буду всем рада)
образ Кайли на бал - https://vk.com/photo-113669153_457240847
========== В чем в чем, а в искусстве ==========
В чем в чем, а в искусстве — в любом его проявление — Кайли не было равных. Она без всяких проблем могла назвать название картины, художника, историю и год написания, если бы от нее это потребовали. Точно так же было с ювелирными украшениями — ее мама в детстве самой Кайли скупала много исторических журналов на подобную тему, поэтому не удивительно, что художница стала тем, кем сейчас была. Но это…
Громоздкие картины, дорогие вазы, резные тяжелые шкатулки — и это только половина от того, что видит Аддерли. Интересно, что будет, если открыть одну шкатулка — она увидит Сердце океана? Или брошь королевы Румынии, в виде сердечка с короной, которую сделал искусник Карл Фаберже. А под этим черным полотном не прячется ли так называемое «ожерелье королевы» Мария-Антуанетта, очень дорогое, состоящее из россыпи бриллиантов.
Кайли боится даже вздохнуть, настолько не смеет разрушать атмосферу величия, роскоши, богатства и истории, что витает здесь. Как художник, она имела очень тонкий вкус — стараясь, при этом, не мешать это с повседневностью — и подобные вещи вызывали только одно желание: опуститься на колени и молиться на людей, что создали их.
Аддерли все-таки сдвигается с места, даже злясь на платье, которое тихо шуршали, а каблуки стучали, потому что эти раритеты грозились рассыпаться от одного только через чур громкого звука. Она рассматривала каждый предмет в комнате, и какое-то время очень долго вглядывалась в китайскую вазу из фарфора с изображением парочки фазанов, устроившихся на усыпанной цветами ветке. Высота вазы составляла — на глаз — всего шестнадцать или семнадцать сантиметров, явно не больше двадцати, и Кайли гадала: та ли эта ваза, из комплект из четырех ваз, которые выполнили специально для одного из императоров династии Цин, правившего в XVIII веке.
Девушка, честно, старалась думать логически. Четыре вазы: одна является частью коллекции Тяньцзинского музея, другая пополнила коллекцию европейского собирателя древностей, а третью, если Аддерли не ошибалась, купил за 14,8 миллионов долларов Вильям Чак, коллекционер из Гонконга. И судьба одной из ваз из набора была неизвестна. Неужели Кайли сейчас смотрит на нее?
И шатенка с ужасом осознала: да, черт возьми. Это одна из китайских «сестренок».
— Твою мать, — пробормотала Кайли, выпрямляясь, и упираясь взглядом в картину на стене. Две картины, одна из которых принадлежала кисти знаменитого испанского художника Пабло Пикассо — это художница определила сразу. «Голова женщины». Это произведение, написанное в 1934 году, было подарено одной греческой галерее в 1940 году французским художественным союзом, и оно являлось единственным полотном Пикассо в коллекции афинского музея.
Вторая картина — полотно 1905 года нидерландского художника Питера Корнелиса Мондриана, который одновременно с Василием Кандинским и Казимиром Малевичем положил начало абстрактной живописи. Это было одно из двух произведений Мондриана в коллекции галереи.
У Аддерли в памяти всплыла новостная статья на развороте одного из журналов, которые она выписывал, будучи в колледже: «Из крупнейшего музея Греции исчезли картины Пикассо и Мондриана»
Оба похищенных полотна имеют большую ценность, и неужели, черт возьми…
Кайли осмотрелась еще раз, и теперь заметила, что в комнате не было окон, только две двери — одна из коридора, и другая — ведущая на улицу. Причем дверь на улице была электрической, и открывалась таким образом, что солнечный свет ни за чтобы не затронул картины, а падал на тот небольшой уголок комнаты, где ничего не было.
Кто-то очень заботился о сохранности вещей, этих прекрасных предметов искусства. А учитывая, в чьем доме Аддерли находилась, мысль была только одна — это были далеко не подделки.
— Твою. Мать, — снова медленно говорит Кайли, неосознанно запуская руку в волосы. Впрочем, почувствовав жесткость из-за небольшого количества лака для волос, она сразу опускает руку, чтобы не портит прическу. — Столько раритетов… И все это без охраны?
