тебя любят, что ты не одна. Женщина счастлива тогда, когда знает: ее просьба о помощи не окажется гласом вопиющего в пустыне. Когда она расстроилась, устала, отчаялась, не знает, что делать, словом, когда ей плохо, больше всего ей нужно именно это: знать, что она не одна, что рядом близкий и готовый прийти на помощь.

Полумесяц скрыли облака. Сквозь плотно закрытые шторы просачивался лишь один луч луны, оставляя неровную полоску на полу. Девушка спала на правой части кровати, однако левая была смята, храня запах мужских духов и немного крови. После ласковых поглаживаний по волосам девушка спала мирно, без сновидений. Ее разум упивался дарованной блаженной темнотой.