— Мало кто решится красть у нас, — раздался насмешливый голос позади нее, и в этот раз Аддерли буквально чуть не подскочила. Сердце билось чертовски быстро, а нервы, которые вот-вот грозились лопнуть от неожиданной находки, чуть не разлетелись в прах.
Элайджа взирал на нее с молчаливой улыбкой. Было видно, что он не удивлен тем, какое впечатление произвели вещи в этой комнате на художницу.
— Прости, я не хотела…
— Ничего страшного, — поспешил прервать ее нестройное словоизлияние Элайджа, поднимая руку. Он прикрыл дверь и подошел ближе, рассматривая картины. — Никогда не любил абстрактную живопись, но само осознание, что у тебя в доме есть такое приятно согревает душу. Да и Клаус что-то в этом находит, все эти картины, — Элайджа обвел широким жестом стены. — Собрал брат. Мне больше по душе вазы и другой антиквариат.
— Это потрясающе, — только и смогла выдавить Кайли. Она во все глаза рассматривала картины, и в ее взгляде мелькало неприкрытое восхищение, слепое поклонение.
— Кстати, я тебя потерял, — усмехнулся мужчина. — Прихожу, а ты исчезла, нашел благодаря аромату духов.
— Да, я не хотела стоять на месте, хотелось осмотреться, — признала шатенка, рассматривая двух напольных парных великанов, достигающих в высоту почти полтора метра: фарфоровые вазы 1842 года, сделанные специально для императора Николая Первого. Монарх преподнес их дочери Ольге. Мастера Императорского фарфорового завода очень постарались —дуэт украшают копии с шедевров Яна ван Лоо (подлинники картин хранятся в Эрмитаже).
— Или дело было в чем-то еще, — мягко заметил Майклсон. Он взял Кайли за локоть — его излюбленный жест, как успела заметить художника — и заставил посмотреть на себя. — Кайли, я сказал, что мне нравится твоя честность и то, что я могу быть открытым с тобой в ответ, — он глубоко вздохнул, и было видно, что ему не нравится то, что он хочет сказать. — Ты знаешь, что моя мама пригласила Елену сюда, и меня это немного тревожит. Клаус убил нашу мать, и ее желание вернуть семью к единству, не выглядит убедительно. Она захотела говорить с Еленой наедине, и я попросил Гилберт передать мне их разговор. Вот и все.
Кайли выглядела шокирована. Умом она понимала, что Элайджа ничего ей не должен, по сути, он ей никто; но вот сердце женщины упрямо поворачивалось к рассудку спиной, и млело от того, что ее пытаются успокоить.
— Все хорошо, Элайджа, — Кайли в очередной раз проглотила то, что подсказывало ей сердце, и заговорила холодным голосом разумом, слабо улыбаясь. — Ты не обязан передо мной отчитываться, надеюсь, тебе пойдет на пользу то, что скажет Елена. Тебе и твоей семье.
Она ласково огладила скулу первородного и предложила вернуться в зал, надеясь, что этот вечер просто не принесёт еще несколько подавляющих моментов. Что же, она ошибается, и этих моментов ровно три, и к концу вечера Кайли выжата, как лимон.
Этим вечером Кайли впервые встречается с Еленой Гилберт лицом к лицу. Они с Элайджей обсуждают серию ювелирных изделий фирмы Карла Фаберже, и Элайджа даже обещает показать своей спутнице всех представителей этой коллекции, когда раздается робкий кашель. Аддерли смотрит на, что скрывать, красивую, даже сексуальную шатенку, выглядящей немного младше самой художницы.
Что же, при желание можно понять, почему все мужчины так крутятся вокруг Гилберт. И Кайли, разумом художника, это понимает, а вот чисто женской стороной своей личности она хочет отвесить Елене хотя бы небольшую пощечину за то, что та изводит Деймона. В мировоззрение Кайли, Деймон заслуживал счастья ничуть не меньше, а может даже больше, чем сама Елена.
— Елена, — говорит в приветствие Элайджа. Гилберт выглядит немного испуганной и взволнованной, и Кайли невольно задает вопросом: сама она выглядит так же, когда говорит с вампирами. У обеих девушек, правда, по разным причинам, происходит легкая заминка, которую Элайджа спешит скрасить. Он обнимает Кайли за талию. — Позволь представить тебе мою спутницу — Кайли Аддерли. При ней ты можешь говорить абсолютно свободно. Я ей доверяю.
